войска и пойдёт воевать с вами за графиню Шеноя? В самом деле. Он изнеженный нарцисс, а не воин.
– В том и проблема, что он нарцисс, и нарцисс туповатый, но которому теперь в руки попала власть, – поспешил заверить Сальвадора Урбино и почти залпом осушил поднесённый Золотой Росой кубок вина. – Да он теперь у Паучихи с руки есть будет в благодарность. А даже если и не пойдёт войной на меня, и что? Земли у Сансони, Кайны и Лоэрры всегда принадлежали Лагримоне, и я не намерен их разбазаривать бастардам. Сейчас я потерял три замка, а через неделю могу такими темпами потерять и остальные. Это вообще как, нормально? Это очень опасный прецедент, Сальвадор. Даже три прецедента! Моя Лагримона – это вам не ваша сонная Кантамбрия. Законы у нас другие и люди тоже. И, как бы мне ни хотелось что-то исправить в нашем законодательстве, Верховный суд даже мне не разрешил этого сделать ради моего Керро. А теперь, оказывается, и суд не нужен. Надо было просто какой-то прошмандовке залезть со своим уставом в чужой монастырь, и всё. Причём этот кретин Апулья искренне поверил, что эту тварь волнует неравенство в обществе. А Виктория ну точно ночь не спит, думает: «Как же там ущемлённые в правах бастарды Лагримоны?» А она просто хотела насолить мне, как я и пророчил недавно, и своего она добилась. А о дочери своей она, интересно, подумала? Вот посмотрите, она уже написала Флорестелле письмо с приказом вернуться в Виа-де Маривет, подальше от опальной семейки.
– Нет! – будто испугался Керро и вскочил со своего места, но потом быстро понял, насколько глупо выглядит его порыв, и сел. – В смысле, брат этого не допустит. Если Флорестелла уедет из Серого Камня, это же будет означать развод.
– Будет-будет, – подтвердил его опасения граф. – Так что, Эрнан? Я бы хотел услышать ваши условия. Мне нужна ваша армия, чтобы выступить против Паучихи и указать ей её место! Больше мне просить некого. Эрнан?
Граф Монтонари сидел в откидном кресле под шёлковым покрывалом, которое скрывало отставленную на пуфик здоровую ногу. На месте ампутированной под покрывалом угадывался провал. Рядом с его креслом стоял филигранно исполненный лучшим кузнецом Кантамбрии железный сапог. Наколенная гильза для культи изнутри была выложена мягким материалом, чтобы не травмировать кожу при ношении.
Несмотря на мастерство выполненной работы, которая позволяла во время использования протеза не чувствовать разницы с настоящей ногой при ходьбе, Эрнан редко его надевал, а если жене и удавалось уговорить его им воспользоваться, то Эрнан чаще ограничивался проходом по спальне в обе стороны, после чего возвращался в кресло, угрюмо молчал и смотрел в окно.
После операции прошло несколько недель, и разрезы на ноге уже почти зажили, оставив несколько розоватых полос, которые скоро превратятся в шрамы. Инфекция больше не травила упрямого графа, но поведение его… поведение его говорило о том, что урон его психике был нанесен куда более сокрушительный, чем физическому состоянию.
Эрнан отвернулся от окна и указал Росе принести ему кубок, принял его и стал медленно пить. Все ждали ответа. Закончив с кубком, Эрнан так же, молча, отдал его Росе и снова устремил равнодушный взгляд в окно.
– Полагаю, это значит согласие? – не знал, что думать, граф и вопросительно воззрился на Сальвадора. – Ну, вы хоть помогите. И прошу, Сальвадор, войдите же в моё положение. Я в тупике.
Сальвадор не хотел соглашаться.
– Думаю, если было бы иначе, вам бы дали знать.
– Хорошо, – почувствовал облегчение граф. – Благодарю. Но как насчёт суммы? По молчанию я не могу понять, сколько мне готовить денег и на сколько солдат я могу рассчитывать.
Мужчины снова посмотрели на Эрнана, но снова столкнулись с глухой стеной, за которой тот пребывал с самого начала совета.
– Что ж? – Сальвадор решил отставить в сторону личные интересы и размышления и взять инициативу в свои руки, тем более что, к своему разочарованию, он действительно вошёл в положение графа Урбино. – Предположу, мой брат не будет против, если я возьму на себя роль его поверенного в данном вопросе, тем более что официально мы с вами обсуждаем налог на сахар в следующем году. Думаю, будет справедливо, если Кантамбрия предоставит Лагримоне войско численностью, скажем, две тысячи единиц конницы. Оплата услуги по минимальной ставке десять тысяч золотых сибров плюс содержание.
