— Я имел в виду не только общую камеру, но всю тюрьму, — поправил Янус. — Но скоро тебе воздастся сторицей за все твои мучения. Я обещаю.
Маледикт кивнул. Слова Януса окатывали его, словно пение певчих птиц: успокаивающие, но бессмысленные. Маледикт позволил раздеть себя, как ребенка, и покорно стоял в ванне, пока Янус губкой стирал с его тела грязь «Камней». Запустив пальцы в светлые кудри, он поцеловал Януса в губы и позволил рассудку позабыть обо всем. Янус уложил Маледикта в постель и принялся целовать, ласкать, утешать. Маледикт крепко обнял возлюбленного. Некоторое время спустя Янус ушел, а Маледикт остался сидеть у окна и смотреть в небо.
Джилли то и дело украдкой пробирался в его сознание: серьезные глаза, озабоченное, немного хмурое выражение, в последнее время не сходившее с его лица. Образ Джилли затмевал лишь Янус, и оттого в душе Маледикта поднималась волна боли. Он не мог удержать в сознании обоих одновременно; стоило ему попробовать — и все заволакивала кровавая пелена.
На другом конце комнаты бормотал и нашептывал что-то меч, пока Маледикт не убаюкал его в своих руках.
— Я сделаю, как обещал тебе. В обмен на меч. Я еще пролью его кровь.
Грачи, слетевшиеся на крышу гостиницы, постепенно угомонились.
40
Джилли проснулся от ощущения морской качки и едкого запаха соли и просмоленных веревок. Открыв глаза, он увидел только зыбкие тени и не менее зыбкие отсветы воды на стенах. Всё дрожало и дробилось от пульсирующей в голове боли.
Жив? Почему? Джилли удивился. Ведь в его лице читалось желание убить, а в руках было достаточно силы, чтобы осуществить желаемое.
Джилли попробовал подняться, но руки и ноги одеревенели и отказывались держать его. Он повалился лицом вниз, окунувшись в темную воду. Панический страх вывел Джилли из оцепенения. Он с трудом поднялся (ноги совсем онемели), глубоко вдохнул и оценил ситуацию. Запястья и лодыжки ему перетягивала пеньковая веревка. Он был в трюме. От ужаса у Джилли замерло сердце. Он теперь матрос! Его продали на корабль!
Неужели Янусу было недостаточно просто убить его? Неужели он желал для Джилли страданий? Джилли сидел в темноте; было сыро и промозгло, его тошнило от качки и от странного маслянистого запаха, что расползался от груды металла, однако Джилли поразился ясности собственного мышления. Янус продал его на корабль за одну-две луны, не больше, чтобы раздутый от денег карман не испортил безупречный покрой камзола. Более того: теперь Янус мог спокойно сказать Маледикту — если тот спросит, — что не убивал Джилли. В конце концов, он отправился в море, подумал Джилли и содрогнулся. Янус проявил не только жестокость, но и остроумие: странные металлические предметы явно предназначались для Приисков — для сооружения какого-нибудь очередного двигателя Вестфолла.
Джилли принялся ослаблять зубами узлы веревки — его едва не вырвало от вкуса смолы и сырой пеньки. Корабль не успел пока уйти в плавание — об этом свидетельствовали шлепки волн о сваи причала и корпуса других кораблей. А у Джилли чуть ли не на каждом пирсе друзья — моряки, грузчики, портовые рабочие — которые наверняка ему помогут. Только бы развязать узлы…
Тени в трюме сливались воедино и вздымались в такт невидимому прибою. В отдалении Джилли услышал перекличку команды, подхваченную криками чаек. Тени словно задрожали, вторя этим звукам; головная боль накатила снова, затуманила глаза.
Джилли, сложив руки вместе, усердно вгрызался в узел, пока тот не ослаб. Время на возню с мокрыми петлями на запястьях Джилли тратить не стал — петли саднили и жгли, но могли и подождать. Он нагнулся и занялся пенькой на лодыжках; из тени бесшумно выпорхнул грач.
Птица опустилась на балку, выступающую из груды железяк, и бесшумно сомкнула острые когти. Глаза у грача были матово-черные, пустые, как у куклы; им не хватало сияния жизни. Джилли сглотнул. Птица разинула клюв и распушила крылья — и стала увеличиваться в размерах. Теперь это была уже ворона, рожденная тенями.
— Мэл… — прошептал Джилли. Птица вспорхнула, подлетела к дальней стене трюма и уселась на узкую лесенку, что вела на палубу и на свободу. Птица нетерпеливо захлопала крыльями и заскрежетала клювом о деревяшку.
Джилли опять склонился к веревкам на лодыжках, хотя от этого его головокружение и тошнота лишь усилились. Ему хотелось только одного — лечь. Но он потащился на другой конец трюма, к многообещающей груде металла: наверняка здесь найдется орудие более подходящее, чем зубы и онемевшие пальцы.
Просмоленные веревки поддавались — прядь за прядью, с умопомрачительной медлительностью; наконец они расползлись. Когда же Джилли поднял взгляд, чтобы разделить радость победы с вороной, оказалось, что он опять один. Стремительное движение заставило его поднять глаза.
— Мэл, — снова выдохнул Джилли. Тень птицы, застигнутая в момент превращения, захлопала громоздкими крыльями, складывая их, и начала вытягиваться и истончаться. Знакомая человеческая фигура метнулась вверх по последним перекладинам лестницы, но, прежде чем выпрыгнуть на палубу, на миг задержалась и оглянулась.
Джилли доплелся до лестницы и одолел первую ступеньку; пот лил ручьями по избитому телу, заставлял его дрожать, словно под покровом инея. Перед глазами стояла пелена, в ушах звенело, Джилли не различал, где запах машинного масла, а где — свежего ветра, веющего из открытого люка. Джилли казалось, что он видит дурной сон и никак не может очнуться.
— Мэл, — прошептал он. Что он делал? Лез в окно к Ласту за безымянным мальчишкой, царапая пальцы колючим вьюном, а снег залеплял ему ресницы, заставляя смаргивать холодные слезы? Или еще раньше — шел по подземелью, которого никогда не видел, вслед за мальчиком — спотыкающимся, едва выпущенным из-под крыла Ани; обнаженный меч засиял у мальчика в руках, когда он выбрался на улицы Развалин.
— Мэл, — повторил Джилли, подтягивая себя на следующую ступеньку в погоне за хрупким призраком. Время замерло, потом закрутилось, тени и свет замелькали перед его взором — и вот он уже стоял у королевского дворца и смотрел на высокую башню и на стройный силуэт в отдалении. Джилли протянул руки, чтобы помочь — и наткнулся на пустоту. Соленый запах моря пробудил его от видения. — Мэл…
То было не видение, а судьба, которой он желал избежать. На носу корабля толпились матросы, пили перед отправлением в плавание, травили байки, починяли рыболовные сети, которые будут кормить их долгие недели и месяцы. К причалу тянулись сходни — чтобы с легкостью добираться до пивных и борделей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});