Но не только барабаны говорили о том, что в доме Зерге происходило что-то необычное. Сладковато-тревожные запахи тонкими струйками выползали из Ущелья, окутывая долину Мианэ ароматным шлейфом.
Сколько курильниц нужно было зажечь, чтобы заполнить благовониями все окрестности Балидета, Арлинг не знал, но был уверен в одном. Ароматы не просто отпугивали ночную мошкару и услаждали обоняние собравшихся. Каждый их компонент был тщательно продуман и нес послание тем, кто пришел попрощаться со жрицей Нехебкая. Однако его истинный смысл открывался не всем. Как Регарди ни старался, но разгадать что-либо в хаотичной смеси благовоний так и не смог.
Любимые кучеярами ароматы муската, гвоздики и шафрана всегда вызывали у него тревогу, мешая сосредоточиться. Традиционно густо витал в воздухе перец, от которого горело в носу, но прояснялось сознание. Удушливо пахло дымом и пеплом. В Ущелье жгли костры, и Арлинг узнал запах горящих веток оливы. Именно их чаще всего жег иман, когда они приступали к ночным занятиям в подвале Дома Солнца. Журавис тоже чувствовался, но пока его нотки были едва различимы. Зная кучеяров, Регарди мог предположить, что через час журавис вытеснит все другие запахи. Жители Сикелии добавляли наркотик в курильницы на любых церемониях, вне зависимости от того, чему они были посвящены – рождению ребенка или похоронам главы семейства.
Но среди привычных запахов выделялись и зловещие нотки – белены, серы и крови. Последняя настораживала сильнее, чем человеческие голоса, внезапно затянувшие тоскливую песню без слов. Вспомнив, что кучеярские боги любили жертвенных животных, Арлинг предположил, что закололи петуха или барана. Несмотря на то что ему хотелось последний раз встретится с Атреей, он предпочел бы волшебным образом очутиться сразу в завтрашнем дне. Низкие горловые звуки поющих раздражали, запахи благовоний сбивали с толку, а разговор с Ихсаном еще мелькал в памяти. Сегодняшний вечер обещал быть трудным.
И хотя иман говорил, что на церемонию прощания приглашались только близкие, желающих увидеть последний танец Атреи оказалось на удивление много. Спускаясь по каменной лестнице, Регарди внимательно вслушивался в голоса, стараясь определить точное число собравшихся. Но то, что легко давалось на тренировках, сейчас получалось с трудом. Досчитав до сорока, он сбился и попытался начать заново, но тут ступени кончились, и его внимание привлекло другое.
На площадке перед домом возвышалась сколоченная из досок сцена. Древесина еще источала свежий аромат жизни, плохо сочетавшийся с запахами затхлости и старости, которые исходили от лежащего на сцене ковра.
Проходя мимо, Регарди не удержался и провел пальцами по шелковому ворсу. Несмотря на ветхость, которая ощущалась в воздухе, ковер должен был быть красив и, наверное, стоил немало султанов. Беркут как-то рассказывал, что некоторые мастерицы всю жизнь ткали только один ковер, вкладывая в него душу, а порой и убивая себя на готовом шедевре. Такие вещи считались бесценными. Они украшали дворцы наместников, посылались в дар правителям других стран, либо отдавались в храмы особо почитаемых божеств. Возможно, перед ним был как раз такой ковер – уже унесший жизнь одного человека и готовый принять жертву другого.
Почувствовав неожиданную ненависть к шелковому покрову, Арлинг не стал ее прогонять. Пусть лучше его голова будет наполнена злостью на бездушную тряпку, чем хаотичными мыслями, ни одна из которых не имела смысла. Он по-прежнему нигде не чувствовал Атрею.
Когда иман подвел его к скале, которая плотным кольцом окружала площадку со сценой, Арлинг обнаружил, что в твердом граните были вырублены длинные широкие ступени, уходившие рядами к самой вершине. Оказалось, что человеческие голоса, раздававшиеся сверху, не были отголосками эха, порожденного Ущельем. Люди рассредоточились по всей скале, устроившись на ступенях-сиденьях, словно гигантские птицы. Коснувшись гладкого камня, Регарди не сдержал удивления. Его поверхность была так отполирована временем, что, наверное, блестела, как зеркало. Сколько же лет кучеяры проводили в этом месте свои обряды? Разгадка скрывалась в глубоких трещинах, которые мелкой паутиной покрывали камень. Хотя, возможно, площадка в Ущелье была сооружена вовсе не кучеярами, а древними строителями, которые когда-то возвели город.
Им достались места в первом ряду. С такого расстояния Регарди различал не только шаги людей, которые заканчивали готовить сцену, но и биение их сердец. Учащенное и тревожное – у жрецов Нехебкая, беспорядочно толпившихся у площадки; спокойное и равнодушное – у слуг-нарзидов, которым было все равно, чем заниматься: расстилать ковры для жертвенного танца или перебирать крупу перед обедом.
Большая часть скамьи уже была занята, но Арлинг никого из гостей не знал. Присутствие повара Джайпа удивило. Раньше он не замечал, чтобы их с Атреей связывали теплые отношения. Однако Регарди молча сел рядом, решив, что не задаст больше ни одного вопроса. Ответы уже давно не спасали.
Что касалось имана, то едва заняв свое место, он сразу ушел в себя, ни на кого не обращая внимания. Арлинг даже обрадовался, когда двое нарзидов привели Зерге, усадив ее между ними. Ему и так было не по себе от этого места, а напряженное молчание учителя лишь усиливало тревогу. Соседство со старухой вряд ли можно было назвать приятным, но сейчас Зерге мало отличалась от куклы. Она так обкурилась журависом, что не могла сидеть, тяжело привалившись к скале и периодически сползая к их ногам. Иман не спешил ей помогать, поэтому Регарди тоже решил ее не трогать.
Смеркалось. Вокруг сцены зажгли факелы, однако их свет не мог разогнать наступающий ночной холод. Каменная скамья быстро остывала, и Регарди пожалел, что не захватил с собой плащ. Залетавший в Ущелье ветер заставлял собравшихся кутаться и заново набивать трубки. Клубы табачного дыма висели над сценой густым облаком, соперничая с чадящими факелами и благовонными ароматами курильниц. У сидящего рядом Джайпа иногда начинали стучать зубы, и Арлинг порадовался, что дрожь пробирала не только его.
Гул толпы постепенно стихал. Прислушавшись, Регарди понял, что много слов было ему незнакомо, а его познания в керхар-нараге, на котором говорило большинство присутствующих, оставляли желать лучшего. Он собирался послушать кучеяров в соседнем ряду, но тут его внимание привлекла группа людей, которая направлялась к пустующим местам на лавке. Проход между первым рядом и сценой был узким, и для того чтобы пропустить опаздывающих, людям приходилось вставать. Впрочем, никто не возражал. Наоборот, все поспешно подскакивали, а иногда даже кланялись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});