Читать интересную книгу Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

— Чушь и бред! Весь мой полк состоит из коренных новгородцев, меж коими нет ни одного колодника! — ответил Роман.

— А этот дядька с бритой головой — он разве не каторжник? — на ломаном русском языке полушепотом спросил финн, глазами показывая на Кирилыча. У старого вахмистра был, однако, отменный слух. Кирилыч побагровел от ярости и схватился за палаш:

— Так это я, по-твоему, каторжник, я — колодник?! Зарублю на месте чухонца!

— Само собой, Кирилыч, ты и впрямь похож сейчас на чистого каторжника! — расхохотался Роман.— Говорил я тебе, старый дуралей, не брей голову! Нет, туда же, за модой погнался: я, мол, с первого же полоненного шведского офицера парик сниму и буду красоваться перед молодками талантом и кавалером! Вот и докрасовался, каторжный! Ты его сперва достань, полоненного шведа, а потом и брей башку, и в парике красуйся!

— Да что его искать-то, шведа, — сердито буркнул Кирилыч, потуже натягивая треуголку на бритую голому.— Вон их за рекой — тысячи! Почитаю, завтра баталия непременно выйдет, и все одно быть шведскому парику на моей голове!

В сей миг показалась целая кавалькада генералов и офицеров во главе с Апраксиным. Генерал-адмирал сидел па лошади по-моряцки — без щегольства, но крепко сцепив ноги. Под Голицыным же, как под отменным наезд-пиком, арабский жеребец изгибал шею, красовался и ходил ходуном. Князь Михайло на горячем скакуне сидел как влитой, откинувшись немного назад и вытянув ноги: манеру сию он, как и многие русские отличные конники, перенял у лихих шведских драбантов.

Адмирал и генерал спорили: можно ли верить проводнику-финну, указывавшему брод на реке?

— Я за того финна головой ручаюсь, да и по приметам всем здесь броду быть! — горячился Голицын.

Но Федор Матвеевич был человек основательный и, как моряк, желал сперва сделать промеры. «Не зная броду, не суйся в воду», — твердил адмирал.

Кликнули на промеры добровольцев из числа стоявших у берега новгородских драгун. Кирилыч вызвался первым, и Роман поставил его во главе поисковой команды.

Между тем шведские караулы вдоль реки заметили спускавшихся на рысях к воде драгун, и над прибрежными кустами поднялись клубочки дыма. Несладко было лезть в ледяную воду под свист вражеских пуль, но охотники Кирилыча дошли вброд до самого неприятельского берега.

И здесь шведы не выдержали, приняв поиск за начало общей атаки. Из стогов сена выглянули укрытые там шведские орудия и ударили в упор картечью. Несколько драгун упало в воду, навеки приняв ледяную купель; остальные по приказу Кирилыча завернули назад.

— Одно, другое, третье, четвертое, восьмое,— считал Роман шведские пушки, выявленные поиском драгун.

— Ну, что я говорил, есть брод для моих драгун! — весело обратился Голицын к генерал-адмиралу.

— Брод-то, батюшка, и впрямь есть, но, боюсь, не про нашу честь! Видал, как прикрыли его шведы пушками? Сие дело обмозговать потребно! — озабоченно ответил Федор Матвеевич.— А новгородцы молодцы! Чем наградить вахмистра, Корнев?

— Лучшая награда для сего вахмистра — добрая чарка после ледяной купели! — рассмеялся Голицын. И лукаво подмигнул Роману: — Я ведь твоего дядьку еще с Лесной помню! Славно он тогда шведского генерал-адъютанта полонил. Только чего он себе башку обрил?

Пришлось Роману доложить генералам о начавшейся погоне Кирилыча за шведским офицерским париком и лукавой парижской модой.

В генеральской свите рассказ этот вызвал гомерический хохот.

— Ну вот, отсмеявшись, легче и за труды приниматься.— Федор Матвеевич смахнул выступившие от смеха слезы и приказал свите следовать в штаб на военный консилиум.

— Позиция шведов лучше некуда. Дефиле меж озер немногим боле версты, прикрыто рекой, мост разметан. За рекой холмы и шведские непрерывные траншеи в две линии. Река глубокая, и сами видели: на всю реку один брод и тот прикрыт пушками, а на берегу рогатками. В лоб сию позицию брать, чаю, много кровушки-то пролито будет! — степенно размышлял Федор Матвеевич, оглядывая членов совета. Затем вопросил с обычным своим добродушием: — Каковы будут ваши пропозиции, господа генералы? — По правде говоря, на суше адмирал чувствовал себя неуютно, как рыба, вытащенная на берег, и потому полностью полагался на знатную консилию.

— Может, обойти шведа дорогой на Кангассали, а оттуда выйти к нему в тыл, на Таммерфорс? — нерешительно молвил командующий артиллерией Брюс, разглядывая карту, сплошь усеянную зелеными кружочками леса.

— Обойти на Кангассали — значит сто двадцать верст переть по бездорожью. Тут, чаю, Яков Вилимович, мы все твои пушки и гаубицы в болотах утопим! — загорячился Михайло Голицын. А оттого что загорячился, заговорил торопливо и заикаясь. Но то, что он предлагал, было столь ново и толково, что никто и внимания не обратил на его заикание. А предлагал Голицын воевать совсем по-новому: тайно соорудить плоты, благо леса вокруг хоть отбавляй, посадить на них охотников и отправить поутру десант через озеро Маллас-веси, с тем чтобы высадиться в тылу шведской позиции. По общему же сигналу атаковать шведа одновременно и с фронта, и с тыла.

