Читать интересную книгу ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО - Вадим Белоцерковский

И вот что написал о нем Максимов:

«Теперь следующий. По миротворческой, так сказать, линии. Перековавшийся на голубя мира ястреб холодной войны. (Выделено мною. Проговаривается здесь Максимов! Ведь он же обвиняет Брандта как раз в том, что он «голубь»! «Ястребом» его называла советская пропаганда. В.Б.) Перековывался без отрыва от основного производства по окончательному преобразованию европейской социал-демократии в услужливую разновидность еврокоммунизма. Попивает. Слаб к женскому полу. С годами становится все слезливее. От умиления обплакал пиджачные лацканы у всех нынешних заплечных дел мастеров от Брежнева и Кастро до Герека и Амина Дады включительно. Завидует: ведь как здорово устроились, никакой тебе оппозиции, сплошная лояльность!

В ответ на просьбу принять и выслушать Буковского небрежно цедит:

— Буковский не из числа моих московских друзей. Что правда, то правда. У него в Москве другие собеседники, собутыльники, соратники. Те самые, которые запытали в подвалах Лубянки русскую социал-демократию, те самые, по законам которых социал-демократическая деятельность приравнивается у них к уголовному преступлению, те самые, что стоят за спиной восточноберлинских пограничников, стреляющих в спину его бегущим на Запад соотечественникам. Хороши друзья, ничего не скажешь!» (с. 29).

Между прочим, преемник Брандта на посту канцлера и его однопартиец Хельмут Шмидт, продолжая политику Брандта, сыграл решающую роль в установлении на немецкой территории американских крылатых ракет средней дальности, ответное производство которых в СССР повело к разорению советскую экономику, что и закончилось крахом режима.

И последний примечательный сюжет: «Еще один экземпляр с тою же носорожьей хваткой. Неопределенного возраста, пола и даже национальности. То ли офранцуженная русская, то ли обрусевшая француженка. Воплощает собою полное единство формы и содержания: всем природа обделила, как Бог черепаху. Проделала извилисто целеустремленный путь от французской компартии до советского сыска. Подвизается то ли секретарем, то ли соглядатаем в комитете то ли физиков, то ли химиков, то ли зубных врачей. Комитет, впрочем, не занимается ни физикой, ни химией, ни зубными протезами, а исключительно Правами Человека, причем в мазохистском духе. Когда у партаймадам осторожно спрашивают об удивительных метаморфозах ее общественной карьеры, она устремляет на любопытствующих торжествующий взор рыбьего колера:

— Диалектика!

Интересно бы знать заранее, каким диалектическим манером сумеет вывернуться она, когда ее наконец приведут с кольцом в ноздре в следственное стойло, где будут разбираться дела носорогов — стукачей, бывших на подножном корму у советского гестапо?» (с. 28, выделено мною. — В. Б.).

Этот сюжет, как и предыдущие, тоже «воплощает собою полное единство формы и содержания». Я знал эту женщину. Меня познакомил с нею Леонид Плющ, в спасении которого она и профсоюз преподавателей, в руководстве которого она состояла, сыграли решающую роль. Участвовала она и в вызволении из СССР других диссидентов, подвергавшихся там репрессиям.

Особая подлость заключается здесь в намеке по поводу «неопределенного пола» этой женщины. Дело в том, что во время войны, как мне объяснили в Париже, она находилась в немецком концлагере и там была нацистскими «врачами» стерилизована. «Намек» этот вызвал ужас в Париже.

Замечательна здесь и непринужденность, с какой Максимов зачисляет объект своей сатиры в агенты «советского сыска», пребывающего на «подножном корму у советского гестапо».

В первом варианте «Саги», напечатанном в «Русской мысли», был сюжет и о Белле Ахмадулиной и ее «муже из КГБ». Чем-то, видимо, Белла не угодила Максимову. Но писатели из его окружения умолили его выбросить этот сюжет из «Саги». Сюжет о французской правозащитнице их не взволновал!

Далее, в том же 19-м номере «Континента» на задней обложке была напечатана ксерокопия листовки, которую якобы разбрасывали американцы и англичане во время войны с Германией среди власовских солдат. Вот ее полный текст, как он был отпечатан в журнале:

«Солдаты!

Если вы перейдете на сторону Союзников, с Вами будут хорошо и дружески обращаться. Вас будут хорошо кормить — одинаково как Союзных солдат. Помните, что Союзники ваши друзья, и не верьте тому, что говорят вам немцы — они вам врут.

