— Ошибаешься. В моем доме правила пока что устанавливаю я. Если вы с Илоной решили иначе — это проблемы абсолютно не мои.
Корней сказал, Аня снова улыбнулась.
— Да. Ты прав. Требовать имеешь право только ты. Требовать и требовать… Требовать и требовать… Требовать… И требовать…
Она говорила раз за разом, будто заведенная.
Корней же только сильней сжимал челюсти, потому что… Раньше думал, что худшее, что может делать женщина — закатывать истерики. А теперь сомневался. Ведь тупое согласие с каждым словом, когда очевидно — просто сдалась — раздражало больше. Он шумно выдохнул, потянулся к лицу, закрывая на пару секунд глаза, с силой нажимая на них… Никогда бы не подумал, что может одновременно так злиться, и так сдерживаться.
— Внятно и по пунктам, Аня. Пожалуйста. В чем проблема. Что сказала Илона. Почему сумки в коридоре, — убедившись, что и голос, и взгляд под контролем, Корней снова обратился к Ане, очень надеялась, что из этого что-то получится.
— А вам не все равно? — но, к сожалению, сегодня Аня была куда менее исполнительной, чем обычно. Не ответила ни на один из вопросов, снова посмотрела уставшим взглядом, будто бы готовая получить закономерное: «все равно». Будто бы напрашивавшаяся его получить.
— Говори. Аня. Я очень. Тебя. Прошу.
Но Корней испортил весь план. Произнес отрывисто. Кивнул требовательно. Требовательно же и посмотрел. Вероятно, достаточно убедительно, чтобы девочка… Несколько десятков секунд блуждала взглядом по комнате, обходя его лицо, а потом все же посмотрела… И все же заговорила. Тихо, грустно, параллельно со словами еще и съёживаясь…
— Я очень слабый человек. Вы и без меня это знаете, конечно. Но, наверное, не осознаете, насколько. Я тоже долго не осознавала. Но сегодня, благодаря… Илоне, наконец-то смирилась. Очень слабый. Настолько, что мне легче закрыть глаза на правду, чем жить с ней. Да я и не знаю, смогу ли одновременно с правдой, с тобой… Со своей совестью…
— Это не внятно, Аня.
Девушка начала слишком издалека и слишком не о том, о чем он просил, поэтому Корней перебил. Стоило бы лаской, наверное. Снова посадить на колени, спокойно выпытать, действовать по ситуации. Но адреналин по-прежнему бурлил в крови, а она мямлила. Скривилась, вздохнула, мотнула головой, решаясь.
— Меня не устроит такой формат. — А дальше снова посмотрела Корнею в глаза, произнося решительно. Одна беда — не очевидно, о чем речь. — Я понимаю, что со мной сложно. И мужчине без… Секса… Сложно. Я тебе его не даю. Наверное, ты имеешь право получать его в другом месте. Наверное, глупо было бы, начни я что-то требовать… Она мне посоветовала так сделать, но я же понимаю… Кто я, чтобы…
— Что еще она тебе советовала? — наверняка звучало еще холодней, чем до этого. Наверняка Аня еще сильней захотелось поежиться, но она только в очередной раз вздохнула…
— Не влюбляться. Съехать, пока не поздно. Сказала, что другие люди относятся к вещам более трепетно, чем ты… — замялась.
— Ну договаривай. Ты же не просто так решила повторить — тоже так считаешь, значит.
— Чем ты к людям… Что отношения с тобой — всегда рыночные. А я… Я не готова к рыночным. И к подлости не готова. Я все отбрасывала от себя эти мысли, а получается ведь, что я… Что я делаю больно другому… Не виноватому ни в чем человеку…
— Илоне? — Корней уточнил, возвращая Аню в реальность из раздумий, которые она озвучивала скорее на автомате, чем сознательно…
Кивнула.
