Читать интересную книгу Угрозы России. Точка невозврата - Сергей Кара-Мурза

Как в обществе, так и во власти утрачена способность встраивать явление в контекст. Вину за пожары возложили на аномальную жару и торфяники, в то время, как в ряде регионов России при похожих условиях – аналогичной жаре и тех же торфяных болотах – никаких пожаров не возникало. А все дело в том, что власти этих регионов, даже в рамках рыночной системы сохранили разумные методы лесного хозяйствования. Кроме того, у всех перед глазами примеры Белоруссии или Швеции и Финляндии. Там имеются большие торфяники, а масштабы их осушения и разработки торфа больше российских. И никаких пожаров.

Дело вовсе не в злонамеренном игнорировании нашей, российской реальности. Это все же было бы полбеды. По многим признакам, эта недееспособности власти – следствие утраты важных блоков рационального сознания.

Следующий важный урок можно извлечь из разрушения некоторых государственных структур и ликвидации их технологического обеспечения. Мы наблюдали реорганизацию всей пожарной службы – ее включили в МЧС. По многочисленным документам и материалам можно сделать вывод о том, что эта перетряска снизила дееспособность пожарной службы. Более того, неясно, сколько времени продлится этот болезненный период реформирования. При этом никакого обсуждения этой проблемы нет ни в государственной, ни в общественной сфере. С вопросом технического оснащения тесно связана проблема брошенной техники. Представляете, какую опасность может таить, например, заброшенный нефтехимзавод? Или заброшенное производство боевых биологических веществ? Или разработанные и брошенные в контакте с кислородом торфяники?

Идеологическое обоснование произошедшего только усугубило проблему. Государство приняло порожденные фантазией российских «рыночников» догмы, которые они назвали «либеральными». Какая клевета на либерализм, никогда он не советовал таких глупостей. Подумать только, государство России ушло практически из всех систем, являющихся объектом госбезопасности. При чем здесь рынок и конкуренция! Любое государство обязано обеспечить безопасность, а о прибыли должны думать торгаши и предприниматели – в их ограниченной нише.

Лес – источник опасности и угроз. И государство обязано было охранять его именно с этой позиции, а не как источник экономической выгоды. Вследствие этого пренебрежения и подмены функций случилась катастрофа. Ситуация с пожарами вскрыла огромные провалы в сознании общества, но это побудило государство и общество не к самоанализу и рефлексии, а к идеологизации произошедшего. Распространяются смехотворные объяснения – «большевики начали осушать болота и добывать торф – и вот, пожалуйста, пожары». Эти объяснения – позор для нашей культуры.

Хочу подчеркнуть, что общественный строй и политическая система формируются не только государственной властью, но и обществом. За последние двадцать лет они рука об руку превращали Россию в сцену политического театра, за кулисами которого скрыта социальная и политическая реальность. Активисты «гражданского общества» вдруг начинают почти революцию, чтобы пресечь строительство дороги через Химкинский лес. Это отводит внимание населения от Лесного кодекса, который ставит под угрозу все леса России. Другие устраивали демонстрации, чтобы не позволить брать воду из Волги для орошения – и отвлекали внимание от планов ликвидации всей системы ирригации России, которая оставила засушливые районы без воды.

Вывод таков: в подобных условиях техносферное, культурное, социальное неблагополучие будет неизбежно нарастать. Все системы страны, включая и само общество, истощили свой защитный потенциал, свою устойчивость. Поэтому сбои, подобные засухе и пожарам 2010 г. и катастрофе на Саяно-Шушенской ГЭС, будут выходить на экспоненциальный уровень.

Хорошо хоть, есть сообщение, чтобы закончить на оптимистической ноте:

«Известия», 07.07.10. «В Нижегородской области, где установилась аномальная жара, в храмах прихожане и священнослужители молятся о ниспослании дождя. В пресс-службе Нижегородской православной епархии сегодня сообщили, что молебны о дожде проходят ежедневно во всех приходах области».

Власти, видимо, довольны – люди не думают о восстановлении ирригационных систем, о лесопосадках и доступности электрической энергии. Они молятся о ниспослании дождя. Если все же они начнут роптать, им объяснят, что засуха – стихийное явление. Как-то все само собой получилось: леса поредели и начали гореть, дождевальные машины поломались, насосы перестали качать воду, а задвижки на гидроузлах заржавели. Ничего с этим не поделаешь.

Видно, и третий экзамен мы не сдали. Государство от своего патернализма – отеческой заботы о лесах России – отказалось, а общество убедить его не хочет.

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ КАТАСТРОФЫ

Нынешние пожары – не случай, а тенденция: число пожаров и площадь, пройденная огнем, за последние три года постоянно растет. Площадь леса, охваченная пожаром, за последние 15 лет выросла вдвое по данным государственной статистики, и втрое – по данным дистанционного мониторинга. По разным подсчетам, в 2010 г. лесо-торфяными пожарами было охвачено от 1,5 до 9–10 млн. га.

Происходит деэкологизация государственной политики и уничтожение в ходе становления рынка соответствующих институтов.

Принятие новых Лесного и Градостроительного кодексов и ликвидация Госкомитета по экологии и охране среды, природоохранных служб, государственной экологической экспертизы в итоге превратили леса и парки из национального богатства в предмет купли-продажи. Фактически в течение 2000-х гг. произошла почти полная деинституализация экологической политики и массового сознания… Из СМИ исчезли аналитика и публичные дебаты по экологическим проблемам, осталось смакование катастроф, подобной нынешней. Культ потребления и быстрого успеха любой ценой несовместимы с экологической идеологией…

В результате получили то, что заслужили: лес, который в течение многих веков был защитником и кормильцем, сейчас стал потенциальным источником смертельной опасности… Все это происходило на фоне продолжающегося отчуждения власти и гражданского общества. Пожары заставили федеральные власти принять экстренные меры, но насколько катастрофа повлияет на изменение государственной политики – вопрос открытый…

Причина эта коренится в типе рыночных отношений, ориентированных на эксплуатацию возобновимых и невозобновимых природных ресурсов. Новый Лесной кодекс был написан с точки зрения пользователя лесом как ресурсом, но не с позиций охраны лесных экосистем. Лесоохрана как автономная государственная организация была ликвидирована, а ее функции (без надлежащего материального и законодательного обеспечения) были переданы в разные руки: лесопользователям (то есть частным арендаторам), региональным и местным властям, которые также видели в лесных угодьях, прежде всего, источник дохода, а не экосистему, требующую воспроизводства и защиты. Категория профилактика исчезла из лексикона лесопользователей. Создававшаяся десятилетиями культура охраны и воспроизводства лесного богатства страны как совокупность норм права и житейских норм была разрушена. Рынок отбросил людей, инфраструктуру лет на 20 назад, а природу – на 40–60, или уничтожил навсегда…

Если институт лесоохраны практически распущен, а его техника устарела или распродана, если люди на местах об этом не предупреждены или не знают вообще, то и никаких приготовлений к предсказанной учеными катастрофе быть не могло. Местные и федеральные начальники, зная о грозящей катастрофе, сказав населению, что «все под контролем», спокойно отбыли в отпуска. Когда пожары все же приняли массовый характер, в дело вступило МЧС, но как выяснилось позже, оно имело ограниченную задачу: не подпустить огонь к человеческим поселениям. Поскольку МЧС ставило своим подразделениям «локализованные» задачи, множество сельских поселений все же полностью или частично сгорело…

По оценкам Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) от экологических рисков в России ежегодно гибнут 493 тысячи человек… По данным Минздравсоцразвития в июле 2010 г. число смертей по России в годовом исчислении выросло на 8,6 % (в январе-июне смертность сокращалась). В некоторых из охваченных пожарами и/или задымлениями регионах смертность в июле 2010 г. (по сравнению с июлем 2009 г.) выросла более значительно: в Москве – на 50,7 %; Ивановской обл. – 18,3 %; Московской и Тульской обл. – 17,3 %; Республике Татарстан – 16,6 %.

По данным Департамента здравоохранения Правительства Москвы, дополнительная ежедневная смертность от аномально высокой температуры и задымления в Москве достигала 320–340 человек.

Экстраполируя выше приведенные данные смертности по Москве на все пострадавшие территории европейской части, можно предположить, что дополнительная смертность от сочетания аномально высокой температуры с задымлением в июле-августе могла составить 45–60 тыс. человек. Менее тяжкие последствия для здоровья в виде обострения старых заболеваний и возникновения новых коснутся миллионов жителей задымленных территорий и будут сказываться несколько месяцев.