— Вниз, — цедит Троун и, опередив Милену, до странности обычной, спокойной походкой выходит из комнаты. Если бы не жесткая, глянцевитая чернота головы, Троун сейчас впервые за все время выглядит нормальной, вменяемой. Бельмами выпученные глаза, хищная улыбка — ничего этого нет и в помине. Движения ровные, без всякой невротичности, пальцы не согнуты в гневе или мучительном напряжении, как когти.
Милена, метнувшись вперед нее, один за другим отодвигает на пути экраны, закрывающие мертвые пространства.
— Благодарю, — царственно изрекает Троун. Она идет мимо Милены на наружную лестницу с бамбуковыми перилами. За стенами теплой квартиры в крытом дворе стоит февральский холод. «Это от нее пар поднимается или дым?» — машинально думает Милена. Она собирается предложить ей пальто, но вовремя одумывается: «Пальто, на такую кожу?» Вирусы подсказывают: ожоги третьей степени. Троун, пошатываясь, шагает вниз по ступеням, как усталая Чего Изволите после многотрудного дня.
— Уф-ф, — выдыхает она, словно уморенная мытьем полов. Облокотившись было на перила, она тут же с шипением отскакивает от них, словно те докрасна раскалены.
Все так же шипя, Троун, заведя руки за голову, пытается стянуть с себя обугленный жилет. Тот распадается сам собой. Большая часть спины и плечи представляют собой сплошную массу взбухших розоватых волдырей и покрытых сажей полос, которые, кажется, можно было оттереть лишь пемзой.
«А что, все не так уж безнадежно, не так уж безнадежно, — уверяет себя Милена-режиссер. — Поясница почти совсем не пострадала. И грудь тоже вроде не тронута. Ничего, как-нибудь оклемается. Выкарабкается. Гляди-ка, она при этом еще и ходит».
Троун делает всего один шаг и взвывает. Второй шаг заставляет ее согнуться пополам.
— Троун. — У Милены из глаз катятся беспомощные слезы.
Троун заходится воплем. Она вопит, как кошка, которую душат, — резкий гнусавый вой, который то затихает, то разрастается вновь, но не прекращается. Руки у нее взвиваются над головой, словно пытаясь что-то нащупать, но не находят ничего, кроме боли, и лишь беспомощно извиваются.
Слышится звук отодвигаемых панелей. Мисс Уилл. Она стоит на тростниковом коврике и смотрит, не веря своим глазам.
— У нас тут жуткое происшествие, — говорит Милена. — Она вся как есть облилась этиловым спиртом, а он возьми и вспыхни.
Троун вдруг падает и катится — прямо по ступенькам, все быстрее и быстрее, оставляя клочья кожи и пачкая бамбуковые плашки пятнами сажи. Милена бросается следом. Троун опрокидывается на спину, прерывисто, надрывно дыша. Она смотрит на Милену, но при этом как будто не узнает ее. Ее колотит крупный, судорогами, озноб.
— Троун, Троун, — шепчет сквозь слезы Милена, — прости меня, прости.
«“Прости”? За что, Милена? За то, что ты знаешь: теперь от чувства вины тебе не отделаться вовек? Ты скорбишь по ней, по Троун? Или же по себе, по той муке, на которую ты отныне себя обрекла?
Теперь Троун знает, что ты собой представляешь. Вон она, разглядела, кто перед ней, и опять щерится своей демонической улыбкой. Хотя Троун и полупарализована, но она неистово вскидывается и ест тебя взглядом, сжимая почерневшие кулаки».
— Спасительница, — хрипя, сплевывает она с улыбкой-оскалом. И царапает пол, оставляя на нем отметины черной сажи и куски кожи. — Спасительница? — повторяет она зло, резко, с горечью. Риторический вопрос. Ответ известен заранее.
Она знает, что одержала верх.
«Мы в пути, Милена», — раздается голос в голове. Кто-то идет на помощь.
В голове у нее оживает Консенсус. Ангелы утешают ее.
«Это не твоя вина, Милена. Не вини себя. Это не твоя вина».
— Разве? — спрашивает Милена.
«Занимайся своим делом, Консенсус. Правь миром, исцеляй больных, строй дороги. Разводи вирусы. Делай все, что считаешь для себя нужным.
Только оставь в покое нас».
На крыше многоквартирного дома партийцев звонит колокол: срочный вызов врача. Прибывает с одеялами мисс Уилл и принимается заворачивать в них Троун. У Троун от озноба громко стучат зубы, точнее сказать, клацают. Милена невольно морщится — грубые одеяла, на лишенную кожи плоть — бр-р-р.
А вот и начальница пожарной охраны. Она умеет оказывать медицинскую помощь. Здесь есть специальная помпа, которая летом, в случае пожара на плавучем Ковчеге, должна подавать воду из устья. Одновременно по инструкции прибывают пожарные суда, большие моторки с брандспойтами. Но сейчас зима, вода замерзла, а помпы не работают.
Бригадирша опускается на колени и раскрывает несессер с набором вирусов и кремов.
— Оставьте ее, — требовательно, но подчеркнуто спокойно говорит Милена.
Бригадирша, похоже, не понимает, в чем дело.
— Здесь, видимо, потребуется открытая обработка, — озабоченно рассуждает она, активная, деятельная партийка. Это говорят ее вирусы — говорят другим вирусам, которым положено слушать ее. Это социально направленные вирусы, которые знают, как исцелять болезни. — Надо будет прочистить ожоги, после чего оставить их в открытом виде подсушиться. А ну-ка. — Бригадирша протягивает Милене шприц, чтобы та взяла образец крови. — Тест на азот, свертываемость, электролитические уровни, кровяные газы, гематокрит…
Милена отмахивается от шприца.
— Сейчас подъедут другие, — говорит она. Милена имеет в виду — другие, чье лечение будет получше нашего.
— Не знаю, кто бы это мог быть, — выражает сомнение бригадирша, доставая и раскладывая свои кремы. — Устье замерзло, моторки сюда не ходят.
Дело полностью входит в ее компетенцию — на то у нее есть и выучка, и соответствующие инструкции, — поэтому она может приносить пользу. Но в этом мире невозможно приносить пользу, не причиняя вреда. И кремы, и тампоны, и обезболивающие будут причинять вред, относительный вред.
Милена, поддев ногой, переворачивает несессер. Катятся склянки, рассыпаются тюбики, разбивается что-то стеклянное.
— Вы… вы что? Это же лекарства! — возмущенно кричит бригадирша.
То же самое и с вирусами. Относительный вред, относительная польза.
Из дверей высовывается Чего Изволите.
— Идите сюда! Ой, скорее! — Она отчаянно машет мисс Уилл. — Фургон на льду!
Мисс Уилл спешит на зов. Бригадирша, сокрушенно качая головой, собирает свои препараты. Милена сверху вниз смотрит на Троун, которая, уставившись на нее невидящими глазами, отчаянно стучит зубами.
«Вот я тебя и вверяю им, Троун. Ты могла бы быть красивой. Может, еще и будешь. Но при этом в их руках».
За воротами, которые сейчас торопливо отворяют экономка и мисс Уилл, слышится дробный перестук копыт. Холодный воздух врывается внутрь. По льду, в клубах пара, во дворик врывается четверка белых ломовиков, словно посеребренных инеем; за собой они тянут пожарный фургон. Густой, как сливки, пар валит от бойлера и из конских ноздрей. Фургон, одолев невысокий барьер мерзлой глины, вкатывается в крытый дворик, где кони, захрапев, останавливаются.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});