CXXII. Решительное намерение
Бросьте в самый узкий поток воды обломок скалы, который помешал бы его течению, и вы увидите, что, спокойное и правильное доселе, оно сделается бурным и беспорядочным.
Точно так бывает и с любовью. Попытайтесь остановить ее препятствиями, и вы увидите, что из этого выйдет. Прихоть превратится в страсть. Рауль действительно сначала имел к Деборе мимолетную склонность. Если бы девушка сделалась его любовницей, кто знает, сколько времени продолжалась бы эта фантазия? Но с того дня, как Рауль приобрел уверенность, что жидовка не будет принадлежать ему никогда, каприз превратился в сильнейшую любовь. Напрасно Рауль старался бороться с этой любовью; он увидел себя побежденным. Лучезарный образ Деборы овладел его сердцем и мыслью. Мы говорим: его сердцем… Может быть, следовало бы сказать: рассудком, потому что страсть эта скорее заключалась в его голове, чем в сердце. Но он постоянно думал о девушке. Днем она представлялась ему в каждой женской фигуре, попадавшейся ему навстречу; ночью он видел ее в кратких сновидениях прерывистого сна. Он потерял аппетит, начал бледнеть, худеть, словом, заметно изменялся.
Часто проводил он день, стоя неподвижно напротив дома на улице Сент-Онорэ. Он знал, что Дебора не покажется; но чувствовал себя ближе к ней, и это было облегчением его страданий.
Подобное положение не могло долго продолжаться. Пришла пора выходить из него во что бы то ни стало. Когда состояние больного безнадежно, доктора обычно употребляют то, что называют сильнодействующими лекарствами. Рауль решился сделать то же, а от любовных болезней есть только одно лекарство – обладание. Чтобы обладать Деборой, надо было жениться на ней. Рауль задумался о женитьбе. Когда мысль дать жидовке свое имя в первый раз пришла ему в голову, гордость его сначала возмутилась. Надеть на плебейское плечо дочери ростовщика маркизскую мантию старинного рода де ла Транблэ казалось ему почти святотатством. Но дальнейшие размышления успокоили эту аристократическую горячку.
Во-первых, Рауль вспомнил – а он часто забывал об этом – что имя, которым он так гордился, не принадлежало ему. Титул он носил самозванно, что, может статься, и было оправдано прежними обстоятельствами, но оно все-таки не могло выдержать серьезного исследования. Настоящее имя его, браконьера Риго, не могло быть запятнано союзом с родом Натана.
Конечно, Дебора была другой веры; но религиозные предрассудки не могли быть важным препятствием Раулю, потому что он к религии испытывал полное равнодушие. К тому же миллионы Натана придавали обольстительный блеск прекрасному личику Деборы. Благодаря огромному приданому, которое Натан, наверное, даст за дочерью, Рауль мог до конца дней своих вести роскошную и тщеславную жизнь, которую он любил более всего на свете,
Короче, однажды утром Эзехиель Натан получил записку, на печати которой красовалась Золотая Осина. Записка эта была принесена высоким лакеем в ливрее маркиза де ла Транблэ. Вот что заключалось в ней:
«Милостивый государь!
Прошу вас назначить мне свидание. Я должен говорить с вами о некоем чрезвычайно важном предмете. Дело идет об одной надежде, в которую я вложил все счастье моей жизни. Так как прежде чем я вас увижу, я не буду знать, жить я должен или умереть, то прошу вас назначить мне свидание как можно скорее.
Жду вашего ответа с нетерпением и прошу вас не сомневаться в совершеннейшем уважении и преданности вашего покорнейшего слуги
Рауля де ла Транблэ».
Когда принесли записку, Дебора сидела у него в комнате. Натан отвечал устно, что будет ждать кавалера де ла Транблэ целый день.
– Чего хочет от меня этот молодой человек? – спросил он дочь, когда ушел лакей.
– Откуда мне знать? – прошептала Дебора в чрезвычайном волнении.
– Что за странный слог его письма… Не думаю, чтобы он писал мне в таких выражениях затем, чтобы просить у меня денег. Но подождем – увидим!..
Выражая свое удивление, Натан не притворялся. Никогда не пришло бы ему в голову, что дворянин старинного рода может думать о союзе с его презираемой кастой. Дебора со своим инстинктом любви смутно поняла, что на этом свидании, которого просил Рауль, речь пойдет о ней. С трепещущим сердцем, с мучительным и вместе с тем приятным волнением оставила она отца и ушла в свою комнату. Она нашла там Венеру, которая ждала ее.
Люцифер тотчас же приметила волнение Деборы. Ничто не укрылось от нее, ни влажные и блестящие глаза девушки, ни бледность щек, которая время от времени заменялась ярким румянцем.
– Боже мой, милая Дебора, – спросила Венера с живостью, – что с вами?
– Что со мной?.. – сказала жидовка, силясь преодолеть свое волнение. – Ничего… Что может быть со мною?..
– Только что вы были бледны, теперь лицо ваше горит… Вы нездоровы?
– Клянусь вам, я здорова.
– С вами, верно, случилось что-нибудь… Я это вижу… Я в этом уверена. Зачем вы скрываете от меня? Разве я уже вам не друг? Не сестра?
– О! Да, да! По-прежнему мой друг, моя добрая сестра! – вскричала Дебора с нежностью, целуя Венеру. – Я обязана вам жизнью. Как же мне не доверять вам? Я вам скажу, что я чувствую, хотя, сказать по правде, я сама не совсем понимаю.
Переполненному сердцу Деборы требовалось излиться в другое сердце.
– Да, да, милая сестра… – живо сказала Венера, – говорите, я вас слушаю.
Девушки сели рядом на диван. Венера обвила рукой шею Деборы. Та потупила глаза. Подруга обратила на нее пристальный взор, исполненный жадного любопытства. Но в этом взоре не было уже привязанности, а была только жгучая, страшная ревность, тем более опасная, что она была хорошо скрываема.
– Что я чувствую… – медленно продолжала Дебора, ища слова, чтобы растолковать происходившее в ней. – Я чувствую какое-то необъяснимое волнение… Что-то такое, чего я никогда не чувствовала до сих пор… Сердце мое бьется так сильно, что это ощущение почти болезненно, но оно мне нравится… Я тревожусь, я озабочена, а между тем мне хорошо… Мне кажется, что мне предстоит какая-нибудь неожиданная радость.
Дебора остановилась.
– Но все, что вы мне сказали, сестрица, – спросила Венера, – должно иметь причину, не правда ли?
– Конечно… – прошептала девушка.
– И эта причина, – продолжала Венера, удерживая дыхание, чтобы лучше расслышать ответ Деборы. – Эта причина… Какая же?
Яркий румянец покрыл грудь и плечи прелестной жидовки и даже ее ясное девственное чело. Помолчав несколько секунд, она прошептала:
– Он придет.
– Он, – повторила Венера. – Кто?..
– Он… Тот красивый молодой человек… Маркиз де ла Транблэ…