также в целях развития и укрепления сотрудничества между Бодливией и Ломалией, Высокие договаривающиеся Стороны подписали трехлетний секретный пакт о непримиримой вражде.
2) Договор входит в силу безотлагательно, и с ближайшего понедельника стороны начинают обвинять друг друга в коварных замыслах и территориальных притязаниях, нарушении прав человека, наращивании темпов вооружения, злобной клевете, облыжном охаивании, напрасном запугивании и угнетении нацменьшинств (причем Бодливия угнетает проживающих на ее территории граждан ломалийского происхождения, а Ломалия — бодливийцев).
3) Охаивать друг друга следует в печати, по радио, по телевидению, с трибуны ООН, а также на дипломатических приемах и в любом удобном случае.
4) Через три месяца после вступления в силу настоящего пакта Стороны обязуются устроить провокации на границе (место, характер и ход провокаций будут оговорены своевременно).
5) Вслед за провокациями стороны устраивают стихийные демонстрации протеста (Бодливия перед посольством Ломалии, а Ломалия — перед посольством Бодливии). Демонстрации же должны вылиться в народные негодования, что скажется в разгроме посольских зданий (материальный ущерб будет в дальнейшем возмещен Сторонами на взаимовыгодных условиях).
6) Все недоразумения между странами должны решаться путем ожесточенных нападок друг на друга и пропагандистской шумихи.
7) Каждая сторона своими действиями должна способствовать росту возмущения, агрессивности и страха противной стороны, что, несомненно, будет способствовать интересам миролюбивых народов обеих стран».
Пакт, конечно, был хорошо продуман и ловко составлен. Но имелась в нем одна маленькая неувязочка насчет «пограничных инцидентов». Не граничили друг с другом Ломалия и Бодливия, вот в чем дело! Находилась между двумя Высокими Сторонами та самая Полугалия. И. следовательно, негде было устраивать Высоким Сторонам пограничные инциденты, а без инцидентов не получалось народного возмущения и разгрома посольств. В общем, все шло прахом!
Македонский попытался уговорить Полугалию, чтобы та пропустила тыщонку-другую его пожарников к границам Ломалии. Они, мол, попугают, попугают Ломалию и сейчас же вернутся домой. Но Президент Полугалии Мбвабва Нурмбвабва был подозрителен и недоверчив. Он понимал, что пустить пожарников легче, чем выставить. «Моя твоя не пускала!» — сказал Президент Македонскому по телефону». «Почему?!» — обиделся Генеральный брандмайор. «Потому!!!» — ответил Мбвабва и повесил трубку.
Однако не мог же Великий Маэстро начинать искать нового врага! Да и где бы он нашел такого задушевного врага, как Кастракки! Обо всем договорились, все уладили, а тут на тебе — какой-то несговорчивый Мбвабва. и все летит к черту!
Конечно, Бодливия могла просто-напросто завоевать Полугалию и таким образом вплотную подойти к своему закадычному врагу Кастракки. И, секретно договорившись с адмиралиссимусом, министр культуры двинул своих оснащенных самой передовой техникой капельдинеров на Полугалию.
Бесстрашные капельдинеры уселись в быстроходные танки, и спустя три дня только то обстоятельство, что танки были действительно очень быстроходными, позволило капельдинерам оторваться от армии противника и кое-как удрать… Да, да, всепобеждающие грозные дивизии капельдинеров драпали от полугалян. А секрет был в том, что темные полуголяне не знали, что капельдинеры непобедимы и их нужно бояться. Вот они и не боялись, и капельдинеры, выносливые и тренированные, неслись по дорогам своей Бодливии. Потому что одно дело покорять своих дисциплинированных граждан, которые даже спят с поднятыми руками, а другое дело воевать с хулиганами-чужестранцами. За танковыми дивизиями капельдинеров мчались, завывая сиренами, красные машины пожарников, а за теми в пешем строю отступали рабочие сцены.
Кой-какое сопротивление оказал наступающим полугалянам большой симфонический оркестр, поддержанный сводным духовым оркестром и ансамблем песни и пляски пожарных.
Но вскоре под натиском противника дрогнули смычковые, не выдержали медные, растерялись ударные, и вот уже на поле боя остались только контрабасы и арфистки, чьи инструменты были скорее приспособлены для позиционной, чем для маневренной войны.
Видя, что его родного противника теснят, Кастракки решил было открыть второй фронт и напасть на Полугалию с тыла. Уже между Ломалией и Полугалией начались пограничные инциденты. Те самые инциденты, которые ввели в заблуждение всезнающего Глузмана… Но затем адмиралиссимус подумал, подумал и с чистой совестью предал своего лучшего врага: уж больно быстро отступали работники министерства культуры, лучше с такими не связываться. Генеральный брандмайор постыдно бежал из Бодливии на своем личном авиалайнере, и Бодливия, освободившись от культуры, облегченно вздохнула.
Так и закончилась эта благородная вражда. Кастракки вынужден был искать нового врага, но все-таки приютил у себя Македонского. А тот, продав личный авиалайнер, открыл на вырученные деньги первый в Ломалии драматический театр.
Несколько лет спустя театр в порядке культурного обмена приехал в Вечногорск, где выступал с большим успехом. И в газете «Вечерний Вечногорск» появилась рецензия Данилова «Заслуженный успех», в которой среди прочего автор отметил оригинальную трактовку образа Чацкого. Исполнитель этой роли М. Македонский, заканчивая монолог словами: «Карету мне, карету!», словно развивая эту мысль, неожиданно добавлял: «Лошади поданы!»
Вечногорцы улавливали в этих словах какой-то особый намек и встречали их бурными аплодисментами!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В центре города на бывшей Первомайской, которая прежде называлась Старомосковской, а до этого проспектом Сталина, а еще раньше тоже Первомайской, — так вот на этой дважды бывшей Первомайской, а ныне Октябрьской находилось стеклянное кафе. Оно называлось красиво «ЛИРА», и по вечерам над его прозрачными стенами трепетно загоралось это фиолетово-неоновое слово.
Вскоре первая буква почему-то погасла, и кафе стало называться «ИРА». Затем перегорела вторая буква, и предприятие общественного питания получило имя древнеегипетского бога солнца «РА», что тоже было красиво и романтично. В народе же кафе называли просто стекляшкой.
И в этой стекляшке с самого основания работала разбитная беспечальная буфетчица Варя, Варвара Самохина. Завсегдатаи любили ее, потому что нрава она была веселого, вино разбавляла все-таки по-божески, а недоливала по-человечески. В общем, не злоупотребляла и даже отпускала в долг.
Лицо у Варвары было доброе и по-своему красивое. В нем всего было много. Круглые, как чайные блюдца, глаза, щедро вылепленный нос, пухлые губы, сдвоенный подбородок и много щек. Фигура у нее тоже была на любителя. Казалось, что под безразмерным бюстгальтером у Варвары лежат два астраханских арбуза, а под юбкой сзади спрятались две чарджуйские дыни. Такая действительно могла и в горящую избу, войти, и коня на скаку остановить. Да что там конь! Варвара запросто одной рукой вышвыривала из стекляшки недостаточно воспитанных посетителей. И завсегдатаи, зная это, уважали и побаивались буфетчицу.
Варвара была как бы гордостью и достопримечательностью микрорайона. И посетители других стекляшек завидовали и жалели, что у них нет своей такой Вари.
Но была у этой монолитной Варвары одна слабость: обожала она влюбляться. И сколько ее мужчины ни обманывали, сколько подлецы ни предавали — все равно каждый раз она безрассудно и безоглядно