– Как жаль, – сказала девушка с самым равнодушным видом.
– К счастью, – продолжал Натан, – он не слыхал. Но клянусь тебе Богом Авраама, Исаака и Иакова, что я буду очень рад, когда все эти деньги будут заперты в сундук у нас на квартире…
– Сколько нам ехать еще до Парижа?
– Пять дней.
– Мне тоже хочется поскорее вернуться домой; путешествовать верхом очень утомительно.
– Ты сама хотела ехать со мною!
– Это правда. Кроме того, что я боялась оставаться одна в Париже, мне казалось, что без меня с вами может случиться какое-нибудь несчастье.
– Милая моя! – сказал Натан и опять поцеловал Дебору с родительской нежностью.
В эту минуту пришла служанка накрывать на стол. Когда она окончила, Натан подошел к двери посмотреть, как она запирается изнутри. Осмотр его не очень удовлетворил. Испорченный замок держался не крепко, но была еще маленькая задвижка. Потом жид осмотрел вторую комнату. Она была в таком же запущении, как и первая, только в ней не было другой двери.
– Возьми эту комнату себе, Дебора, – сказал Натан.
– Хорошо, батюшка, – отвечала она.
– По крайней мере, таким образом до тебя невозможно будет добраться, не пройдя мимо меня, а на случай опасности у меня есть два товарища, которые шутить не любят. – И он вынул из карманов небольшие пистолеты.
Подали ужин, состоявший из яиц, жареной говядины, цыпленка, хлеба и вина. Яйцам было недель шесть. Говядина походила на подошву, а старый петух отвечал за цыпленка. Хлеб был черствый, а вино кислое. Натан и Дебора едва дотронулись до всего этого.
– Ах, разбойники!.. – бормотал жид. – Ну и ужин! Если они накормят Робоама таким же образом, несчастная лошадь завтра не сможет везти тебя! И ведь это не помешает им взять с нас дорого! Да будут они прокляты до четырнадцатого колена!
Дебора старалась успокоить отца, утверждая, что у нее нет ни малейшего аппетита и что ее единственное желание немножко отдохнуть. Она ушла в свою комнату, а Натан занялся приготовлениями на ночь. Они были очень просты. Жид поставил чемодан под изголовье и таким образом, пока он спал, голова его покоилась на его сокровище. Он подтащил к кровати стол, на котором они ужинали, осмотрел старательно пистолеты, положил их на стол возле себя, лег и погасил свечу. Но вместо того, чтобы заснуть, он принялся размышлять, как лучше употребить полученный им капитал.
Сон со своей свитой веселых сновидений уже спустился на веки Деборы.
По мере того, как ночь сменяла сумерки, вечерняя свежесть увеличивалась. Скоро она дошла до такой степени, что Венера и Молох должны были оставить каменную скамейку, на которой сидели, и вошли в гостиницу. Трактирщика не было в кухне. Служанка мешала что-то на сковороде деревянной ложкой и не обратила ни малейшего внимания на вошедших женщин.
Венера и Молох вошли в каморку, которая отведена была им для ночлега, затворили за собой дверь и, дрожа от холода, легли на солому и скоро заснули. Так прошло несколько часов. Вскоре холод так усилился, что разбудил Венеру. Было уже поздно. Луна бросала свои бледные лучи в разбитое окно. К этому свету примешивался другой свет, более яркий; он выходил из кухни, пробираясь в каморку сквозь щели.
Слышался однообразный гул приглушенных голосов. Венера встала, машинально приложила глаза к щели и увидала при свете яркого пламени камина двух человек, сидевших у огня. Они пили вино, наливая его из большого кувшина, и разговаривали, близко наклонившись друг к другу. Это были трактирщик и конюх. Они говорили шепотом; но известно, как глубоко ночное безмолвие и как ясно человеческий голос слышится среди тишины спящей природы. Венера начала прислушиваться и вот что услышала:
– Уверяю тебя, – шептал хозяин, – что этот старый горбатый жид беден, и хорошо, если он заплатит мне завтра по счету. Если бы у него были деньги, разве он стал бы путешествовать таким образом, да еще с дочерью? Лошадь его не стоит и трех пистолей.
– Стало быть, вы не видали чемодана? – спросил слуга.
– Черного кожаного? Видел.
– И держали его в руках?
– Нет.
– Ну, то-то и оно! А он так тяжел, что я едва смог удержать его.
– Что же в нем может быть?
– Я нарочно спросил об этом у горбуна. А он заявил, что в чемодане свинец и олово.
– И, наверно, сказал правду.
– А я дам голову на отсечение, что солгал. Во-первых, он ужасно боялся, чтобы я не дотронулся до этого чемодана.
– Ну и что?
– А во-вторых, кинув ему чемодан, я ясно слышал звук золотых луидоров и серебряных экю.
CXIX. Разговор у камелька
Минутное молчание последовало за последними словами слуги. Потом хозяин спросил:
– Ты точно слышал звук золота?
– Точно ли? Да я готов поручиться головой, что чемодан набит одними деньгами.
– Стало быть, их очень много?
– Еще бы! Можно выстроить три такие гостиницы, как эта.
– Если бы у меня было столько денег, я был бы богат, – прошептал хозяин,
– Вы хотите сказать: мы были бы богаты, – возразил слуга.
– Как: мы? Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что если бы такая благодать свалилась к вам с неба, то по необыкновенной доброте вашего сердца вы непременно разделили бы ее со мною.
– Может быть; но так как подобной благодати мне не видать…
– Как знать? – перебил слуга.
– Откуда же ей взяться?
– Вы можете получить наследство.
– От кого?
– От ваших родственников.
– У меня их нет.
– Вы думаете?
– Я в этом уверен.
– Мне кажется, вы ошибаетесь.
– Неужели ты знаешь мою родню лучше меня?
– Лучше.
– Какой вздор!
– Уверяю вас.
– Кто же эти родственники? Говори же!
– Вам родия старый горбатый жид, хоть как его зовут, я не знаю. Он ночует у вас сегодня.
– Ты бредишь!
– Он вам родня, и вы получите от него наследство. Это случится скоро, потому что он очень болен…
– Болен?
– Ужасно.
– Чем?
Слуга осмотрелся вокруг, потом наклонился к своему хозяину и сказал ему тихим и зловещим голосом:
– У него кровотечение. От удара ножом. Это мы ему организуем.
Трактирщик задрожал.
– Несчастный! – пролепетал он. – Подумал ли ты о том, что предлагаешь мне?
– Подумал ли? Разумеется! И вы так же думаете об этом, хозяин; вам надоела бедность. Это единственное средство обогатиться. Дело верное и не представляет ни малейшей опасности. Жидок стар и слаб. Он не будет защищаться.
– А дочь?
– И ее придется…
– Она так хороша! – прошептал трактирщик.
– Правда?
– Я никогда не видал такой прелестной женщины!
– Она вам приглянулась?
– Я отдал бы половину того, что находится в чемодане отца, лишь бы дочь принадлежала мне.