— Ну что же, десант — дело мне привычное,— оживился адмирал, — Значит, и на суше будем воевать по-моряцки! Полагаю, как адмирал, сам и поведу десант!

— Ваше превосходительство, Федор Матвеевич! Вы же наш командующий, куда же вы, батюшка, от войска на неверных плотах уплывете! — запричитал тут драгунский начальник князь Волконский.

— Согласен с князем. Командующий должен быть на командирском пункте! — рассудительно поддержал его Брюс.

— Вот всегда так, адмиралу и поплавать не,дают! — сокрушенно развел руками Апраксин.— Так кто же поведет десант?

— Я,— решительно сказал князь Михайло.— Пойдем тремя колоннами. Генерал-поручик Бутурлин справа, в центре я сам, слева генерал-майор Чернышев. Выйдем на плотах к деревне Мелькиле, в трех верстах за шведской позицией!

— Быть посему, князь Михайло: ты придумал десант, тебе и писать диспозицию! А я вспомню меж тем свое корабельное дело — сам прослежу, чтобы плоты связаны были надежно! — На том генерал-адмирал и закрыл военный совет.

В свите генерал-адмирала было много морских офицеров, и под их прямым наблюдением солдаты в окрестных лесах свалили деревья, быстро и споро связали плоты. Федор Матвеевич слов на ветер не бросал, сам явился проверить надежность новоявленного флота. Ночью плоты перетащили на берег озера и спустили на воду в камышах. Шведы ничего не заметили.

Капитан-лейтенант Соймонов, посланный на лодке в поиск к деревне Мелькиле, сумел взять языка-шведа, который в одиночку тихо баловался вечерней рыбалкой. Полонянник объявил, что он мирный пекарь, и клятвенно утверждал, что, окроме армейской пекарни, в Мелькиле никаких воинских частей боле нет. Принес он и еще одну весть: у шведов после сдачи Або поменяли командующего. Вместо склонного к ретирадам Либекера армией командовать стал горячий и упрямый Армфельд.

— А я-то все не понимал, отчего это мой старый знакомец Либекер такую великую отвагу проявил и стал твердой ногой меж озерами! — покачал головой Федор Матвеевич,— А вот теперь все ясно. Так что торопись, князь Михайло, в час высадки. Сей Армфельд не старина Либекер, не даст тебе много времени, тотчас сам атакует.

После полуночи 6 октября 1713 года шесть тысяч охотников Голицына (людей кликнули из разных полков) были рассажены на плотах, и едва забрезжил рассвет, как флотилия осторожно отвалила от берега, выстроившись в три колонны. Первые две версты шли в столь густом тумане, что с одного плота с трудом различали впереди идущий. Туман сей был и полезен, и губителен. С одной стороны, туман надежно прикрывал русский маневр от шведов, а с другой — в этом же тумане можно было легко заблудиться и пристать прямо к шведскому лагерю. Князь Михайло вспоминал свою давнишнюю баталию при Добром, когда в таком же вот густом тумане заблудился генерал Пфлуг со своими драгунами. Лязгая зубами от стужи и великой сырости, Голицын приказал поднять зажженный фонарь на мачте своего плота, дабы правая и левая колонны не сбились с курса.

Однако ни Бутурлин, ни Чернышев не подвели, и все три русские  эскадры почти одновременно подошли к берегу. Разбуженные караулом, бравые пекари и не думали сопротивляться и при виде вырастающих из тумана сотен русских плотов бросились бежать в шведский лагерь. Однако генерал-адмирал справедливо говорил, что Армфельд не чета ленивому и нерасторопному Либекеру. Как только до него дошла весть о русском десанте, новый шведский командующий поднял три полка драгун и самолично повел их к Мелькиле. Однако в тумане Армфельд не разглядел еще подходившие к берегу колонны Чернышева и Голицына и, пройдя через деревню, атаковал правую колонну Бутурлина, которая первая высадилась с плотов на песчаный берег. Первый гренадерский, Московский и Троицкий полки отбили конную атаку шведов таким жестким огнем, что Армфельд не решился атаковать боле в конном строю, спешил своих драгун и вступил в перестрелку с русскими, дожидаясь подхода спешно вызванных пехотных полков. Однако первой пришла на поле баталии не шведская пехота, а отряды Чернышева и Голицына, которые сомкнулись, зашли крылом через Мелькиле во фланг шведам и открыли такой дружный огонь, что шведские драгуны в панике бросились к лошадям и, несмотря на все приказы и уговоры Армфельда, пытавшегося остановить их, ретировались прямо к Таммерфорсу. Подошедшая же с опозданием шведская пехота встретила перед собой уже все три русские колонны, построенные в одну линию. Разгорелся фронтальный бой, во время которого шведы дважды опрокидывали охотников и прорвались уже было к самым плотам, когда русские обошли их с обоих флангов и стали заходить в тыл. «Обошли!» — раздалось среди шведских солдат зловещее слово, и ни Армфельд, ни его офицеры не могли боле сдерживать своих солдат, которые пришли в полную конфузию и, по реляции Михайлы Голицына, «обратились, как зайцы, в бегство по лесам».