Они пооткрывали все морозильники и разгромили все, что в них обнаружили.
Повсюду была кровь, и разрывавшийся циркулятор превращал в пар миазмы крови, талого снега и охлаждающей жидкости. Фраски носились вокруг, топтали ногами месиво из человеческих останков, на полной скорости налетали друг на друга, вколачивали друг друга в любое подходящее препятствие и швыряли друг друга в кашу на полу. Там были и маршалы — женские особи менее высокого ранга, они с плеском бегали вокруг, преследовали и кусали остальных, но без своей королевы они были как потерянные. Странно, но, как и плохо функционировавшие полицейские, они не могли даже найти выхода из комнаты без специального сигнала от их царственных повелительниц.
Некоторые из фрасков, даже без приказа маршала или берсерка, стояли среди этой бойни неподвижно, как разбитые деревья, и ничего не узнавали. Другие, с более высокой степенью развития воли, в панике забрались под потолок и, стрекоча, гроздьями свисали оттуда. Находясь в глубоком упадке, они не могли ничего сделать и только снова и снова повторяли заклинания о возрождении, словно насекомые, которые учатся молиться. Роняя капли жидкости из своих подкладок и отвратительных выделений, проистекавших из их собственного недовольства, они висели вниз головой всего в трех метрах от фонаря из плексигласа, где, в ужасе глядя на них, стояла Табита.
— ХОРОШО, ЧТО ВЫ ВЫВЕЗЛИ КОРОЛЕВУ, — отчетливо произнес голосовой ящик Ханны. Табита не могла выговорить ни слова. — Я ЗАПЕРЛА ИХ, — продолжала Ханна, — И ОНИ МОГУТ ОСТАВАТЬСЯ ВЗАПЕРТИ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ ПЕРЕБЬЮТ ДРУГ ДРУГА. — Ее голос звучал гораздо более звонко, молодо, более агрессивно. — ТЫ ТАБИТА ДЖУТ, — сказала она. — ПРИВЕТ, Я НЕ ПОМНЮ, ЧТОБЫ НАС ЗНАКОМИЛИ. ХАННА СУ.
— Привет, — сказала Табита своей замороженной спасительнице. — Вы, вы все очень здорово сделали. — Табита словно онемела. Она не могла придумать, что еще сказать. — С вами все в порядке? — спросила она.
— МОЕ СОСТОЯНИЕ СТАБИЛЬНО, — сухо отозвалась Ханна. — НАМ С ТОБОЙ НАДО КАК-НИБУДЬ ХОРОШЕНЬКО ПОБЕСЕДОВАТЬ. ПО-МОЕМУ, НАМ НАДО МНОГОЕ СКАЗАТЬ ДРУГ ДРУГУ.
— Да, — тупо ответила Табита. — Правильно.
Теоретически она знала, что между правильным и неправильным во всей этой истории может возникнуть значительная разница, если она выяснит, знала ли Ханна Су что-нибудь о «Кобольдах» Сансау.
Но сейчас, подумала Табита, ничего из этого но имеет никакого значения. Ничего не имело значения по сравнению с битвой на Хароне, по сравнению с разрушениями в пещере внизу.
Все это было в другой вселенной.
— Спасибо, — неловко сказала Табита. — Я… я не знаю… я не могу… спасибо за перков, — наконец, выговорила она.
Саския тревожно прижимала Табиту к себе.
Табита вырвалась и выбежала в коридор.
Саския последовала за ней и нашла ее в коридоре, где Табита, прислонившись к стене и согнувшись пополам, мучилась от сухих рвотных позывов. Фраски мелкими шажками подбирались к ней. Саския прикрикнула на них, и они остановились, шипя и размахивая конечностями.
— Пойдем, — спокойно сказала Саския, наклоняясь над Табитой и мягко кладя руку ей на локоть. — Мы найдем тебе место, где ты сможешь прилечь.
Табита стала выпрямляться, все еще держась за стену, цепляясь за остатки самообладания.
— Нет, — выдохнула она. — Нет, я должна… должна отдать…
Она взяла Саскию за руку и пошла назад в комнату.
Херувим склонился над мертвой женщиной, при их появлении он поднял красные глазки, как вампир, которого оторвали от пищи.
Не ведая, какое мрачное впечатление произвела эта картина, Ханна сказала:
— ТАБИТА, КСТАСКА ГОВОРИТ, ЧТО ТЫ — ПИЛОТ.
Табита кивнула.
— Она тебя не видит, — заметил Кстаска.
— Да, — ответила Табита. — Это был мой корабль… — Ее голос прервался, продолжать она была не с силах.
Саския помогла ей сесть.
— МЫ УЖЕ ПРОХОДИЛИ ЧЕРЕЗ ЭТО? — спросила Ханна, почуяв неладное.
Табита ответила:
— Не имеет значения.
