Читать интересную книгу Поражающий фактор. Трилогия (СИ) - Михаил Гвор

Впрочем, даже если бы Ахмет всё это знал, он не мог бы поступить мудрее, чем поступил: машина выехала из ущелья, на считанные минуты опередив мощнейший сель, несший в себе наравне с грязью и камнями обломки домов старых кишлаков, покореженную технику и тела тех, кто еще десять минут назад именовался джигитами баши Ахмадова.

То, чего так боялся баши, все таки случилось.

«Ин ша Аллах! На все воля Аллаха!»

21 августа 2024 года

Таджикистан. Гиссарский хребет. Анзобский туннель

— Привал.

Бегущий поток резко останавливается, сбиваясь в кучу. Несколько человек сливаются с камнями, залегая на окрестных склонах. Здесь неоткуда взяться врагам, но береженого и майор бережет! Остальные возятся с собаками, осматривая лапы, теплом рук и дыхания вытаивая сосульки. Трое старших собрались над запаянной в полиэтилен картой, разложенной на сброшенном с плеч рюкзаке.

— Здесь разбегаемся, — палец скользит по хитросплетениям ущелий и перевалов. — Ильнор, вы по хребту. В Зиморг.

— Принято!

— Сережа, налево в долину. К северному входу.

— Угу, — короткий кивок.

— Остальные со мной к Южному. Начинаем через час.

Последний раз сверяются часы. Отрывистые команды. Молчаливые хлопки по плечам.

Отряд приходит в движение, тремя живыми ручьями растекаясь с места крайнего привала.

*

Ночь. Дождь. Ветер… Чего ходим зря?.. Часовые на постах зябко кутаются в накидки. Хочется спать, только мокрая одежда не дает провалиться в сладкую дрему. Хочется в тепло… Паршивая смена… паршивое начальство… Какой урод полезет в такой ливень?! Только полный идиот, который замерзнет задолго до того, как подберется к нужной цели. Уже в двух метрах ничего не видно. Умные люди сидят сейчас под крышей. И вообще, наши орудия на восточных склонах могут обстреливать дорогу перед туннелем в любую погоду. Всё пристреляно. Чего ходим?.. Б-р-р-р… Ночь. Дождь. Ветер.

*

Бег закончен. Вот она, добыча большой охоты. Большей частью спит в логовах из странного камня. Эти никуда не убегут. Начинать надо с тех, кто ходит или, нахохлившись, сидит под дождем, прикрывшись кусками ткани. Запахи двуногой дичи, железа и той странной невкусной воды, которую пьют стальные звери. Осторожно переступают мягкие лапы… Всё ближе и ближе… Без угрожающих рыков, без клацанья челюстей, без единого шороха. Такую опасную дичь охотят без шума. Предвкушение схватки начинает поколачивать мелкой дрожью…

*

Скукотища смертная. Чего сидим-то? Озверевшее начальство каждые два часа выходит на связь. Терзает бедный эфир командирским рыком. Не останавливаясь, льет дождь. Увесистые капли размеренно барабанят по крыше, навевая сон. Сонная погода, сонное место, сонное время… Какой смысл в бдении? Даже если урусы решатся! Пока будут разбираться с заслоном на входе, бросая пехоту на минные поля, на склоны, пристрелянные до последнего камня… Пока будут растаскивать побитую технику, пока войдут в туннель… За это время можно выспаться, привести себя в порядок, позавтракать, дойти до дежурки… И только потом, зевнув напоследок, дернуть за рычаг большого рубильника. И уничтожить многолетнюю работу тысяч людей, превратив все пять километров путепровода в огромную братскую могилу. По всей длине туннеля в течение нескольких мгновений потолок станет полом… Чего сидим-то?.. Скукотища…

*

— Трое у ворот. Семеро по периметру. По двое на вышках.

— Леша — периметр. Азиз — ворота. Арбалетчики — вышки. Мика — к дежурке. Пошли.

Луны не видно за плотным пологом туч. Еще и погода решила стать на нужную сторону. Под шумом воды теряются и так почти неслышные звуки, вражьи глаза не могут проникнуть сквозь падающую серую стену. Тройка бесшумно проскакивает мимо часовых, краем уха захватывая обрывок разговора…

— А еще говорят, видели там черных собак размером с коня. Как в той легенде, помнишь, я рассказывал?

— Помню, помню, кара-шайтаны. Любишь ты сказки, Барзу. Хотел бы я посмотреть на этих собачек!

Улыбка кривит губы. Ты даже не подозреваешь, глупыш, как иногда быстро исполняются желания… Только будешь ли рад? Тройка скользит дальше, ее цель — неприметный домик в глубине кишлака. Ключевое место обороны туннеля.

