Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор Станчу выложил перед ним по этому поводу целую философию с уклоном в сторону политэкономии, довольно, правда, запутанную; но для Томши главное было в том, что директор берет на себя всю полноту ответственности.
— Ничего не знаю, — ответил он Моге. — Спросите товарища Станчу. Он ведь отвечает за все.
— Но вы были главным агрономом, не кем-нибудь, — с неожиданной резкостью вмешался Войку.
Томша повернул к нему удивленный взор: чего еще нужно и ему?
Максим Мога сохранял спокойствие без всякого видимого усилия. И посчитал нужным объяснить:
— Товарищ Войку у нас назначен на должность заместителя генерального директора.
Томша понял: крепость, которую Мога сооружал вокруг своей персоны, обросла еще одним редутом. Ион Пэтруц, Анна Флоря, Драгомир Войку. И еще — Ион Спеяну. Мога повысил в звании также Серафима Сфынту, который с тех пор с ним словно побратался навек. Да еще Александр Кэлиману, который тоже поддерживает генерального директора. Значит, он, Томша, оставался по ту сторону стены, совершенно обезоруженный, а стало быть, не в силах ворваться внутрь ни штурмом, ни путем долгой осады.
Молодой агроном хотел бы оказаться в эти минуты далеко-далеко, но к столу его по-прежнему приковывала невидимая цепь, отпечатавшая лишь на поверхности почвы свои звенья. Независимость, свобода действий, которыми он так гордился недавно, развеялись как дым. И Мога тоже не был уже вчерашним, каким он видел его в каланче на бригадном стане, — простым, усталым, рядовым смертным. Он спустился на землю и, подобно Антею, вновь обрел энергию и силы, стал опять тем же Могой, каким был всегда.
— В таком случае повторяю и для товарища Войку: мне ничего не известно, — упрямо молвил Томша.
— Зато Станчу другого мнения, — нанес ему последний удар Максим Мога, которого странное упорство Томши начало раздражать. — Он утверждает, что специалисты совхоза не поставили его в известность о существовании неучтенных участков.
Томша даже подскочил.
— Это Станчу-то не знал?!
В ту минуту ему показалось, будто он кричит с такой силой, что от его голоса зазвенели виноградники, что слышит его целый мир. Но вопрос вырвался у молодого агронома приглушенный возмущением. И, поскольку Мога не удостоил его более даже взглядом, Томша снова спросил, более сдержанно:
— Я могу идти, Максим Дмитриевич?
Мога чуть взглянул из-под прищуренных век.
— В семь часов вечера в саду возле Селиште состоится летучка. Место вам известно. Доставите данные о том, как прошел сегодняшний день. Будет присутствовать товарищ Кэлиману.
После отъезда Томши некоторое время стояла тишина. Лишь откуда-то из-за рядов виноградника доносился смутный гул моторов — трактора вывозили на дорогу доверху нагруженные прицепы, из которых виноград пересыпали уже в самосвалы, отвозившие его на винзавод. Максим Мога сидел молча, словно прислушивался к трепету подгорий, охваченных уборочной суетой. На самом деле он думал о Томше. Когда пришлось уехать из Стэнкуцы, он мог без колебания сказать: его место займет Михаил Лянка. Если же завтра придется передать в чьи-то руки руководство объединением, он не мог уже назвать Томшу. Особенно после истории с драгушанскими виноградниками.
Войку закурил сигарету и в молчании выпустил кольца дыма. Бырсан успел убрать со стола и сидел как на угольях: пора было идти к своим работникам, но он не решался нарушить покой гостей.
— Как они редки, такие мгновения, когда можно, в разгар трудовых будней, остаться наедине с собой!..
Дуновение ветра коснулось посуровевшего лица Моги, неся, казалось, с собой неведомый зов. Максим поглядел вокруг, поднял глаза к окнам бывшей каланчи. Там виднелась Анна.
— Погоди минуточку! — сказал он Войку и торопливыми шагами направился туда.
4Анна стояла у окна и с грустью глядела перед собой. На эту высоту любые звуки доносились с трудом. И если не были бы видны десятки сборщиков, непрерывно передвигавшихся между рядами кустов, могла бы подумать, что она одна над этим привольным царством — среди зелени, голубизны и тишины. А каким покоем встретила ее Пояна поначалу! У нее не было еще здесь своего жилища. Не было семьи, она не знала еще никого, кроме Максима. И была тому рада — не встречать сочувствующих взглядов, снисходительных усмешек. Не надо было отвечать — то одним, то другим, которые там в Албинице, старались успокоить ее, ободрить. Здесь незаметно для себя она всей душой привязалась к Максиму, и теперь почувствовала, что Мога ей не безразличен. Это было своего рода возвращение к давно забытым радостям, отодвинутым в прошлое пережитыми невзгодами. Но вот явились — вопреки всем ее ожиданиям, наперекор любой логике — явились Виктор Станчу со своей любовью и Козьма Томша — с его страстью. А по их следам заторопились и анонимки. Об одних ей рассказал Андрей Ивэнуш, другие она получила у администраторши гостиницы — отпечатанные на машинке, в заклеенных конвертах. С обычным для таких посланий содержанием. Ивэнуш ее предупредил — ни в коем случае не проболтаться об этом Моге, у Максима и без того хватает забот. Но Анна смолчала бы и без такого предупреждения.