— ВОТ ТОЛЬКО, МИЛОЧКА, — сказала Ханна Су, — ТЫ МЕНЯ ИЗВИНИ, НО НЕ МОГЛА БЫ ТЫ ВСТАТЬ У РУЛЯ? ПО-МОЕМУ, Я НЕ СМОГУ ЕГО ДОЛГО УДЕРЖИВАТЬ. Я ТУТ УЖЕ С УМА СХОЖУ. — Из ее голосового ящика раздался нервный смех.
Саския радостно и тревожно заглянула в лицо Табиты.
У Табиты было такое ощущение, словно кто-то снял всю солнечную систему с крючка, где она висела, как дом на колесах, и бросил ей на колени. Фрасков, капеллийцев, эладельди; перков и людей, Изобилие и всех, кто мог претендовать хоть на что-то на его борту; людей, разрывавших друг друга на части; перков на Хароне; людей, умирающих на Венере. Ей захотелось кричать: ПОЧЕМУ Я?
— Я уже полумертвая, Ханна, — сказала Табита и тут же пожалела о своих словах. Она покачала головой: — Я даже не могу ясно видеть. Позже я… потом… — Она подтянула сумку к себе на колени и раздвинув сломанную молнию, сунула руку внутрь. — Вот, — сказала она, протягивая плату Саскии. — Элис.
— А, — сказал Херувим, отключая свой хвост и отодвигаясь в сторону.
Ханна спросила:
— КТО ТАКАЯ ЭЛИС?
— Элис знает абсолютно все про сверхпространственный привод фрасков, — ответила Табита.
— О, ГОСПОДИ БОЖЕ, — с явным облегчением промолвила Ханна. — ГДЕ, ГДЕ ЖЕ ОНА?
— Уже идет, — сообщила ей Табита. И устало сделала знак Саскии.
Та подошла к считывающему устройству, куда Марко вставлял пленку для фрасков и вставила плату.
Техника коротко зажужжала. Вспыхнул зеленый свет.
— Элис! — обратилась Табита ко всему помещению. — Элис, ты меня слышишь?
— ПРИВЕТ, КАПИТАН, — откликнулась Элис.
— Элис, познакомься с Ханной Су.
— ПРИВЕТ, ХАННА. КАКОЙ ДВОРЕЦ! ГДЕ МЫ?
— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ИЗОБИЛИЕ, ЭЛИС.
— ЗНАЧИТ, ЭТО ИЗОБИЛИЕ? ТАК ОНО И ЕСТЬ! ОНО ТВОЕ?
— ПОХОЖЕ, ЧТО ТАК, ЭЛИС. ТОЛЬКО ОНО ДЛЯ МЕНЯ ВЕЛИКОВАТО. ВИДИШЬ, ЧТО ТАМ ВНИЗУ?
— ХАРОН, — без колебаний ответила Элис. — ЗНАЕШЬ, МЫ ДОВОЛЬНО БЛИЗКО ОТ НЕГО, ХАННА.
— ЭЛИС, ДУШЕЧКА, ПО-МОЕМУ, Я СЕЙЧАС ПРОСТО УРОНЮ ВЕСЬ ЭТОТ ПРИТОН, ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ НЕ СЯДЕТ ЗА УПРАВЛЕНИЕ. ТАБИТА ГОВОРИТ, ТЫ МОГЛА БЫ СДЕЛАТЬ ЭТО ДЛЯ НАС, ПРАВИЛЬНО?
— НЕ ЗНАЮ, ХАННА, — сказала Элис. — Я НЕ УВЕРЕНА, ЧТО ЗНАЮ, КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ.
— Элис! — воскликнула Табита. — Ты не могла забыть! Не могла!
— Она может, — негромко сказал Кстаска.
— Пароль, — настойчиво напомнила Саския.
— Ох. О, Боже. Элис! Элис, слушай. Это долгая аллея без поворотов.
Замигал зеленый свет. Считывающее устройство зажужжало, загудело, остановилось.
Я открыла глаза.
Вокруг меня во всех направлениях устремлялось холодное черное пространство. Я видела, что оно усеяно и испещрено золотом, подобно нитям самого тонкого кружева. Впереди я видела ровно сверкающую «Цитадель»; изломы возмущений, похожие на золотые вены в черном льду, в том месте, где Табита примчалась со спутника на шаттле, теперь остывавшем на моей стоянке. С того места, где я висела, на самом краю солнечной системы, я могла видеть швы измерений, бегущие вниз, вниз, мимо Сатурна, мимо астероидов, мимо Марса к Земле, где я вспомнила маленькую баржу, проспавшую семь лет в винограднике; мимо Земли к Солнцу. И я видела линии, простиравшиеся надо мной вверх, изо всех сил дергавшие меня во всех направлениях. Они покалывали меня, и я улыбнулась. Линии вероятности. Я вспомнила. Им не было конца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});