Читать интересную книгу Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке - Коллектив авторов

В начале 80-х годов XVIII в. политическая инициатива переходит к племени каджаров, кочевья которого в прикаспийской части Ирана практически не пострадали во время борьбы с афганцами, отражения агрессии Османской империи и междоусобных войн. Материальной базой для их успешного противостояния зендам стал сохранившийся торговый обмен с Россией, хотя интенсивность торговых потоков заметно ослабла. Но все же по сравнению с положением дел в Персидском заливе, где англичане были вынуждены свернуть торговые операции, все выглядело вполне благополучно. Военным успехам каджаров способствовало также и выдвижение такого энергичного руководителя, каким стал Ага-Мохаммед-хан, внук Фатх-Али-хана, приютившего в свое время шаха Тахмаспа II и погибшего в результате заговора Надира. Честолюбивый и целеустремленный вождь, потративший на образование годы вынужденного прозябания в Ширазе, где он жил заложником у зендов, Ага-Мохаммед-хан быстро включился в борьбу и наверстал упущенное.

Объединив вокруг себя вождей кочевых племен Северного Ирана, каджар в 1794 г. не только сумел овладеть Ширазом и Керманом, последним оплотом зендов, но и утвердил свою власть в Хорасане. С трудом удерживая позиции под военным давлением афганцев, потомки Надира не вмешивались в ход политических процессов в центре и на западе Ирана, а главные их соперники, зенды, не располагали необходимыми ресурсами для организации похода в далекий Хорасан. Решение этой задачи означало не только объединение основного массива земель под властью каджаров, но и превращало Ага-Мохаммед-хана во владельца сокровищницы Надира, которая пополнялась во время военных походов.

Судьба сокровищницы Надир-илаха

Надир-шах практически не прикасался к награбленным во время походов сокровищам, которые стали рассеиваться сразу после его смерти. Эпигоны — племянники, внук и правнуки мирозавоевателя начали широко расходовать накопленные им богатства, что-то попало в руки афганских шахов Дуррани. Афганцы предположительно вывезли из Ирана и прославленный алмаз Кохинур («Гора света»). В настоящее время остатки сокровищ Надира хранятся в Центральном (Государственном) банке Ирана, но наиболее знаменитые раритеты осели в землях франков: Кохинур, подаренный королеве Виктории представителями Ост-Индской компании, украшает английскую корону, Дарьяйе нур («Море света») стал камнем дома Романовых. Известный больше как бриллиант Орлов, он был приобретен в Амстердаме Г.Г. Орловым, преподнесшим камень Екатерине II в день ее тезоименитства в 1773 г.; алмаз «Шах», на котором выгравированы имена трех его бывших владельцев — Великих Моголов Низам-шаха и Джахан-шаха и Фатх Али-шаха Каджара, попал в Россию как искупительный дар после разгрома в Тегеране русской миссии во главе с А.С. Грибоедовым. Оба камня хранятся в Алмазном фонде Кремля. Бесследно исчез принадлежавший Великим Моголам павлиний трон. Названный так по фигурам павлинов, украшавшим его балдахин, этот шедевр ювелирного искусства — почти две тонны золота, драгоценных камней и эмали — был изготовлен в XVII в. по приказанию Джахан-шаха. После взятия Дели вместе с другими богатствами трон (собственно тахт — диван) вывезли в Иран. В конце правления Надира или вскоре после его смерти он попал в руки курдов и разошелся по частям. Завладевшие сокровищницей Каджары пытались восстановить реликвию, но тщетно — даже лучшие образцы, изготовленные в Иране, соперничать с оригиналом не могли.

ПРОБЛЕМА ЛЕГИТИМАЦИИ ВЛАСТИ

В течение XVIII в. в Иране сменилось несколько династий — Сефевиды, афганские шахи, Надир и его потомки, зендские ханы, включившиеся в борьбу за трон в 50-х годах, и, наконец, каджары. В таких условиях особую актуальность приобрела проблема легитимации власти, тем более что она была сопряжена с необходимостью религиозного выбора. В этом наполненном войнами столетии главная роль принадлежала племенам, многие из которых продолжали исповедовать суннизм.

