Я думал, что счастливчик Наоргаль просто начнет черпать дерьмо кувшином. Оказалось, что все на так страшно: во дворе тут же появились слуги с приборами, похожими на длинные узкие ложки – если вам когда-нибудь понадобится перекладывать дерьмо в кувшин с узким горлышком, я настоятельно советую обзавестись чем-нибудь в таком роде! Во всяком случае, у Наоргаля работа спорилась. Не прошло и минуты, как кувшин был наполнен. Он захохотал от избытка чувств, залпом осушил кувшин и тут же принялся накладывать новую порцию.
– Что, уже успело превратиться? – недоверчиво спросил я Эбенгальфа.
– Ну да, – кивнул тот, – а ты как думал? Мгновение – и все! Это же древняя магия!
– Ну, если древняя магия, тогда понятно, – вздохнул я.
– Хотите попробовать? – гостеприимно предложил Эбенгальф. – Вино действительно отличное получается… Вообще-то, Нидольгаля от кувшина не оторвешь, пока он полтелеги не высосет, да и потом придется потрудиться, чтобы забрать у него кувшин, но ради таких гостей могу и похлопотать!
– Не будем лишать его удовольствия, – вежливо сказал я. Про себя я решил, что может быть и решусь попробовать продукт чудесных превращений – в том случае, если речь будет идти о моей жизни, не раньше!
– Я бы попробовал, – заинтересованно сказал Хэхэльф. – Но спешить действительно не стоит: пусть господин Наоргаль сначала напьется. А мы пока можем закончить завтрак…
– Пошли, – кивнул Эбенгальф. – Но предупреждаю: пока он действительно напьется, мы успеем не только позавтракать, но и состариться!
В полдень мне все-таки как-то удалось убедить гостеприимного хозяина, что единственное, в чем я сейчас нуждаюсь – это хоть в плохонькой кровати. Что касается Хэхэльфа, он заснул прямо за столом. Этот поступок вызвал серьезное одобрение Эбенгальфа. Он заявил, что мой друг поступил совершенно правильно: зачем, дескать, тратить время на путешествие в спальню и обратно, если можно подремать прямо за столом, а проснувшись – сразу продолжить пир, не теряя ни секунды на перемещения в пространстве? Я как-то выкрутился, сославшись на свою демоническую природу, которая требует время от времени оставаться в уединении – старая песня, она выручала меня еще в первые дни, проведенные в замке Таонкрахта, выручила и сейчас: Эбенгальф все-таки подозвал одного из слуг и велел ему проводить меня в спальню.
Некоторое время я не мог заснуть: события последнего, совершенно бесконечного, дня разрывали меня на части. Мой волшебный ветер и телега дерьма, которому предстояло превратиться в вино, веселенькая вечеринка в замке Таонкрахта и внезапно вернувшаяся ко мне надежда на скорое возвращение домой, мудрость Хэхэльфа и его дурацкая затея с новой пряностью, моя неожиданная, необъяснимая, сметающая все на своем пути сила и внезапно сменившая ее смертельная усталость, кошмарная двухголовая красотка и песочные часы, которые явственно маячили перед моим внутренним взором с того момента, как я узнал, что до конца года осталось всего двадцать дней – все слиплось в тяжелый темный ком, который ворочался в моей бедной голове и не давал мне удрать в спасительные объятия сновидений…
– Навести меня, ветер Хугайда, убаюкай меня, пожалуйста, – прошептал я. Мой голос звучал слишком жалобно, как у больного ребенка, о котором забыли загулявшие родители, но древний ветер оказался великодушным существом: он все-таки пришел ко мне и принес покой и прохладу, а больше ничего мне и не требовалось.
Мне приснилось, что я сижу в своей собственной гостиной, в том самом кресле, которое мне пришлось так внезапно покинуть по воле бесноватого чародея Таонкрахта. За окном был город, который не слишком давно стал моим родным городом[21], и я снова любил его со страстью, неуместной, когда речь идет всего лишь о большом скоплении человеческих жилищ, но во сне мое сердце сжималось от тоски по разноцветным солнцам, зеленым водам и – самое главное! – волшебным ветрам Хоманы. Я открыл окно, вдохнул ночной воздух и тихо сказал вслух, немного нараспев, как читают стихи: Первый ветер дует из стороны Клесс, и он напорист, словно выпущен из грудей пышного улла; он дует шесть дней. Другой ветер – это Овєтганна и как бы Хугайда, и далеко его родина, незыблемая и неведомая. Он дует две луны, затихая лишь на время. Третий ветер приходит редко, из тех мест, где его вызывают к жизни бушующие Хэба среди дюн, скал и озер…
Я проснулся от звуков собственного голоса: кажется, я действительно говорил вслух. В маленькой спальне было почти темно. Я сразу понял, что нахожусь не дома, а в одной из комнат замка Ахамстольфа Эбенгальфа. Это открытие не вызвало у меня ни горечи, ни досады: только что мне снился сон о тоске по этому миру, и я отлично понимал, что так оно и будет – если я все-таки действительно вернусь домой.
– Какая, к черту, разница, где находиться? – задумчиво сказал я сам себе, усаживаясь на узкий подоконник, чтобы насладиться свежим вечерним воздухом. – Лишь бы находиться хоть где-то! А все остальное приложится – не наяву, так во сне…
– Ну наконец-то ты начал понимать хоть что-то! – Одобрительно сказал хорошо знакомый мне голос. Я присмотрелся и чуть в окно не вывалился: во дворе замка местного Эстєра Ахамстольфа Эбенгальфа стоял мой старый приятель Вурундшундба со сросшимися бровями. Только теперь он приветливо улыбался – прежде я никогда не видел на его лице такого выражения.
– Ты стал мудрым, Макс, – весело сказал он. – Во всяком случае, мудрее, чем был прежде. Но имей в виду: этот кусочек мудрости ты получил взаймы от древнего ветра. Теперь ты его вечный должник… Иди сюда, есть разговор! Да не в окно: все-таки второй этаж, ноги сломаешь!
Я действительно чуть было не выпрыгнул прямо в окно, совершенно оглушенный – не то его визитом, не то неправдоподобно доброжелательным тоном, не то собственным полузабытым именем, которое непринужденно сорвалось с его уст.
– Выйди во двор, как нормальные люди ходят: через парадную дверь, – проворчал он. – А то, чего доброго, повредишь как-нибудь свое неуклюжее тело, возись с тобой потом…
Я пулей вылетел в коридор, в несколько прыжков спустился по лестнице и оказался в зале, где продолжалась пирушка. Впрочем пирушка – это громко сказано: Эбенгальф и Хэхэльф заливисто храпели в обнимку, положив головы на стол. Я ехидно подумал, что перед тем, как заснуть, они наверняка пели хулительные застольные песни про Таонкрахта – насколько я понял, любовь Эстєра к Великому Рандану была безграничной! Не спал только толстяк Наоргаль. Как и следовало ожидать, он продолжал пить вино, причем из кувшина, который стоял на столе, чуть ли не в метре от его алчной глотки. Насколько я понял, это был еще один шедевр местной магии: струя вина поднималась из кувшина, словно он был фонтаном, и втекала прямо в рот кудесника. Но мне было не до него: я спешил во двор. Если уж Мараха Вурундшундба пожаловал ко мне с разговором, дело стоило того, чтобы поторопиться!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});