коллеге:
– И это все люди, мсье! Какой позор! Люди! Двуногие, двурукие макроцефалы, как вы и я! Существа, которым выпала честь быть похожими на Клода Бернара, Пастера… на Толстого, в конце концов, и которые, словно пескарей каких-то, вылавливают себе подобных!.. Собирают их, коллекционируют!.. Ох!.. Ах!.. Бедное, бедное человечество, мсье!
– Полноте! – отвечал господин Куртуа. – Будь у нас возможность, мы бы делали то же самое. В Саду Акклиматизации, к примеру, проводятся выставки диких животных, мало чем отличающиеся от аэриума сарванов. Да и то извращенное наслаждение, которое испытывают любители подглядывать за другими через замочную скважину, есть, доктор, не что иное, как сладострастие коллекционера!
– Бедное, бедное человечество!
– Подойди-ка помоги нам, Каликст, – позвал свояка господин Летелье.
Посреди цепей и талого льда плавало нечто невидимое, некий «объемистый силуэт» (уж простите за такое выражение!) человеческого существа – не толстого и не худого, не высокого и не низкого.
После непродолжительного молчания господин Летелье открыл глаза и обнаружил, что на лице Луи Куртуа, обычно таком непроницаемом, застыло выражение крайнего изумления.
– Чертовски деформированный, не так ли? – сказал астроном. – Мне не удалось нащупать ни глаз, ни рта…
– Да, глаз нет, – взволнованным голосом подтвердил слепец. – Как и рта… Но удивительнее другое. Лицо… его черты… так грубо вылеплены… и какие-то комковатые… Да, и вот что, господа, – он ведь одет или мне показалось?
– Одет? Еще бы!
– Разумеется!
– Конечно!
– Так вот, пощупайте сами: между кожей лица и тканью костюма нет никакой разницы… да и кожа рук – такая же…
– Рук, скажете тоже! – воскликнул доктор. – Да у него не руки, а какие-то зерновидные обрубки, к которым и прикасаться-то неприятно!..
– Это уж точно, – поморщившись, подтвердил герцог д’Аньес. – Он весь бугристый, липкий…
– Ха! Так это… и не одежда вовсе, – заметил слепец. – Это составляет с ним единое целое… Та же консистенция, та же субстанция! Это нечто мягкое, рыхлое, состоящее из грубо спрессованных комьев… И эти комья… клубки… Ха! – вскричал он. – Мне удалось один из них ухватить! – Его цепкие пальцы схватили пустоту в области невидимой груди. – Держу!.. Отделяю… Потихоньку идет!.. Вот… Черт, выпустил!
Что-то с резким звуком впечаталось в потолок.
– Приклеился, как и тот сарван из Гран-Пале, что пробил витраж, – продолжал Луи Куртуа. – Теперь здесь, в груди, на месте этого комка, образовалась полость…
– Нужно его снять, – решил астроном. – С помощью стремянки…
Но слепец уже говорил, снова скрючивая свои белые пальцы:
– Не нужно: я уже подцепил другого… который от меня не ускользнет… Ох!.. Боже правый!..
– Что там? В чем дело?
Трое его спутников смотрели на руки, затем на физиономию слепого коллеги. Его пальцы лихорадочно дрожали, лицо позеленело от ужаса. Содрогнувшись от отвращения, он отпрянул, пальцы его разжались, и снова что-то с резким хлопком ударилось в потолок.
– Фу! – Он дрожал так, словно его голого выставили на мороз. – Это паук!.. Мерзкий паук с короткими лапками, величиной с куриное яйцо… Мертвый паук…
Они отошли от невидимого трупа.
Призвав на помощь всю свою энергию, господин Летелье быстро приблизился к решетке, на которой цепи повторяли очертания ужасного сарвана.