Этот вопрос чрезвычайно волновал в свое время и Сефевидов. Основатель династии Исмаил стал первым шиитским шахом, а это означало, что законность его правления нуждалась в убедительном теологическом обосновании с позиций шиизма. Результаты кропотливой работы шиитских богословов соотносили представления шиитов и традиции сасанидского времени, особенно в таких значимых частях, как составление родословия и принципов эталонного поведения правителя. Генеалогия «Тени Аллаха на земле» покоилась на двух основах: Исмаил, который был духовным вождем суфийского ордена Сафавийе, через седьмого шиитского имама Мусу Казима вел свое происхождение от Али и одновременно являлся потомком Сасанидов: по шиитским легендам, Хусейн, сын Али, был женат на дочери последнего сасанидского шаха — Иездигерда III. Древнеиранская идея сияющего фарра, хварно как символа огня и небесной благодати, знака избрания предназначенному на царство не противоречила шиитским принципам божественного света, почивающего на потомках Мухаммеда из дома Алидов. Каждый из новых искателей иранского трона в XVIII в. пытался найти свой путь решения этой непростой задачи, опираясь на концепцию Сефевидов, пытаясь обойти ее или вовсе отрицая.

Предводитель афганцев суннит Махмуд-хан в 1721 г. предварил свой набег на владения иранского шаха фетвой мекканских улемов, благословивших войну с еретиком-шиитом. Выйдя победителем из этой борьбы, он настаивал на личной передаче власти Султан Хусейном. Экс-шах униженно ждал аудиенции у своего бывшего подданного, вручил ему символ власти — джиге (эгрет в виде стилизованного пера серой цапли — символа счастья и удачи, который крепился на чалме крупным бриллиантом) и не был допущен к трапезе нового повелителя.

В январе 1736 г. в Муганской степи, где располагался один из военных лагерей Надира, кипела работа — наскоро раскидывались шатры, из камыша сооружались палатки. Здесь, в северо-западном углу Мугани, было решено созвать съезд — курултай, которому предстояло избрать нового шаха. Почетное место среди приглашенных занимали представители заинтересованных сторон — посланник османов Генч-Али-паша и русский резидент И.П. Калушкин.

Притязания Надира опирались не на шиитскую законность, а на кочевую, в данном случае тюрко-монгольскую традицию съездов, которые имели право передать власть новому более достойному предводителю. Возможно, мирозавоевателя, несколько лет назад провозгласившего себя регентом при малолетнем Сефевиде Аббасе III, вдохновлял пример сельджукидских атабеков (атабек — дядька, воспитатель, регент; у Сефевидов был схожий институт — лале). Воспитание, «опека» молодого правителя часто завершалась переворотом, в результате которого к власти приходили пестуны, основывающие собственные династии.

Исход выборов был предрешен, и после процедуры ритуального упрашивания Надир согласился принять на себя бремя власти. Но не все шло так гладко, и даже непререкаемый авторитет Надира не мог остановить слухи о том, что он будто бы отказался от шахского титула, предпочтя ему иное величанье — валинемат (благодетель, покровитель), а звание шаха, как передавал армянский католикос Авраам Кретаци, «вовсе отменил». Такой ход был не лишен смысла, так как превращал Сефевидов из правителей в подданных могущественного благодетеля. Впрочем, эта предосторожность оказалась излишней, и на монетах, отчеканенных от его имени через десять дней, Надир назван шахом.

Там же, на Мугани, Надир обнародовал и свою религиозную программу. Суть ее состояла в отказе от поношения трех первых халифов Омара, Османа и Абу-Бакра, признание законности их власти и утверждение нового джафаритского толка ислама, последователи которого, наряду с другими суннитскими школами, должны получить отдельное место для молитвы в ограде Каабы. Правитель сделал еще один шаг, который должен был окончательно подорвать не только власть Сефевидов (они ее уже не имели несколько лет, являясь в сущности пленниками Надира), но и их репутацию духовных вождей шиитов. Реформа, по мысли Надира, сулила и улучшение отношений с Османской империей и суннитскими государствами Средней Азии, культурные контакты с которыми прервались с начала XVI в.

Высшие шиитские авторитеты, заметно усилившие свои позиции при Султан Хусейне, не приняли эту программу, но только мулла-баши (главный мулла) осмелился противоречить Надиру, публично осудив отказ от шиизма. Индивидуальный бунт был по приказу нового шаха пресечен удавкой, и улемам оставалось лишь уповать на то, что османы никогда не согласятся на введение такого новшества — учение джафаритов было известно в суннитской среде как еретическое. Так и получилось. Неоднократные обращения шаха к турецкому султану всякий раз заканчивались отказом. Надир прекрасно понимал, что одобрение шиитскими богословами унии имело вынужденный характер. Вскоре после курултая началась ревизия вакфов (имущества, переданного на религиозные и благотворительные цели), в результате которой большая его часть была передана в казну для покрытия расходов на содержание войска. При этом шах демонстративно благоволил армянам — во время посещения Эчмиадзина он внимательно расспрашивал католикоса о «святых ликах», сидя, наблюдал за вечерней службой и напоследок одарил монастырь милостыней.