расспрашивать, стараясь не вызывать недоверия, — возможно, тогда он разговорится. А пока Пыльная Мгла отвечал уклончиво и отрывисто.
— Я могу сказать только то, что слышал от других, — с раздражением произнес Пыльная Мгла в ответ на настойчивые расспросы Пяти Защит. — Когда прискакал человек с криками, что за ним по пятам гонятся кочевники, я сразу убежал, ведь у меня не было пожиток, которые надо собирать. Говорят, пожар сжег все деревянные постройки и повредил дома из самана. Остался голый камень, да и тот весь в копоти.
— А каменная несторианская церковь? Она-то хоть уцелела? — с дрожью в голосе спросила Умара, беспокойство которой за судьбу отца вспыхнуло с новой силой.
— На несторианское подворье напали прежде всего, — ответил Пыльная Мгла. — Все на Шелковом пути говорят, что набег случился по вине епископа, замешанного в каком-то скандале.
Умара с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. Что же случилось с ее любимым папой? Успел ли он бежать? А доверенный дьякон, занимавшийся тайным изготовлением шелка? Удалось ли ему спастись от разбойников? А что сталось с несчастной Голеа, ее воспитательницей? Смогла ли она укрыться от разъяренных тюркских воинов?
Пять Зашит, стараясь утешить, нежно взял девушку за руку.
— Да, это ужасно! Жаль оазис, он был очень красив! А буддистские монастыри на скалах вокруг… Как они? — продолжил он расспрашивать китайца.
— Разбойники разрушили и их.
— А молитвенные залы в пещерах?
— Говорят, что разгромлены, внутри все сожжено, как и дома в городе. Не осталось ни картин на стенах, ни утвари, ни статуй! Все, что разбойники не захотели взять с собой, они либо сожгли, либо изничтожили.
— Но как же обширные и многочисленные гроты и пещеры, тайные книгохранилища… — Пять Защит не мог поверить своим ушам.
— Когда я сказал, что они разграбили весь Дуньхуан, то я имел в виду именно «весь»! — резко ответил Пыльная Мгла. — Знаете, отойдя немного, я вдруг понял, что слишком голоден, и испугался, что у меня не хватит сил дойти до какого-нибудь другого большого оазиса. Я решил переждать на одной из стоянок у колодца и вернуться в Дуньхуан немного погодя. Но когда я услышал то, что рассказывали караванщики, побывавшие там… Лучше я не стану это повторять. Скажу только, что я сразу решил идти вперед и как можно скорее.
Умара понимала, что Пыльная Мгла так повзрослел и помрачнел, держится столь отстраненно из-за пережитого. Она сделала знак возлюбленному, чтобы он оставил их наедине, а сама придвинулась к китайцу поближе. Тот по-прежнему прятал глаза, уставившись на костер, над которым в котелке булькала похлебка.
— Пыльная Мгла, наверное, ты сердишься на меня. Я покинула дом, не попрощавшись с тобой, и ты, должно быть, думаешь, что я тебя бросила, забыла про тебя. Прости! Но, когда я расскажу обо всех обстоятельствах, ты поймешь, почему не было ни малейшей возможности предупредить тебя. И я очень-очень сожалею, что так вышло.
— Я бродил по Дуньхуану вокруг вашего сада в надежде найти тебя! Каждый вечер я отчаивался все больше. Потом разговорился с одним несторианским монахом, и он сказал, что даже твой отец не знает, куда ты делась… Ты оставила меня ради другого, вот что! — в его голосе звучали обида и гнев.
— Я не могла поступить иначе, Пыльная Мгла! Пять Защит нуждался во мне, а он должен был бежать, спасая свою жизнь!
— Мне наплевать на обстоятельства. Все дело в твоем выборе! Ты предпочла меня другому!
Пораженная Умара вдруг поняла, что он не просто обижен пренебрежением, он влюблен в нее!
— Что с тобой, Умара? У тебя растерянный вид, — шепотом спросил Пять Защит, когда мальчик улегся в стороне, завернувшись в одеяло из шерсти яка.
— Пыльная Мгла решил, что я его бросила, и теперь не может простить предательства, — ответила Умара задумчиво.
— Скажи-ка, а он часом не влюблен в тебя?
— Может быть. Но клянусь, до сих пор мне это и в голову не приходило! Ведь он еще совсем ребенок!
На следующий день трое путников добрались до деревни, угнездившейся среди скал, и застали какой-то праздник или церемонию: на центральной площадке собрались молодые мужчины в пестрых одеждах и белых тюрбанах; на щиколотках у них были привязаны крошечные бубенчики, а в руках они держали боевые топоры. По краю площадки выстроился ровный ряд барабанщиков, слаженно отбивавших смуглыми ладонями причудливый ритм.
Заметив пожилого степенного человека, наблюдавшего за происходящим, сидя на каменной скамье, Пять Защит решил, что это старейшина, и подошел к нему с приветствием. Тот откликнулся на тибетском языке, а потом разъяснил, пришепетывая беззубым ртом:
— Это ритуальный танец бан. В нем показана война между девами и асурами за плоды священного дерева, растущего на вершине горы Сумеру.
— Белое и синее было сотворено на небесах, затем появились великие горы льда и великий внешний океан; посреди моря были созданы девять кожаных мешков, из них явились девять армий, затем появился бог Суровый Отец, сотворивший молнии, а также Мать-Защитница, которую еще зовут Повелительницей Моря, — нараспев заговорил человек с кудрявой бородой, в желтом тюрбане. Внезапно по мановению его руки барабанная дробь прекратилась, а нарядные юноши замерли, как один.
— Где находится гора Сумеру? — шепотом спросил Пять Защит, обращаясь к беззубому старцу. Юноша хотел услышать, что тот скажет. Последователи Большой Колесницы считали гору Сумеру не просто серединой мира, но также и духовным воплощением Бинду — центра, вокруг которого мудрецы выстраивали строгие линии мандалы.
— Она возносится к небесам там, над Крышей мира! На нее можно взобраться по веревочной лестнице, — старик указал куда-то вверх.
— Я никогда не слышала о боге Суровом Отце! — подала голос Умара.
— Бог горы Сумеру выглядит как груда камней, — промолвил старец, недовольный невежеством девушки. — С четырех сторон его окружают белый лев Востока, синий дракон Юга, тигр Запада и дикий як Севера.
— Страна Снегов населена удивительными животными! — с восторгом произнесла Умара, когда возлюбленный перевел ей слова старика.
Местная религия Тибета — бонпо — казалась странной другим народам, особенно при первом столкновении с мифами о таинственных божествах и духах гор. Согласно легенде, сотворение мира произошло при расчленении тела одного демона с головой барана или же духа в обличье жабы, а также — одновременно — раздроблении на мелкие части и распылении по сторонам света тигрицы, пьющей молоко и пожирающей людей. В горных краях принято было поклоняться божествам в облике «небесного столпа» и «опоры земель». Священных существ изображали в ужасающем, свирепом виде: с телом человека и звериной головой с оскаленной, окровавленной пастью, увешанными ожерельями из черепов. Здесь существовали представления