– Ничего не имею против, – не раздумывая ответил граф.
– Отдельно пехота – пятьсот человек. Три тысячи плюс содержание.
– Согласен.
– И вам где-то надо будет их всех держать. Казармы.
– Это я организую, были бы люди.
– И главнокомандующие.
– А их до сих пор не подыскали?
– Отчасти, – успокоил настроенного решительно графа казначей. – У пехоты и двух частей конников есть командиры, все с опытом, а у одной части конной гвардии уже нет.
– Как нет? – Урбино не понял, к чему клонит казначей. – Куда же он делся?
– Скажем так, проявил излишнее усердие в воспитании своего коня. Животное сей пыл не оценило и лягнуло его прямо в голову. Похоронили за городом.
– Какая неприятность. И что? Неужели его совсем некому заменить?
– Его ближайшие помощники погибли ещё в битве за Паденброг.
– Что ж ты будешь делать? И как быть?
– Я могу командовать, – снова предложил свою кандидатуру Керро, в нетерпении заёрзав на стуле и на всякий случай подняв, как прилежный школьник, руку.
Мужчины скептически посмотрели на юношу.
– Ты снова начинаешь старую песню? – ощерился старик. – Нет. И точка. Сальвадор, как мы можем решить эту проблему с наймом? Что вы посоветуете? Может быть, обратиться к Пелегру, пока это не сделала Паучиха?
Сальвадор уже собрался ответить, как его снова прервали.
– Но я правда могу, – глаза Керро загорелись какой-то болезненной надеждой. – Я сижу в седле, владею мечом.
Граф вздохнул.
– Мальчик мой, пригони-ка лучше служанок с веерами – тут невыносимо душно, вот и ты перегрелся.
– Никуда я не пойду! – воскликнул юноша и встал. – Отец, ты не понимаешь!
– Я всё прекрасно понимаю! – прикрикнул на непокорного Урбино. – Только я не собираюсь отправлять своего сына на войну.
– Ты говоришь так, будто я малолетний, а в Ангеноре в моём возрасте становятся кирасирами!
– Или ложатся в могилу. Керро, прошу тебя, сядь! Мне неудобно смотреть на тебя снизу вверх.
– Нет, не сяду! Не сяду!
– Что за гонор, вы только посмотрите, Сальвадор! Никакой управы на него не найти.
– Как не было возможным её найти и на вас, когда вы были в его возрасте? Полагаю, – догадался казначей, и по его серому лицу скользнула тень улыбки.
– Прошу, давайте без сарказма, мой друг.
– Прошу меня простить, – извинился Сальвадор. – Просто я уже который раз замечаю схожесть вашего с сыном поведения. Жесты, мимика. Предполагаю, вы в молодости тоже не мечтали прожить жизнь в душных кабинетах?
– Отец, я хочу сделать что-то достойное, – ухватился за соломинку Керро. – Нужное, а не сидеть всю жизнь в конуре без окон, сводя чей-то проклятый дебет и кредит.
– То есть работа казначея недостойная и никому не нужная, по-твоему? – насупился граф. – Ну, ничего себе заявление, я вам скажу. Сальвадор, прошу, раскройте моему дурачку глаза.
– Не в этом дело, отец! – напирал юноша. – Я ненавижу Коллегию, и я буду ужасным казначеем!
– У тебя прекрасные оценки.
– Их мне ставят их-за того, что я твой сын. А во время последнего экзамена меня и это не спасло. Мне поставили пересдачу через два месяца. Ты же сам знаешь.
– Подумаешь? – пожал плечами граф. – Статистику никто не сдаёт с первого раза. Подготовься лучше, и ты всё сдашь.
– И не подумаю, – заявил Керро, подбоченившись для пущего эффекта.
– Друг мой, прошу, уймите своего будущего коллегу, – граф обратился к казначею в поисках поддержки, – иначе своим благородным, но совершенно глупым юношеским пылом он подожжёт под собой ковёр.
– Не уверен, что хочу вмешиваться в ваши семейные отношения, – Сальвадор предпочёл капитулировать.
– А вы вмешайтесь, – настаивал старик, – я разрешаю, иначе этот благородный рыцарь в сияющих доспехах уже завтра отправится штурмовать замок придурка Апульи, откуда его и обстреляют горящими стрелами.
– Отец,