Но зачем было вторгаться в Бельгию?
Ну да, знаю — чтобы захватить Францию. Но зачем было захватывать Францию? Зачем было начинать войну на два фронта? И зачем нужно было ввязываться в войну с Бельгией, вынуждая тем самым вступить в войну единственное государство в Европе, имеющее достаточно сильный флот для того, чтобы перекрыть германскому флоту все пути и не выпустить его в море?
Об этом говорили мой отец и мой муж четвертого августа четырнадцатого года. Отец пришел к нам обедать, но повод был невеселый — день вторжения в Бельгию, и на улицах продавали экстренные выпуски.
— Что вы об этом думаете, beau-pere[112]? — спросил Брайан.
Отец ответил не сразу.
— Если Германия одолеет Францию за две недели, Великобритания не станет воевать.
— Ну так что же?
— Германия не сможет так быстро победить Францию. Поэтому Англия вступит в войну, и война затянется надолго. Закончи за меня.
— Вы хотите сказать, что и без нас не обойдется.
— Будь пессимистом — и ты будешь реже ошибаться. Брайан, я почти ничего не понимаю в твоем бизнесе. Но сейчас все начнут перестраиваться на военный лад. Ты связан с чем-нибудь, что имеет отношение к войне?
— Все металлы — это стратегическое сырье, — помолчав, сказал Брайан. — Но если вы хотите вложить куда-нибудь деньги, beau-pere, то я вам скажу: для производства боеприпасов совершенно необходима ртуть. И ее мало. Добывают ее в Испании, в месте под названием Альмаден.
— А где еще?
— В Калифорнии, немного в Техасе. Хотите поехать в Калифорнию?
— Нет. Я там уже был. Не в моем вкусе. Возьмусь-ка я за старое и напишу Леонарду Вуду. Он, старый черт, перевелся из медиков в строевые офицеры — пусть расскажет, как это делается.
— Я тоже больше не хочу служить в саперах, — задумался Брайан. — Не по мне это.
— Хочешь ты или нет, но будешь опять махать лопатой, если тебя призовут здесь.
— Как так?
— Третий Миссурийский преобразуют в саперный полк. Подожди немного — и тебе дадут в руки лопату.
Я с самым беззаботным видом, на который была способна, продолжала вязать. Повеяло апрелем 1898 года.
Война в Европе шла своим чередом, изобилуя ужасами — сообщалось о зверствах в Бельгии и о кораблях, потопленных немецкими подводными лодками. Америка распадалась на два лагеря, и после потопления «Лузитании» в мае 1915 года это разделение стало явным. Мать писала из Сент-Луиса, что там очень сильны прогерманские настроения. Ее родители, дедушка и бабушка Пфейфе, были убеждены, что все достойные люди должны поддержать свою «старую родину» — и это несмотря на то, что родители гроссфатера в 1848 году уехали в Америку, спасаясь от прусского империализма, вместе с сыном, который как раз достиг призывного возраста и оказался бы в армии, если бы они не эмигрировали. (Отец родился в 1830 году.)
Но теперь оказалось, что Deutschland liber Alles[113] и что Францией заправляют евреи, и если бы американские пассажиры сидели дома и не лезли в зону военных действий, то не очутились бы на борту «Лузитании» — в конце концов, император предупреждал всех. Сами виноваты.
Брат Эдвард писал, что в Чикаго настроения примерно такие же. Сам он не был убежденным сторонником Германии, но горячо надеялся, что мы не вступим в войну, до которой нам нет никакого дела.
Дома я слышала совсем другое. Когда президент Вильсон произнес свою знаменитую (печально знаменитую) речь о потоплении «Лузитании», сказав, что мы «слишком горды, чтобы воевать», отец пришел к Брайану и долго сидел, бурля, как вулкан, пока все дети не разошлись кто спать, кто еще куда-нибудь. Я притворилась, что не слышу тех слов, которыми он тогда разразился. В основном они относились к трусливой тактике гуннов, но крепко досталось «малодушному пресвитерианскому священнику» из Белого дома.
— «Слишком горды, чтобы воевать»! Это еще что за новости? Для того чтобы воевать, как раз и нужна гордость. Это трус убегает в сторонку с поджатым хвостом. Брайан, нам надо вернуть Тедди Рузвельта!
Муж согласился с ним.
И весной 1916 года уехал в Платтбург, штат Нью-Йорк, где генерал Леонард Вуд прошлым летом организовал подготовительный лагерь для будущих офицеров — в 1915 году Брайан не сумел туда попасть и все распланировал заранее, чтобы не упустить шанса в 1916-м. В его отсутствие, по моему плану, родилась Этель. Так что когда Брайан в августе вернулся домой, я была в полном порядке и могла встретить его как следует — С.Р.Н. и ждала, К.О. М. Р. Миссис Гиллигулли постаралась на совесть — на все пять долларов, а то и больше.
