Читать интересную книгу Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна

— Не лезь к ней!

— Пошла! — звонкий шлепок.

— Вадим, я… про… прошу тебя! — умоляет она не своим голосом.

Крупная дрожь прошибает тело, когда в следующую секунду раздается душераздирающий вопль моей родительницы, а после до меня доносятся непечатные слова Вадима.

Я, прижимая к себе младшенькую, затыкаю уши посильнее, но все равно слышу то, что происходит там, в квартире.

Мама, мама… Что же ты сделала с нами!

По лицу градом катятся слезы, сдержать которые уже просто не могу. Трясущимися руками увеличиваю громкость на телефоне и замираю, сбрасывая вызов.

Вызов от Него. Словно лезвием по сердцу. Будто чувствует… И от этого только хуже.

Ульянка рыдает, заливая горячими слезами экран. Вышибая весь воздух из моих легких.

Хор нескладных голосов. Чей-то преисполненный ужаса, пробирающий до костей крик.

Копошение и топот шагов.

Хлопанье входной металлической двери.

Когда все вокруг вдруг затихает, идеальная мертвая тишина кажется давящей и до чертиков пугающей. Ни единого шороха. Ни звука. Только песенка Маши, которая поет Медведю. И отчего-то становится жутко.

Пульс учащается. Предчувствие беды ознобом ползет вдоль позвоночника. Едва я встаю, чтобы, наконец, выйти из нашего убежища, как в квартире снова становится шумно. Чьи-то торопливые шаги, шепот и голоса. Настойчивый стук в дверь — и тревога с новой силой царапает изнутри острыми когтями.

Ульянка хватает меня за руку и тянет к окну.

— Слишком высоко, малыш, давай сюда, — приподнимаю одеяло.

Сестра, не смея ослушаться, лезет под кровать. Не хочет отпускать мою руку, но времени итак в обрез. Шкаф опасно покачивается, и сейчас до нас точно доберутся.

Целую маленькие, холодные пальчики и даю ей обещание: «Все будет хорошо».

Достаю из шкафа бейсбольную биту.

Зажимаю в руке так, как Он меня учил. Это ведь Его подарок…

Делаю глубокий вдох.

Считая удары сердца, замираю, спрятавшись за углом слева, и когда дверь оказывается сорвана с петель, замахиваюсь, сжимая до хруста челюсти. Бью, но это не Вадим.

— Твою мать!

Я чуть не убила постороннего человека.

А дальше как во сне…

Люди в форме. Их обеспокоенные лица и бесконечные вопросы, но в ушах стоит один лишь гул.

Коридор.

Плачущая Ульяна, до боли стиснувшая мою руку.

И мама… которая лежит там, на полу маленькой кухни хрущевки…

В ту секунду, когда я видела эту квартиру в последний раз, я не чувствовала внутри себя ничего. Только лишь пустоту, окутавшую зыбким дурманом.

Но совершенно точно я думала о Нем…

О парне, в чьих руках мне никогда не было страшно.

О человеке, готовом меня защищать.

О счастье, которое было таким коротким…

На губах вместе со слезами чувствуется привкус острой горечи.

Как бы я хотела еще хотя бы раз обнять Тебя, Рома…

*********

Из местного отделения полиции я звоню Марине Максимовне. Они с мужем приезжают в участок только через полтора часа, потому что добраться из Подмосковья быстрее было нереально.

На протяжении всего этого времени сотрудники полиции задают мне вопросы, уточняя детали того, что произошло этим поздним вечером. Я на автомате выдаю ответы, прижимая притихшую сестру к себе, а в голове набатом стучит лишь одна мысль: мамы больше нет…

Со слов очевидца, между Вадимом и Катей завязалась драка. Он толкнул ее, и она неудачно ударилась головой о стол, за которым сидели и пили ее собутыльники.

Вот как бывает. Мгновение — и человека нет. По глупости, по нелепой случайности.

Сергей Владимирович отвозит меня к дому Ромы, и я, убедившись, что Ульяна спит, прошу его помочь мне. Помочь уехать из Москвы с новыми документами. Сразу после похорон.

Подобная просьба удивляет мужчину и, когда я уже собираюсь покинуть автомобиль, он задает мне только один вопрос:

— Ален, ты любишь Романа?

— Люблю, — отвечаю я, не сомневаясь в своих словах ни секунды. — Потому и хочу уехать. Ради него.

