восвояси. Его резюме по поводу выдвинутых против них обвинений было кратким:
Данный проступок молодых людей нельзя считать подстрекательством к мятежу. Мы чтим память Гандиджи, но он не был верховным правителем. Не был он и главой какой-либо церкви, так что обвинение в оскорблении религиозных чувств также не имеет под собой оснований. Что касается нанесения материального ущерба, то стоимость разбитой витрины и изуродованного портрета не превышает восьми анн, а de minimis non curat lex[116]. Обвиняемые предупреждены и отпущены на свободу.
Сандипу уже давно хотелось употребить где-нибудь это латинское выражение, и тут ему представилась идеальная возможность. Вред, причиненный молодыми людьми, был незначительным – по крайней мере, в материальном отношении. Однако ему пришлось поплатиться за это маленькое лингвистическое увлечение. Главный министр был отнюдь не в восторге и велел предыдущему главному секретарю поставить минус в личном деле Сандипа. «Представители правительства рассмотрели принятое господином Лахири решение относительно происшедших недавно беспорядков в Рудхии. Правительство с сожалением отмечает, что он предпочел проявить свои либеральные наклонности в ущерб своему долгу поддерживать закон и порядок».
– Но что бы вы сделали на моем месте, сэр? – спросил Сандип. – Нет такого положения в уголовном кодексе, на основании которого я мог бы отрубить им головы, даже если бы мне этого хотелось.
– Я не могу вдаваться во все подробности, – ответил секретарь, не желавший критиковать действия своего предшественника. – Возможно, в вашем деле действительно сыграли роль недавние трения с Джхой, а не прошлогодний инцидент. Я понимаю, вы считаете, что я должен был вступиться за вас. Я и вступился, проследив за тем, чтобы вас не просто выгнали на улицу, а перевели с повышением сюда. Это все, что я мог сделать. Я знаю, когда можно поспорить с главным министром, а когда это не имеет смысла. Он, надо отдать ему должное, прекрасный руководитель и ценит способных сотрудников. Когда-нибудь, достигнув положения вроде моего – а это при ваших способностях вполне вероятно, – вы измените свое мнение о нем. Как насчет того, чтобы опрокинуть по стопке?
Сандип согласился на виски. Главный секретарь ударился в воспоминания – обстоятельные и несколько утомительные для слушателя:
– Проблемы начались еще в тридцать седьмом году, когда провинциальным политикам дали власть. Шарма был избран премьер-министром охраняемой провинции, как это тогда называлось, – наш штат принадлежал к этой категории. Очень скоро мне стало ясно, что служащие получают повышение и назначаются на те или иные должности не в соответствии с их достоинствами, а совсем из других соображений. Раньше существовала четкая иерархия: вице-король – губернаторы – комиссары – окружные магистраты, и все шло своим чередом. А когда избиратели добрались до всех ступеней власти, за исключением самых высоких, тут и началось. Продвижение «своих» людей, политическая поддержка кандидатов, агитация, махинации, подкуп народных избранников и все такое прочее. Исполнять свои обязанности тем не менее надо было, но видеть все это было противно. В крикете некоторые игроки могут набрать шесть очков, даже если мяч коснулся земли в пределах площадки. А других выбивают из игры и в том случае, если мяч оказывается за ее границами. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Тандон, кстати, пытался вывести Неру из игры в соответствии с правилами, которые он сам придумал для внутреннего употребления в Конгрессе, – он отлично играл в крикет, когда учился в Аллахабадском университете, – вы знали об этом? И потом он, кажется, возглавлял команду Учебного центра Мьюира. Теперь он отрастил бороду и разгуливает повсюду босиком, словно риши из «Махабхараты», но когда-то он увлекался крикетом, и это многое объясняет. Еще по одной?
– Спасибо, мне не надо.
– И не забывайте, что он был спикером Законодательного собрания в Уттар-Прадеш. Все строго по правилам, никаких отклонений. Я всегда говорил, что без нас, государственных чиновников, не было бы никакой дисциплины. Рим горит, а политики занимаются всякими пустяками и действуют не слишком слаженно. Жизнь продолжается благодаря нашим усилиям. Мы создаем надежный каркас, и так далее. Но для этого приходится шевелиться. Мне немного осталось до пенсии, и я не жалею о том, что делал. Надеюсь, вам понравится новая работа, Лахири. Осваивайте горное дело. Держите меня в курсе ваших занятий.
– Благодарю вас, сэр, – сказал Лахири, поднимаясь. Вид у него был безрадостный. Его посвятили в секреты государственной службы. Неужели он станет вот таким же? Этот взгляд в открывавшееся перед ним будущее приводил его в смятение и даже отвращал.
14.8
– Утром приходил Шармаджи, хотел с тобой поговорить, – сообщила мужу госпожа Махеш Капур, когда он вернулся в Прем-Нивас.
– Сам приходил?
– Да.
– И что он сказал?
– Ну что он мог сказать мне?
Махеш раздраженно щелкнул языком.
– Ладно, я схожу к нему.
То, что главный министр сам явился к нему домой, не могло быть просто вежливым жестом, а означало нечто большее, и Махеш Капур догадывался, что́ именно Шарма хотел обсудить. Уже по всей стране говорили о кризисе в партии Конгресс, и выход Неру из всех партийных органов служил его подтверждением.
Договорившись с Шармой по телефону, Махеш Капур направился к нему. Хотя он покинул ряды Конгресса, он продолжал носить фирменную белую шапочку, ставшую неотделимой частью его облика. Главный министр сидел в белом плетеном кресле в саду. При появлении Махеша Капура он встал, приветствуя гостя. Вопреки ожиданиям Махеша, вид у него был вовсе не усталый. День стоял жаркий, и Шарма обмахивался газетой, заголовки которой вещали о попытках урезонить Неру. Он предложил бывшему коллеге стул и чашку чая.
– Ни к чему ходить вокруг да около, Капур-сахиб, – сказал главный министр. – Я хочу, чтобы вы помогли мне убедить Неру вернуться в Конгресс.
– Но он же не выходил из него, – отозвался Махеш Капур с улыбкой, понимая, что Шарма думает на два шага вперед.
– Ну да, я имею в виду активное участие в работе Конгресса.
– Я разделяю ваше беспокойство о будущем Конгресса, Шармаджи, – сказал Махеш Капур. – Но что я могу сделать? Я больше не член партии, как и многие мои друзья и коллеги.
– ИНК – ваш настоящий дом, – произнес Шарма чуть печально; голова его начала слегка трястись. – Вы отдавали ему всего себя, посвятили ему лучшие годы жизни. И даже сейчас вы занимаете то же место в Законодательном собрании, что и прежде. Пусть даже появилась альтернатива – НРКП или какая-нибудь другая партия, – я приветствую ее и по-прежнему считаю ее членов моими коллегами. Но у вас там много идеалистов, а трезвомыслящие политики остались в основном со мной.