Кажется, мне это удалось, потому что мое биологическое давление уже зашкалило за красную черту.
Это был самый продолжительный сухой период в моей замужней жизни — еще и потому, что дома за мной строго присматривали. По просьбе Брайана отец на время его отсутствия поселился у нас. Ни один страж гарема не относился к своим обязанностям более ревностно, чем он. Брайан «присматривал» за мной сквозь пальцы, охраняя меня от соседей, а не от моей похотливой натуры.
Отец же охранял меня даже от себя самого. Да, я сунулась было. Еще будучи vigro intacta[114], я знала, что питаю к отцу явно кровосмесительные чувства. Более того, я знала, что и он так же относится ко мне.
И вот через десять дней после отъезда Брайана, когда меня одолели животные страсти, я нарочно забыла сказать отцу «спокойной ночи» и явилась к нему в комнату, когда он уже лег. На мне была ночная рубашка с глубоким вырезом и достаточно прозрачный пеньюар, я только что приняла ванну и от меня хорошо пахло (средство называлось «Апрельский дождь», откровенный эвфимизм). Я сказала, что пришла пожелать спокойной ночи, он ответил. Тогда я наклонилась поцеловать его, показывая груди и вея на него греховным ароматом. Он отпрянул.
— Уйди отсюда, дочь. И больше не показывайся мне полуголой.
— А какой — совсем голой? Mon cher papa, je t’adore[115].
— Закрой-ка дверь с той стороны.
— О папа, не обижай меня. Мне надо, чтобы меня пожалели, чтобы меня приласкали.
— Я знаю, что тебе надо, но от меня ты этого не получишь. Убирайся.
— А если не уберусь? Я слишком большая, чтобы меня отшлепать.
— Вот это верно, — вздохнул он. — Дочка, ты соблазнительная, лишенная всякой морали сучка — мы оба это знаем и всегда знали. Раз я не могу тебя отшлепать, я тебя предупреждаю: выйди отсюда немедленно. Иначе я сейчас же позвоню твоему мужу и скажу, чтобы возвращался домой, потому что я не в силах выполнить свои обязательства перед ним и его семьей. Поняла?
— Да, сэр.
— Вот и ступай.
— Да, сэр. Можно мне только сказать пару слов?
— Покороче.
— Я не просила тебя спать со мной, но если бы ты это сделал — если бы мы это сделали — ничего бы не случилось. Я ведь беременна.
— Не имеет значения.
— Позвольте мне закончить, сэр. Сто лет назад, требуя, чтобы я выработала себе собственные заповеди, вы дали мне определение разумного адюльтера. Я в точности следовала вашей теории, поскольку оказалось, что взгляды моего мужа на этот предмет совпадают с вашими.
— Я этому рад… хотя не так уж рад услышать это от тебя. Что, твой муж сам поручил тебе сказать мне об этом?
— Нет, он мне ничего не поручал.
— Значит, ты выдала мне интимную тайну без ведома другого, посвященного в нее. Без ведома человека, кровно заинтересованного в ее сохранении — ведь он рискует своей репутацией не меньше тебя. Морин, ты не имеешь права подвергать его риску без его согласия и сама это знаешь.
Наступило долгое холодное молчание.
— Да, я была не права. Спокойной ночи, сэр.
— Спокойной ночи, доченька. Я люблю тебя.
Вернувшись, Брайан сказал, что в семнадцатом году снова поедет в Платтбург, если мы к тому времени не вступим в войну.
— Они хотят, чтобы кое-кто из нас приехал пораньше и помог инструкторам обучать новичков, не имеющих военного опыта. Если я это сделаю, меня быстро повысят из младших лейтенантов в лейтенанты. Все это на словах, но у них такой порядок. Beau реге, вы не сможете пожить здесь и на будущий год? Почему бы вам вообще не остаться у нас? Нет смысла снова открывать вашу квартиру, и держу пари, что Мо стряпает лучше, чем в той греческой харчевне под вами. Ведь верно? Ну-ка скажите.
— Несколько получше.
— Несколько? Вот сожгу твои гренки, будешь знать.
На южной границе у нас шла своя война: «генерал» Панчо Вилья то и дело врывался на нашу территорию, убивая и поджигая. «Черный Джек» Першинг, герой Минданао, произведенный президентом Рузвельтом из капитанов в бригадные генералы, был послан президентом Вильсоном, чтобы найти и захватить Вилью. Отец знал Першинга еще по тем временам, когда они, оба капитаны, сражались с маврами, был о нем высокого мнения и восхищался его стремительным взлетом (а впереди Першинга ждали новые почести).