— Ален…

— Помогите с документами, прошу вас, я уеду с Ульяной и начну новую жизнь, а Рома… он поймет, пусть и не сразу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты знаешь его. Не поймет и не простит, — барабаня пальцами по рулю, спорит мужчина.

— Я слышала ваш разговор. Мне надо уехать, — повторяю снова. — Мы слишком молоды и слишком разные. У нас все равно ничего не выйдет. Я не хочу, чтобы Рома совершил ошибку из-за меня и моих проблем.

Сердце обливается кровью, но иного выхода я не вижу. Особенно теперь.

— Я все сделаю.

— И пообещайте, что никогда не расскажете Роме про этот разговор.

Сергей молча кивает, и я ухожу.

Солгу, если скажу, что во мне не теплилась надежда на то, что этот взрослый, солидный мужчина предложит решить все как-то иначе. Но этого, увы не произошло…

*********

Москва, Казанский вокзал. Девять утра. Дождь. Крупные капли разбиваются об асфальт и стекаются в один сплошной поток.

Люди. Зонты. Чемоданы. Все куда-то спешат, торопятся. Вот и мы идем к нужному вагону, переступая через огромные лужи.

Уже собираюсь протянуть проводнику билеты и документы, как замечаю, что сестры нет рядом. Вон она стоит под проливным дождем в нескольких метрах от меня.

— Ульяна, иди сюда, — кричу я ей, но девчонка упрямо крутит головой.

— Да что ж такое! — бросаю чемодан, собранный Сашкой, и возвращаюсь за ней. — Идем, не время капризничать.

— Ляль, а Рома? — смотрит на меня растерянно.

— Рома остается здесь, Ульян, — отвечаю тихо, и один бог знает, как тяжело мне даются эти слова.

— Ни мамы, ни Ромы, — она начинает плакать. Резко. Навзрыд.

— Эй, — сперва пытаюсь говорить с ней спокойно, но после… видимо, просто нервы не выдерживают. — Ульяна, послушай, если ты не хочешь потерять еще и меня, то сейчас же успокоишься и сядешь в этот поезд!

Она перестает рыдать. Всхлипывает едва слышно и вытирает слезы маленькими кулачками.

— Мне ведь не дадут пока опеку над тобой! Хочешь в детский дом? — продолжаю кричать на нее. — Хочешь туда?

— Не… не хочу…

— Тогда, пожалуйста, дай мне руку и пошли, пока вон те дяди полицейские не забрали тебя у меня.

Уж не знаю, что конкретно сработало, но Ульяна, демонстративно шлепая по лужам, устремляется к проводнице.

— Игрушку любимую дома забыли, — пожимая плечами, сообщаю я женщине, наблюдавшей всю эту картину.

— Не расстраивайся, котенок, — гладит Ульяну по голове и возвращает мне документы. Вообще ничего не заподозрив. — Счастливого пути.

Проходим в вагон. Насупившаяся Ульяна тут же отползает к окну и отворачивается. Я так понимаю бойкот…

— Ульян, — присаживаюсь рядом и тяжело вздыхаю. — Так надо, малыш. Роме нужно учиться, а нам с тобой начать новую жизнь.

Она по-прежнему молчит, и только подрагивающие плечики выдают ее реакцию на сказанные мною слова.

— Бабушка Маша тоже к нам потом приедет. Слышишь?

— Здрасьте, соседи! Жанна Пална, — громко представляется пожилая женщина, занимая место напротив. — Ой, а что это за рева-корова тут у нас?

Ульяна вскакивает со своего места и заявляет, что хочет на верхнюю полку. Я встаю, расстилаю матрас, и она тут же взбирается наверх.

— Капризуля какая! — комментирует ее поведение эта дама. — Плохим девочкам конфеты не полагаются.

— Не нужны мне ваши конфеты! — гундосит Ульяна, — от них зубы портятся, да будет вам известно.

— Ну дела!

Нарисованные брови Жанны Павловны взлетают вверх. Да, нечасто можно услышать фразу «да будет вам известно» от ребенка. Сашка научила…

Поезд трогается, и я с печалью смотрю на здание вокзала. Больно, как же невероятно больно. От того, что больше не увижу его. Не обниму… Не поцелую.

Тоже ложусь и, крепко зажмурившись, тихонько плачу.

Ромка. Мой Ромка, как же мне будет тебя не хватать!

В голове одна за одной мелькают картинки. Его глаза, обаятельная улыбка и поцелуи. Свидание в башне Москва-Сити, каток, парк Горького, ВДНХ, Москвариум. Наши поездки на мотоцикле, новый год в его квартире.