– Где они находятся сейчас, эти сотрудники?
– Вы хотите их допросить?
– Я задал вопрос.
– На нашем объекте… это в трех километрах отсюда.
– Туда же, на этот объект, перевезены коллеги из миссии «Аквалон», – уточнил Романдовский. – Соответствующее пожелание было высказано нашими коллегами; мы пошли им навстречу.
– Надеюсь, их там не забьют насмерть, не зарежут… как этих дух несчастных, – пробурчал Коллинз. – Что это за «охраняемый объект», на котором происходят такие ужасные убийства?!
– Вы в любой момент, джентльмены, можете забрать ваших людей… если только получите разрешение представителя Третейского судьи, – сухо произнес Щербаков на английском. – Объект «Ромео-Один» отвечает всем международным требованиям. Нам и самим хотелось бы знать, кто и каким образом осуществил эту акцию.
Американец намеревался что-то сказать, или возразить, но в этот момент вновь заговорил иезуит:
– Я полагаю, мистер Коллинз, вы знакомы с существующими порядками…
– О чем идет речь, сеньор Кваттрочи? Уточните.
– Обычно представители миссий в ходе расследования обстоятельств какого-либо события – не меняются, – иезуит сказал это, глядя куда-то в сторону. – Так что я ожидал увидеть здесь другого человека… А именно, пастора Хаггинса.
– Обстоятельства изменились, синьор Кваттрочи, – двигая челюстями, сказал Коллинз. – Пастор Хаггинс… он человек мирный. А тут – убийство… Как бы то ни было, но руководство поручило именно мне вылететь в Москву. И взять на себя ту миссию, которую поначалу выполнял пастор Хаггинс.
– Благодарю за уточнение, – тем же спокойным тоном сказал иезуит. – Если вам, господа, есть что сказать по существу произошедшего здесь инцидента – говорите прямо сейчас.
– Миссия «Аквалон» считает ответственными за гибель двух наших людей организацию, на территории которой находится данный объект, – медленно цедя слова, сказал Коллинз. – В связи со случившимся мы настаиваем на суровых санкциях в отношении наших местных коллег. Мы также считаем, что до выяснения всех обстоятельств этой трагедии и выявления всех виновных, должен быть введен мораторий на работу всех… подчеркиваю – всех служб и подразделений Московской редакции.
Иезуит внимательно выслушал его, неспешно перебирая пальцами правой руки четки своего rosarium. Помолчав несколько секунд, веско произнес:
– Мистер Коллинз, хочу напомнить, что перед вами находится представитель Третейского судьи. И именно я, Игнаций Кваттрочи, наделен властью и полномочиями решать, кто ответственен за случившееся и какие меры следует принять для недопущения впредь подобных этому случаев… Впрочем, благодарю вас, мистер Коллинз, за высказанное мнение.
Кваттрочи, руководствуясь правилом Audiatur et altera pars,[69] вопросительно посмотрел на русских.
– Мы, конечно же, не согласны с мнением, озвученным мистером Коллинзом, – заявил Романдовский. – С нашей стороны, синьор Кваттрочи, есть лишь одно пожелание: установите истину, но не занимайте ничью сторону, будьте беспристрастны.
– В этом и заключается моя миссия, – сказал иезуит. – Если вам больше нечего мне сообщить, господа, то я, с вашего позволения, займусь делом.
Кваттрочи поднял глаза к бледно-голубому безоблачному небу.
– Ad majorem Dei gloriam! Приступим к сему…
Пока брат Игнаций переговаривался с представителями конфликтующих сторон, его помощники не теряли времени даром.
Редактор Сарто, которому ассистировали оба приехавших с ними на объект ватиканских спецслужбистов, – они единственные из охранников, кто сейчас находится во внутреннем периметре – извлек из багажника лимузина сумки с аппаратурой и прочее необходимое оборудование. Один из ватиканских жандармов быстро собрал из отдельных конструкций стол; его установили в пространстве между вторым и третьим внутренним периметром, неподалеку от входа в серое здание, в котором размещается аппаратная. Возле стола поставили складной деревянный табурет. Пока Сарто выкладывал на стол приборы из привезенного из аэропорта саквояжа, двое крепких молчаливых охранников взялись собрать и установить еще одну конструкцию. Один из них, присев на корточки возле бетонированной подложки размерами примерно метр на метр, – эта «заплата» окрашена в цвет плитки и почти незаметна – вооружившись гайковертом, отвернул чуть утопленные в нишах болты. Второй мигом собрал из четырех окрашенных в черный цвет металлических планок с защелками основу для метронома в форме квадрата. При помощи того же гайковерта прикрепили нижнюю раму болтами к гнездам в бетонированном основании. А затем уже к этой базисной раме прикрепили остальные детали конструкции: две боковые – под углом – рейки, ограничители-демпферы и центральное перо с балансиром и грузом.
Доменико Сарто открыл крышку футляра хронометра, на деревянной поверхности которого, как и на циферблате, изображен крест латинского типа – схематическое изображение стрелки, указывающей в определённое или трансцендентное направление; мнемонический якорь, который при необходимости легко удерживать в сознании.
Получив заранее от самого Кваттрочи инструкции, ватиканский редактор оперативно выставил на всех шкалах нужные показания.
Ну вот, теперь все готово для предстоящего сеанса.
Двое, Романдовский и Коллинз, выйдя через открытую рамку-калитку за пределы ограды третьего периметра, уселись обратно каждый в свою машину. Щербаков и Паркер – остались. Иезуит был не слишком доволен тем, что во время сеанса поблизости будут находиться по одному представителю от конфликтующей стороны. Но воспрепятствовать их нахождению здесь он не имел права.
– Господа, должен вас предупредить… – сказал он глуховатым голосом. – Дальнейшее может быть опасным для вашего здоровья. В данном случае, я, как представитель Третейского судьи, не могу гарантировать вам полной безопасности.
И Щербаков, и Паркер молча восприняли эту его реплику.
– И второе, – продолжил иезуит. – Прошу не вмешиваться в работу следственной группы. Напомню, что ваш статус, статус наблюдателей, исключает всякое вмешательство в ход расследования.
Так и не удостоившись ответа от кого либо из этих двоих, иезуит оставил их, направившись к Сарто.
– Доменико, выставляй оперативное время!
– Я готов, брат Игнацио.
– Месяц май… шестое число… два часа пятнадцать минут ровно!..
Как только Сарто зафиксировал крепления шкал и головки механизма хронометра, – кроме секундной – Игнацио, подойдя вплотную к столу, вытянул левую руку с четками и свисающим вниз распятием над циферблатом прибора времени. Крестик качнулся в одну сторону, затем в другую; эти колебания распятия, укрепленного на четках, становились все более выраженными, а их частота увеличивалась. Когда секундная стрелка хронометра завершала свой полный оборот, эти колебания составляли уже ровную меру – они происходили за одну эталонную секунду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});