Значит, здешний покой оказался иллюзией, вроде приманки, чтобы заставить ее пустить в Пояне поглубже корни.
В дни тяжкого испытания, когда Анна была поставлена перед необходимостью развестись с мужем, оставить очаг, который она столько лет согревала всеми силами души и своей преданности, она думала, что до конца своих дней не встретит уже другой любви, не поверит даже самым священным клятвам.
И только здесь, в Пояне, в Максиме Моге, которого давно уже знала, открыла для себя настоящего человека, почувствовав, что как раз такой и нужен ее измученной душе.
Анна вздрогнула, затрепетала: на ее плечи опустились тяжелые ладони. Не видя еще подошедшего, она поняла, что это Мога. Максим появлялся всегда, когда она попадала в сложные ситуации, оказывалась на перепутье, и Анна готова была поверить, что он это чувствовал и тут же поспевал на помощь. Так случилось в ту морозную ночь, когда усталая и измученная она возвращалась из Кишинева, а автобус из-за неисправности застрял в пути; Мога негаданно возник на пути и отвез ее домой. Так случилось и в Стэнкуце, когда она не знала уже, куда податься, где устроиться, и Мога подсказал ей — надо ехать в Пояну. Так было и совсем недавно, когда она встретилась с Фабианом, и Мога оказался рядом, чтобы ее поддержать.
— Что с тобой?
Анна повернулась к нему лицом. В голосе Моги звучало беспокойство, та мужская нежная забота, перед которой ни одна женская душа не может оставаться равнодушной, и она, словно ободренная этим голосом, прижала вдруг лицо к его груди, будто искала защиты от опасности, угрожавшей ей в ту самую минуту.
Максим Мога, застигнутый врасплох этим порывом, растерялся. Анна казалась такой слабой и беззащитной, что Максиму стало даже страшно — без его помощи эта женщина не справится с невзгодами жизни. Анна, однако, сразу пришла в себя и, застыдившись, отступила. Но все-таки робко подняла на него глаза — Мога ясно прочитал в них просьбу простить ее несдержанность.
На душе у Максима стало горько: он не мог ответить на ее чувство. И осторожно взял ее за руку.
— Давай останемся друзьями, — хрипло зазвучал его голос.
Анна казалась спокойной. Она лишь опустила взор и отняла руку.
— Пойду-ка на виноградник, к сборщикам, — сказала она ровным голосом и направилась к двери. На пороге, однако, остановилась, словно передумала. Повернула голову, луч солнца из окна ударил в ее глаза, и лицо Моги предстало перед ней будто из-за прозрачной ткани, вытканной из тончайших шелковых нитей. Показалось — он сейчас где-то далеко. И вдруг, как сквозь туман, увидела его на похоронах Хэцашу, идущего под руку с Элеонорой Фуртунэ.
Шагнув за порог, Анна начала медленно спускаться вниз.
Максим Мога молча за ней последовал.
5Пришел Андрей Ивэнуш. Принес плакаты и лозунги, свежеотпечатанные, лишь вчера закупленные в книжном магазине Пояны. Отдал несколько Бырсану, скатав остальные снова в трубку, чтобы раздать по другим отделениям и бригадам. На свежевыкрашенном панно, сколоченном из досок, были заблаговременно вывешены условия социалистического соревнования, обязательства виноградарей каждой бригады в отдельности. Все это в значительной мере было работой Анны Флоря, и Андрей Ивэнуш посчитал уместным похвалить ее.
Но среди многого хорошего, выставлявшего Анну в наилучшем свете, проскальзывали также двусмысленные намеки, сплетни, анонимные письма. Ивэнушу было хорошо известно, что эти грязные выдумки имеют прежде всего целью дискредитировать Максима Могу. Он прекрасно знал, что между Могой и Анной не существовало никаких интимных отношений; и все-таки, когда Мога сказал ему, что Анну следовало бы принять в партию, не сказав «нет», не стал также торопить события: лучше, мол, подождать, пока злые языки не утихомирятся.
- Мариупольская комедия - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Кровать с золотой ножкой - Зигмунд Скуинь - Советская классическая проза
- Синее и белое - Борис Андреевич Лавренёв - Морские приключения / О войне / Советская классическая проза