– Да записал. Примет.
 Сверху уже спускали строп. Бочки у нас так и остались по бортам, когда уходили из Фуглё-фиорда. И мы их выгрузили часа за четыре, без перекура. А на последний строп даже не хватило одной. Шурка вместо бочки приладил веник.
 – Точка, – сказал Ванька Обод. – Морской закон выполнил, рыбу сдал. Расплевался я с вами, ребятки золотые.
 Ухман спустил ему сетку. Ванька поехал, даже не оглянулся на нас.
 – Трюма отворяйте, ребята, – сказал ухман. – Тару буду майнать.
 Мы отдраили оба трюма и разбежались кто куда. Порожних бочек по двадцать пять штук в стропе – это страшное дело. Строп от мачты к мачте носится, пока ухман выждет момент, и тут он летит на трюм и грохается, и бочки раскатываются по всей палубе. Только успевай их рассовывать по трюмам, потому что уже висит и качается новый строп и нужно от него спасаться.
 Мы приняли стропов восемь и сели перекурить, на базе какой-то перерыв вышел.
 – Капитана просят! – крикнул ухман.
 Высунулся Жора-штурман.
 – Капитан у себя в каюте. Акт составляет. Что надо?
 – Матросик у вас списывается.
 – Какой такой матросик?
 А с ухманом рядом уже и Ванька Обод показался. Очень смущённый, личико скорбное.
 – Ты, что ли, Обод?
 – Ну…
 – Списываешься, гад? А с какой такой стати?
 – Бюллетень мне выписали.
 – А что у тебя?
 – Боюсь даже сказать.
 – Ну что, на винт намотал?
 – Хуже.
 – Что ж может быть хуже?
 Ванька себя похлопал рукавицей по шапке.
 – Тут у меня чего-то.
 – А, ну валяй, отдохни душой. Нам психов не надо, сами такие.
 – Аттестат бы мне… И шмотки там, в кубрике…
 Я сходил, достал Ободов чемоданчик, покидал в него мятые рубашки, носки. Жора сложил аттестат самолётиком и пустил вниз. Ванька стравил штерт, мы к нему привязали чемоданчик, аттестат сунули под крышку.
 – Извиняйте, ребята, – сказал Ванька. – Не могу больше.
 – Валяй, – сказал Шурка. – Сгинь, сукин сын.
 Мы завидовали Ваньке, а потому и злились, никто доброго слова не сказал на прощанье. А чему завидовали – что у самих не хватило духу вот так же гнуть своё до конца?
 – Принимай строп! – сказал ухман.
 Мы с Шуркой полезли в трюм, другие нам подавали сверху. Порожние бочки – после рыбы – как пёрышки, просто летают у нас в руках. И что-то хоть видишь вокруг. Я вдруг увидел – Шурку. Это одну минуту длилось. Западал снежок, побелил ему волосы и брови, и невольно я засмотрелся на Шурку – до того красив он стал. Лицо – героя, ей-богу, и всё на нём – в полную меру: брови – так брови, вразлёт, глазищи – так уж глазищи, рот – так уж рот. И правда, такого в кино снять – он бы там всех красавчиков забил. Только, наверно, талант ещё нужен… Может, мне бы его – я б такую книгу написал о людях, – как я их понимаю. А мы тут – с бочками… Нет, лучше не думать. А то ещё с круга сопьёшься. И минута эта – прошла.
 «Маркони» к нам заглянул:
 – Сень, со мной на базу? Аппаратуру надо поднести.
 Я поглядел на Шурку.
 – Вали, земеля, – Шурка разрешил. – Один управлюсь. Бритву мне там купи электрическую.
 Мы полетели с «маркони». Когда внизу стоишь – не так себе всё представляешь. Сетка идёт долго-долго, и дух замирает, когда болтаешься между мачтами, а под тобою – крохотная палуба и кранец бьётся между бортами, вот где страх-то – туда угодить. А когда взлетаешь над бортом плавбазы, ветер набрасывается, отдирает тебя от сетки, а вокруг – пустынное море.
 Ухман поймал сетку, повёл к палубе, и мы спрыгнули.
 – Погуляй пока, – сказал «маркони». – Я Галку пойду искать.
 – С аппаратурой – потом?
 – Да ещё, наверно, не починили. А твоей-то, если увижу, сказать, что ты тут?
 – Не надо.
 – Как хочешь, а то могу. Через минут двадцать сюда приходи. Может, и починили. Да хотя я и один донесу. Там чепуха нести.
 Я пошёл искать лавочку, а заодно и базу поглядеть, я на этой ни разу не был.
 Рыбный трюм был открыт, и там, на разных уровнях, грузчики укладывали бочки с нашей рыбой. Вот она куда идёт. Мы всё говорим – трудней и опасней нашей работы, на СРТ, нету, но и тут не санаторий. Строп уходит вниз и мотается в трюме, пока его с какой-нибудь палубы не притянут багром. Прорва такая, что в ней бы семиэтажный дом поместился. А если силы не хватит строп притянуть? Да его поведёт на волне? Ведь сорвёшься – костей не соберёшь.
 Здесь же, над люком, рокотал конвейер, двигались по нему ящики с сельдью – деликатесного, ящичного посола, – женщины черпали ковшиками из чана тузлук, подливали в ящики. Да и не сразу поймёшь, что это женщины, – они в сапогах, в роканах, в буксах, на головах у них шапки, и лаются не хуже мужиков.
 Я спросил у одной, как мне найти лавочку.
 – А вниз майнайся, на четвёртую палубу, там спросишь.
 – Спасибо.
 – На здоровье. Закурить – дай.
 Я вынул «Беломор», она сунула рукавицы под мышку, понюхала руки и сморщилась.
 – Ну к бесу, дай из твоих рук затянусь. А