Перейдете ли вы к нам добровольно или будете захвачены в честном бою, с вами будут обращаться по добру — по хорошему. Только дайте понять нашим солдатам, что вы сдаетесь. Подымайте руки, когда подходите к нам. Снимайте ваши шлемы.

Сохраните эту листовку. Покажите ее союзным солдатам, когда будете сдаваться».

И ниже примечание редакции: «Такие листовки разбрасывали союзники в тылах у врага в конце сорок пятого года. Все, кто поверили обещанным в них гарантиям, были выданы вскоре на расправу Сталину».

То есть обманули западные демократы бедных русских «коллаборантов», нельзя им верить.

И в номере не было никакого материала на данную тему, который описывал бы историю и давал объективную оценку этой листовке. Если она вообще существовала на свете!

В целом этот номер журнала поверг меня, что называется, в состояние шока. Тогда я и спросил Иржи Пеликана, не думает ли он, что Максимов — попросту агент, Азеф с Лубянки? Читатель помнит, что ответил Пеликан? «Если бы такое случилось в чешской эмиграции, то да, а в русской это еще ни о чем не говорит!»

Между прочим, в чехословацкой эмиграции чрезвычайное возмущение вызвал появившийся в 1985 году роман Максимова «Звезда адмирала», в котором прославлялся адмирал Колчак и обливались грязью офицеры и солдаты чехословацкого корпуса за то, что они в 1919 году вышли из борьбы с большевиками.

Напомню, что одной из причин этого ухода от борьбы было нежелание чехословацкого корпуса прикрывать жестокие репрессии, чинимые армией Колчака в Сибири. В обращении к представителям стран Антанты в ноябре 1918 года руководители корпуса писали о том, что «под защитою чехословацких штыков местные военные русские органы позволяют себе такие дела, над которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, убийство мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда людей демократических единственно по подозрению в политической нелояльности — составляют обычное явление, а ответственность за все это перед судом народов целого света падает на нас за то, что мы, располагая военною силою, не воспрепятствовали этому бесправию».[58]

Об этой причине выхода чехословацкого корпуса из Гражданской войны в нашей стране мало кто знает. О ней умалчивала советская пресса: нельзя же показывать, что враги революции (чехи и словаки) были гуманными людьми; умалчивает и пресса нынешняя, антисоветская: нельзя же показывать, что борцы с большевиками (колчаковцы) были извергами. Ничего не пишет об этом и Максимов.

Зато Колчак у Максимова говорит командиру чехословацкого корпуса генералу Сыровому о его солдатах: «Они ведут себя в приютившей их стране, как шайка обезумевших мародеров, изменивших одной присяге, а теперь и другой, и все это ради спасения собственной шкуры. …Чего вы стоите со своим воинством, Сыровой, плевка не стоите!»

Воссоздание независимой Чехословакии максимовский Колчак комментирует в этой «беседе» следующим образом: «Под шумок большой войны, за спиной у истекающей кровью Европы, вырыли себе свою национальную нору и думаете отсидеться в ней от всемирного потопа. Не получится, Сыровой, рано или поздно, но потоп этот доберется и до вашего иллюзорного убежища, где вы вознамерились теперь избавиться от своей лакейской мизерабельности за счет чужой крови, но она настигнет вас, эта кровь, и падет, если не на вас, то на ваших детей».

И в конце романа Максимов помещает заявление ТАСС от 21 августа 1968 года о вступлении войск Варшавского договора в Чехословакию. Пророчество Колчака сбылось, возмездие настигло Чехословакию!

Журналы и газеты русской эмиграции немедленно начали печатать отрывки из этого романа. «Выход каждой новой книги Максимова — это всегда событие в литературно-политической жизни русского зарубежья», — писала пресса эмиграции. Максимов наряду с Солженицыным был вождем эмиграции, а книги вождей российские люди привыкли почитать. (Часто при этом их не читая!)

Как видим, черная ненависть к чехам и словакам объединяла «антикоммуниста» Максимова и «коммуниста» Брежнева, журналистов эмиграции и КПСС.

Весьма интересна деловая переписка Максимова, которую он вел очень энергично. Вот две выдержки из его писем, попавших ко мне через Аниту, которая, напомню, работала в магазине оптовой книги Нейманиса, распространявшего «Континент».