*

Ворчат мокнущие под дождем часовые, пытаясь развернуться спиной к порывам ветра… Ворчат дежурные в кишлаке Зиморг, позевывая и считая время до окончания смены… Скучно… Плохо… Мокро и холодно… Слипаются глаза… Собачья вахта… Час волка… Сплошные псы кругом… Быстрей бы конец проклятой смены… И спать… В кровати… На брошенных на пол сухого и теплого ДОТа бушлатах… Спать… Быстрее бы… Те, кому досталось это время, не бывают довольны жизнью… Они ворчат…

*

Сигнал! Прыжок сбивает жертву с ног, клыки рвут мягкую шею. Вокруг валится двуногая дичь. С прокушенными глотками, со сломанными шеями… Глазами по сторонам. Направо! Гайд против двоих. Помочь! Прыжок, сбить с ног грудью, ударить клыками по напряженному горлу… Врага больше нет. Следующий… Прыжок…

Вперед, к логовам спящей добычи… Один затаился за камнем… Прыжок на спину… Вперед! Друзья уже открывают тяжелые, пахнущие железом двери… Внутрь… Рвать зубами. Рвать их! Рвать!!! Сонных, не сопротивляющихся… Тяжелый запах крови… Запах смерти… Славная охота… Хорррошая…

*

Щелкают арбалеты. Не лёгкие пастушьи, а боевые. Штатное оружие патрульных, с семидесяти шагов пробивающее доску-пятидесятку. Валятся с вышек часовые. Все. Разом. Те, кто стрелял, не умеют промахиваться. В принципе. Щелчок тетивы из стального тросика. Поста на воротах больше нет. На патрульных наваливаются тяжелые собачьи тела.

Три ножа убирают наружную охрану дежурки, и Мика врывается внутрь, где несчастный джигит не успевает протянуть руку к рубильнику.

Люди и псы растекаются по немногочисленным домам Зиморга, уничтожая сонных врагов, даже не понимающих, что происходит…

*

Рассвет… Повсюду трупы… На дорожках между домами… В самих домах… на полу… на нарах… На брустверах… Внутри дотов… Возле беспомощных орудий… В пулеметных точках… На ступеньках крыльца… За столом дежурного…

Победители занимают позиции для возможной обороны. Переговариваются по рациям на странном, непонятном непосвященным языке.

Путь через Анзобский туннель открыт…

*

А дождь продолжает лить. Потоки воды текут по земле, унося грязь и мусор, слизывая кровь, омывая мертвых… Небо плачет о людях… Или не о людях… Небу безразлично, о ком плакать…

Дождь… Ливень… Наверху снег… Ветер… Пургень…

На Гиссарском хребте он точно такой же, как в Фанах… Неожиданно приходит и так же неожиданно уходит, оставляя за собой вымытую дождем или засыпанную снегом землю. И трупы тех, кто оказался не готов…

Беспощадный Фанский пургень…

Таджикистан, Фанские горы, Мутные озера

Андрей Урусов

В себя прихожу рывком. Несколько секунд полное непонимание. Где я? Что со мной? Имя помню, и то хлеб. Трясу головой… Так, мозги начинают прочищаться. Уходил от боевиков Ахмадова… Через горы… Вылез на перевал… Спускался на заднице… Потом по камням… Погода испортилась… Сооружал полог… Упал… Умер? Не похоже… Я лежу на чем-то твердо-мягком. В смысле: на твердом лежит мягкое, а потом уже я. И сверху такое же мягкое и теплое… И вокруг… Что за херня?

Резко сажусь и открываю глаза. И офигеваю. Ко всем загадкам добавляется качественный контрольный в голову. Я в спальнике. Чужом. Пытаясь выпутаться из кокона, оглядываюсь внимательнее.

Итак, подводим предварительные итоги. На голой земле лежит… пенка! Пенополиэтиленовый коврик-каремат. Гораздо больше моего личного! На нем спальник. Совсем даже не детский. И не военного образца. Раз в пять легче и минимум вдвое теплее. Профессиональный, что уж тут. У Мухтарыча такой был. Большие тыщи стоит. В спальнике я. В голом виде. Слава Аллаху, хоть в трусах. А вокруг… Осторожно кручу головой, пытаясь рассмотреть обстановку. Дом? Возможно. Только если это — дом, то я — испанский летчик. Самые нищие из местных урюков живут лучше. В таких зинданах самое то рабов держать. Земляной пол, стены сложены из голых камней без раствора, крыша из веток арчи. Такой себе плетень на потолке. Но сплетено и сложено качественно, ни малейшей щелочки. Вместо двери кусок брезента. Вряд ли ради меня красивого городили бы отдельное помещение. Скорее всего, простая пастушья хижина.

Под руку попадается хлястик застежки спальника. Вжикаю молнией, намереваясь встать.

— Не вздумай! — раздается тонкий детский голосок.

Голосок-то, детский, но как-то не хочется спорить, уж больно много в нем железа. Да и второй голос не внушает оптимизма: