Читать интересную книгу Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая - Эрнест Лависс

Бегство Кар л а-Альберта, австрийское вмешательство и восстановление абсолютизма. Новый порядок мог бы укорениться только в том случае, если бы во главе его стоял энергичный и решительный человек, который упрочил бы его внутри страны, вручив власть в провинциях преданным ему людям, и оградил бы его извне, предупредив удачным нападением вероятное вмешательство Австрии. Но Карл-Альберт не был таким человеком. Тотчас по захвате власти он получил от нового короля Карла-Феликса письмо, где последний, категорически отвергая всякую мысль о нововведениях, направленных к умалению королевской власти, приказывал ему немедленно ехать в Новару, к генералу Ла Туру. командовавшему войсками, оставшимися верными абсолютизму. Испугавшись последствий, которые могло бы иметь для него явное ослушание королевскому приказу, Карл-Альберт поспешил уехать, не заботясь о судьбе движения, представителем которого являлся; ему удалось ускользнуть вечером 21 марта, причем до последней минуты он скрывал свое намерение от министров; но вместо того чтобы остановиться в Новаре, принц отправился к Карлу-Феликсу и сделал попытку вернуть себе его расположение, а когда король не пожелал его принять, бежал во Флоренцию.

После внезапного отъезда Карла-Альберта власть перешла к наиболее энергичным представителям революционной партии и прежде всего — к неукротимому Сантарозе, который был назначен военным министром. Помня о конечных целях движения, Сантароза задумал одним ударом достигнуть их, т. е. вслед за установлением конституционного строя немедленно объявить войну Австрии. Александрийские войска, державшиеся по его приказанию наготове, 4 апреля двинулись к Новаре, где рассчитывали увлечь за собой оставшиеся верными абсолютизму полки, чтобы совместно перейти Тичинр. Но когда войска конституционалистов приблизились к стенам. города, то увидели перед собой австрийцев, по просьбе генерала Ла Тура явившихся к нему на подмогу. Теперь неравенство сил было так велико, что конституционалисты потеряли всякую надежду на успех; они могли только отступить в порядке после героического боя (8 апреля). Отныне нечего было и думать о сопротивлении; в Турине Сантароза, несмотря на всю свою энергию, принужден был передать цитадель национальной гвардии и удалиться при известии о приближении генерала Ла Тура, который и вступил в город 10 апреля. Один за другим покорились остальные города, и вскоре затем Карл-Феликс вступил в свою столицу. Эпилогом революции явился ряд суровых мер, какими всюду сопровождалось восстановление абсолютизма: образованы были чрезвычайные суды и военные комиссии, 73 человека были приговорены к смерти, 105 — к каторжным работам. К счастью, вождям движения удалось бежать, только двое низших офицеров поплатились за отсутствующих, сложив головы на эшафоте.

Процессы в Ломбардо-Венециансвом королевстве. Пьемонтская революция нашла отклик в Ломбардии, где она ускорила давно подготовлявшийся разрыв между правительством и подданными. Ближайшим последствием мелочной и самовластной политики Австрии было сплочение в одну группу всех, кто был обманут в своих надеждах или оскорблен в своих убеждениях. Так, несколько людей, служивших раньше Наполеону, именно — Романьози, Пеккио и Бреме, несколько бывших революционеров, как, например, Разори, несколько либеральных вельмож, как, например, Конфалольери и Порро, и несколько новых людей, как, например, поэты Сильвио Пеллико и Берше, соединились в 1818 году, чтобы совместно издавать газету под названием Примиритель (Conciliatore), которая открыла поход против Австрии в области литературы и была запрещена год спустя, когда вздумала перенести борьбу на политическую почву. После этого сотрудники газеты вступили в ряды карбонарской партии, достигшей в это время своего наибольшего распространения, и решили открыть более прямую и деятельную борьбу во имя своих убеждений. Удобный повод к этому могли дать неаполитанская и пьемонтская революции; но эти же движения побудили и австрийское правительство удвоить строгость, чтобы предупредить агитацию и не допустить восстания. 13 октября 1820 года были арестованы и преданы суду специальной комиссии по обвинению в карбонаризме Сильвио Пеллико, его друг Марончелли и выдающийся законовед Романьози; Порро и Верше успели бежать. Еще прежде чем была решена участь подсудимых, к ним присоединились многие из друзей.

Узнав, что многие ломбардцы принадлежат к пьемонтским карбонарским вентам и уже отправили депутацию к Карлу-Альберту с просьбой, чтобы он перешел границу, Меттерних в декабре 1821 года приказал арестовать одного за другим Кастилья, его друга маркиза Джорджио Паллавичино, Конфалоньери и Борсьери. Чтобы вынудить у этих двух групп обвиняемых признания и улики, Меттерних пустил в ход одни и те же средства: следствие велось тайно, свидетелей запугивали, у подсудимых старались вырвать признания угрозами, хитростью или обещаниями. Когда Меттерних решил, что улик у него достаточно, были произнесены приговоры. По первому из этих приговоров (6 декабря 1821 г.) были осуждены на смерть Сильвио Пеллико и Марончелли, которым император вскоре заменил это наказание 16 и 20 годами заключения в каторжной тюрьме (сагсего duro). 21 января 1824 года после следствия, длившегося почти два года, чрезвычайная комиссия вынесла шестнадцать новых смертных приговоров, которые также были заменены каторжными работами в крепости Шпильберг — пожизненно для Конфалоньери и француза Адриана, на 20 лет для Борсьери, Паллавичина и Кастилья. Какую жизнь вели политические заключенные в Шпильберге, какие страдания терпели и каким подвергались жесто'костям, об этом вскоре узнала вся Европа из книги Сильвио Пеллико Мои темницы.

IV. Революционное движение в 1831 году

Состояние средней Италии. Из всех частей полуострова только в средней Италии до сих пор не возникало революционных движений. Между тем недовольство было здесь не менее-сильно, чем в северных и южных государствах, и правительства заслуживали таких же нареканий. Правителям ставили в вину прежде всего их необузданный деспотизм; в Модене Франческо IV, человек недалекий и с непомерными притязаниями, упорно добивался расширения границ своих владений и своей власти в стране; взбешенный убийством своего министра полиции Безини, он учредил чрезвычайный трибунал для суда над карбонариями, вождю которых и пришлось-сложить голову на эшафоте. Король подчинил печать строжайшей цензуре и представил Веронскому конгрессу обширный меморандум, направленный против конституций. Правда, Франческо IV так же серьезно относился к своим королевским обязанностям, как и к своим прерогативам, и усердно старался поднять материальное благосостояние государства путем упрочения общественного спокойствия и облегчения податного бремени. Напротив, в Романье население ничем не вознаграждалось за потерю свободы: папское правительство оказалось в одно и то же время и неспособным и упрямым, так что правление Льва XII (1823–1829) и Пия VIII (1829–1830) было ознаменовано лишь новыми строгостями против карбонариев и усилением административной неурядицы. Процессы против лиц, действительно принадлеясавших к тайным обществам или только подозреваемых в этом, следовали непрерывно один за другим; за один год (1825) было осуждено 608 человек; в один день (23 мая 1828 г.) были повешены в Равенне семь либералов, и их трупы оставлены на виселице на двадцать четыре часа.

А тем временем разбои приняли такие размеры, что правительство должно было унизиться до переговоров с вождями разбойничьих шаек; нищета до того возросла, что в Риме приходилось по одному очень нуждающемуся на каждый десяток жителей, подати настолько увеличились, что земледельцам оставалась ничтожная часть их доходов. Состояние страны грозило серьезной опасностью, которую Шатобриан, бывший тогда французским посланником в Риме, следующим образом характеризовал в одном из своих донесений Порталису: «Если последует какой-нибудь толчок извне, или если какой-нибудь государь северной Италии даст конституцию своим подданным, тотчас же вспыхнет революция, для которой все созрело».

Восстание в Модене и Романье. Пророчество Шатобриана, высказанное в 1829 году, осуществилось год спустя, когда Июльская революция подняла дух недовольных и когда у них явилась надежда найти себе подходящего вождя в честолюбивом герцоге Модепском. С одной стороны, Лафайет и его друзья расточали добрые слова и неопределенные обещания итальянским патриотам, бежавшим в Париж; министр Лаффит провозглашал с трибуны, что «Франция не потерпит ни малейшего нарушения принципа невмешательства», и из этого заявления итальяпцы заключили, что им нечего бояться Австрии. С другой стороны, герцог Моденский, сделав по совету своего министра Канозы неудачную попытку отбить у принца Кариньянского право наследования на сардинский престол, соблазнился затем его примером, т. е. увлекся мыслью стать во главе либерального движения, которое сделало бы его властелином единого северо-итальянского королевства. Преодолев былую ненависть, Франческо IV через посредство одной сомнительной и загадочной личности, доктора Мисли, вступил в сношения с вождем моденских карбонариев, Чиро Менотти, которого когда-то держал в тюрьме. Переговоры герцога с этим человеком до сих пор остаются окутанными некоторой тайной. Эти переговоры были прерваны угрозами Меттерниха, получившего о них сведения. Боясь, как бы Австрия не свергла его, Франческо IV приказал своим бывшим сообщникам остановить подготовляемое ими движение и одного из них, Фабрици, даже — бросил в тюрьму. Но вопреки его ожиданиям, это внезапное предательство только ускорило ход событий. 3 февраля 1831 года, в сумерки, в доме Менотти собралось тридцать пять молодых людей, которые в полночь должны были выйти с «оружием на улицы, провозгласить революцию и открыть ворота провинциальным инсургентам. Вдруг дом был оцеплен батальоном пехоты и после пятичасовой осады разбит пушечными выстрелами. Менотти с товарищами был схвачен, и Фрапческо IV. лично руководивший этим делом, собственноручно написал губернатору Реджио, прося его о присылке палача.