– Ну же, смелее!.. Мы должны знать, как все это…
И он один продолжил эту вызывающую отвращение ручную работу. Затем, комментируя свои открытия, он произнес слова, которые будут жить вечно:
– Нет-нет… Вы правы, мсье: это не человек… но скопление членистоногих, слипшихся в форме человека, и это действительно пауки… да… крупные вши, если хотите…
– Уж лучше пусть пауки будут! – пробормотал герцог д’Аньес.
Астроном продолжал:
– Их словно спрессовало в плотный сгусток в тех самых позах, в каких они и находились в момент воздушного столкновения… Они спутаны на манер тех небольших полевых паучков, сборище которых на спине матки образует омерзительную копошащуюся шерсть. Но перед нами – одно создание, состоящее из нескольких членистоногих… Членистоногих, сгруппировавшихся в форме человека! Причем человека одетого! Просто не верится!..
– Так что же получается: наших детей мучают какие-то пауки? – возбужденно воскликнул доктор.
Нарушая воцарившуюся тишину, господин Монбардо заметил:
– Робер это предчувствовал, когда говорил: существа вакуума должны в большей степени отличаться от людей, нежели обитатели планеты чрезвычайно далекой, но обладающей атмосферой.
Еще недавно господин Монбардо возмущался тем, что сарванами могут быть люди; теперь он бы желал этого всем сердцем.
Пауки! Пусть и смышленые, цивилизованные, но все же!..
Пауки! Ничего мерзостнее и представить себе невозможно!
Их отвращение возросло еще больше, когда герцог, надев перчатки, оторвал от тела еще одного невидимого паука, а затем обмазал столярным клеем, к которому добавил немного красных чернил.
Весь покрытый этой пурпурной смесью, небольшой монстр предстал перед ними во всей красе – кровоточащий и студенистый. Он показался им, уже знавшим про все гнусности аэриума, столь отвратительным, что его выбросили в окно. Отягченной своей липкой ношей, он начал медленно подниматься к звездам – к надвоздушному миру – и вскоре затерялся в ночи, расцвеченной изысканными огнями. Набравшись храбрости, слепец принялся снова ощупывать оболочку сарвана, и его ловкие руки сами стали напоминать двух пятилапых пауков, живущих собственной жизнью во имя разгадки тайны.
– Но к чему эта человеческая форма? – все повторял доктор Монбардо. – Зачем?
– Я понял! – объявил вдруг господин Летелье. – Мы имеем дело с неким феноменом мимикрии! Это не что иное, как средство защиты! Военная хитрость! Когда они, эти пауки, поняли, что находятся в нашей власти, то подумали, что мы с бо́льшим почтением отнесемся к себе подобным, – потому-то они и склеились так, чтобы походить на людей! Мимикрия чисто инстинктивная или же мимикрия продуманная – в любом случае это мимикрия!
Три возгласа удивления слились воедино.
– Именно так, коллеги! Потому-то и клетушки аэроскафа такие маленькие. По сравнению с размерами матросов, которые в них обитают, это огромные залы. Аэроскаф для сарванов – просторный пароход, соразмерный не экипажу, но жертве, которую он должен выследить и похитить.
– Так что мы уже не пескари, доктор, – заметил герцог д’Аньес, – но кашалоты.
– Слабое утешение, мсье. Однако же должен признать… эти жалкие карлики… пусть даже и пауки…
– О! Дьявольски ловкие карлики! Чертовски образованные пауки! Только представьте, доктор, сколь монументальным в этих условиях должен быть их аэриум! Этакий аквариум для китов!
– Передайте-ка мне скальпель, – попросил Куртуа. – В этом слипшемся комке есть нечто странное…
– Обнаружили что-то новое? – поинтересовался господин Летелье.
Г. КУРТУА. Подождите, дайте закончить… Ага, так я и думал! Ох!.. Эти пауки склеились не только за счет сплетения лапок… Они держатся вместе еще и благодаря соединению нервов. Каждый из них представляет собой два внешних нервных отростка, которые связаны с центрами (мозгом, костным мозгом или