Медленно оба возвращаются к действительности.
Освещение меняется.
Д р а ш к о (смотрит на нее). О чем ты думаешь?
Б о р и к а. Не знаю… Я как будто во сне…
Д р а ш к о. Борика…
Б о р и к а. Да…
Д р а ш к о (не глядя на нее). Я никогда тебе не говорил, но всегда думал об этом…
Б о р и к а. О чем?
Д р а ш к о. Почему у тебя так блестят волосы?
Б о р и к а (неохотно дотрагивается до своих волос, смотрит на них). Что?
Д р а ш к о. Как металл… как сталь.
Б о р и к а (усмехаясь). Что за комплименты «по-строительски»?
Д р а ш к о (берет ее за плечи). Тело у тебя гибкое, как лоза. А глаза черные, влажные и блестящие, как кристаллы… Почему ты всегда грустишь?
Б о р и к а (высвобождается из его рук с чувством неловкости). Ну, вот это я уже не понимаю.
Д р а ш к о (смотрит в окно). Помнишь, как мы купались в верховьях Любляницы? Когда мы выходили из прозрачной воды, капли стекали по твоему телу и светились на солнце, как рубины… Когда мы лежали на песке, ты всегда закрывала глаза, помнишь?
Б о р и к а. Ну и что?
Д р а ш к о. Я лежал, облокотившись, возле тебя и смотрел только на твои губы. Губы у тебя были как нераспустившийся бутон. Мне надо было только приблизиться, чтобы он расцвел! Почему я не сделал этого?
Б о р и к а. Почему?
Д р а ш к о. Ты не изменилась… Губы у тебя все такие же…
Б о р и к а (прикладывает руку к его губам). Молчи. (Поворачивается к нему спиной и отходит. Пауза.) Зачем ты это сделал, Драшко?
Д р а ш к о. Что, Борика?
Б о р и к а. Чем ты недоволен? Против кого бунтуешь?
Д р а ш к о. «Будь кем хочешь в жизни, но будь самым лучшим на своем месте или не будь никем…». Помнишь — ты мне это сказала…
Б о р и к а. Сентиментально, правда?
Д р а ш к о. По-женски. Ты любишь только светлые, нежные афоризмы. А в жизни получается иначе. (Смотрит на нее.) Вот так, не сумел я быть лучшим…
Б о р и к а. Кого ты из себя изображаешь? Диогена?
Д р а ш к о. Диоген искал человека вне себя. А я пытался найти его в себе, вот здесь… Но не нашел.
Б о р и к а. Чего тебе не хватает?
Д р а ш к о. Я скажу тебе. Спроси людей, Борика, спроси товарищей, друзей, спроси себя: есть хоть один человек, который был бы доволен собой? Все что-то ищут, всем чего-то недостает, все за что-то борются, куда-то мчатся, изобретают тысячи способов, чтобы решить свои проблемы! Меня охватывала паника, когда я думал о том, что я ничего не хочу, что мне не надо ничего добиваться, что у меня нет никакого идеала, никакой цели, ни одного желания… У меня было все. У меня было даже слишком много! Люди мне завидовали… Завидовали моей большой, комфортабельной квартире, из которой я выгнал своих родителей, автомашине, на которой моя жена ездит неизвестно с кем и неизвестно куда, завидовали моему крупноформатному цветному телевизору, которым пользуются соседи, телефону, который действует мне на нервы, завидовали моему черному костюму, белому костюму, электробритве моей завидовали! Извини. Но ведь в какой-то момент человеку все это надоедает.
Б о р и к а. Смешно…
Д р а ш к о. Почему? Наоборот, мне только сейчас стало абсолютно ясно, что человек всю жизнь лишь заключает глупые компромиссы…
Б о р и к а. С кем, Драшко?
Д р а ш к о. С директором, с общественным мнением, с любовью, с родителями, с миллиардами — со всем! (Подходит к ней, она встает.) Я не могу быть посредственностью, Борика! Ты помнишь, что советовал мне Кондарко в тот вечер на стройке? Я не могу менять окраску, как хамелеон!..
Б о р и к а. Я! Я! Я! Я! Чего ты хочешь от людей, Драшко? Мало того, что ты живешь для себя, но ты хочешь, чтобы и другие жили для тебя? Да ты такой шум, столько пыли поднял как раз из-за этой твоей материальной независимости! Ты ее получил — будь счастлив и твори! А ты плачешься…
Д р а ш к о (со вздохом). Что я должен был сделать? Каким образом выразить свой протест?
Б о р и к а. Против кого, Драшко?
Д р а ш к о. «Человек, имя тебе — компромисс!»
Б о р и к а. Ты, дорогой мой, ни с кем не пошел ни на один компромисс. Ты сам сказал, что родителей выгнал; как ты обошелся с директором, известно; с любовью… А тебе нужно было так мало, тебе нужно было сделать всего один шаг, чтобы забыть на какое-то время о себе и увидеть, что в кустах роз есть не только шипы, но и розы. Драшко, за миллиард динаров отдают под суд. Что ты им там скажешь? Что тебе завидовали из-за телефона?
Д р а ш к о. Я буду просить самое строгое наказание.
Б о р и к а. А потом?
Д р а ш к о (растерянно). Я не имел в виду ничего нечестного…
Б о р и к а. Тебе надо было хотя бы один день пожить для других. Хотя бы один день… Ты требовал, чтобы тебя любили, а сам ты никого не любил.
Д р а ш к о. Любил.
Б о р и к а. Кого? Себя?
Д р а ш к о. Тебя…
Б о р и к а. Ты?
Д р а ш к о. Да.
Б о р и к а. Поэтому ты — извини — предпочел мне красивую…
Д р а ш к о. Говори прямо: потаскуху… Я был идеалистом. Я хотел спасти ее, сделать из нее человека…
Б о р и к а. Ведь это инфантильно, Драшко.
Д р а ш к о. Я был глуп.
Б о р и к а. Ты эту женщину вытащил, можно сказать, из грязи, она родила тебе двух сыновей. Подвиг, достойный уважения. Но не подлость ли это — давай говорить как друзья, — не аморально ли — жениться на женщине, которую не любишь?
Д р а ш к о. Я сделал в жизни только одну подлость, Борика. Подлость по отношению к тебе. Пять лет я любил тебя! Пять лет мы были вместе, и я думаю, что и ты не была ко мне равнодушна. Потом я окончил университет, с экзамена поехал на вокзал, а ты успела только махнуть мне рукой с перрона, назавтра я был за тысячу километров от тебя. Ты приехала через шесть месяцев, когда я уже был женат.
Б о р и к а. Как смешно… Как грустно все то, что ты говоришь.
Д р а ш к о. Почему? Я не единственный мужчина, который любил одну, а женился на другой.
Б о р и к а. Извини, Драшко, — за кого ты меня принимаешь? Получается, что виновата я, а не ты? Получается, что я поступаю аморально, так как всегда с радостью открываю тебе дверь!
Д р а ш к о. У меня не было причин уходить от Даницы. Она не виновата в моем инфантильном «подвиге», а ты не виновата в том, что у тебя ясный ум, такое лицо и тело, что ты — это ты… (Обнимает ее.)
З а щ и т н и к (хлопает в ладоши). Спасибо! Достаточно! Дайте свет!
Включается полный свет. Поднимается вспомогательный занавес. Зал заседания суда.
(Мягко, Борике.) Вы можете что-нибудь добавить к своим показаниям? Спасибо вам… Можете идти.
Б о р и к а, не глядя ни на кого, молча уходит.
(Судье.) Свои выводы из этих свидетельских показаний я сообщу в заключительной речи. (Он также