— То есть это она пришла к тебе, чтобы вывалить на голову дерьма? Это с ней вы «форматы» обсудили, а больно человеку делаешь ты? Зачем ты открыла вообще? Хотела силами помериться? Результатом довольна?
Высоцкий знал, что звучит резко, но нежничать сил уже не осталось. Потихоньку становилось понятно, в чем дело. И из-за этого по-новому зло. Потому что выеденного яйца не стоит эта драма. Потому что развели, как котенка…
— Не довольна. Зачем открыла — сама не знаю. Просто… Как всегда, переоценила свои силы… Вы же помните… Ты не раз говорил, что мне нужно в первую очередь работать над собой. Вот такая — вечно сомневающаяся, испуганная, замороченная — я тебе не нужна. И ты, наверное, прав. С такой у тебя и не может затянуться больше, чем на пару месяцев. И я действительно буду ненавидеть… Только скорее себя, а не тебя. Но я просто наконец-то посмотрела правде в глаза… И смирилась. Ты взрослый человек, в твоем мире параллельные отношения возможны, я это понимаю. Тем более, когда всех все устраивает. Но меня… Не устраивает. Я просто как подумаю, что дедушка узнал бы…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Аня не договорила, отвернулась, посмотрела в сторону, сделала несколько глубоких вдохов, только потом снова на Корнея, а в глазах чертовы слезы…
— Всем будет лучше, если я съеду. Не буду мешаться под ногами. Ты не обязан подстраиваться. Тебе это не свойственно. Ты и такой, как есть… Получишь все, что хочешь. А я, боюсь, что так, как хочешь ты, для меня — слишком.
— А как я хочу, Аня? Расскажи мне, наконец-то, как я хочу. Ты же в голове уже все сложила? Так в чем проблема повторить в реальности? Мы же в реальном мире живем. Не в твоей голове, девочка.
Вопрос не был задан так требовательно, как можно было. Это понимали оба — и Аня, и Корней. И оба же понимали, что «девочка» может в очередной раз съехать. И она явно размышляла об этом. Потому что смотрела ему под ноги, сжимала свою же кожу до побелевших костяшек, решалась…
А когда вскинула взгляд, произнесла так, будто и не она вовсе — спокойно и решительно.
— Меня не устраивает формат параллельных отношений. Ты может не считаешь, что у нас с тобой — отношения. Пара поцелуев, наверное, для тебя и вовсе не в счет. Но для меня все иначе. Ты живешь в моей душе. Для меня это предательство. И я тоже не хочу становиться предательницей. Если это устраивает вас с Илоной, то я…
— А теперь слушай, Аня… — Корней собирался все же дать договорить, но не сдержался. Потому что неслась лютая дичь. — В каждого человека с рождения «встроено» достоинство. Его не позволено унижать. Никому. «Параллельные отношения», как ты их деликатно назвала, если это предварительно не оговорено с каждым из их участников — это унизительно. Предварительно, Аня. И я с тобой согласен — это предательство. Для тебя — чувств, для меня — договоренностей. Если ты сомневалась во мне — стоило бы спросить. Если бы ты получила ответ, который тебя не устроил, — действительно стоило бы уйти. Потому что ни один мужчина, впрочем, как и женщина, не стоят того, чтобы предпочитать его или ее собственному достоинству. Понимаешь меня? Так я отношусь к себе. И к окружающим я отношусь так же. И если я даю шанс нам, со своей стороны делаю все, чтобы он имел смысл. Загодя, а не по факту. «Параллельные отношения» тебе никто не предлагал, Аня. Впрочем, как их не предлагали и Илоне. Наши отношения с ней прекратились в сентябре. Так бывает. Люди расстаются. Это неизбежно. И это честно. По моему мнению. А еще это об уважении, Аня. К себе. К тебе. К Илоне.
Корней не ждал ответа. Какой тут ответ, если… Девочка успела в голове сложить все совершенно иначе. Наверняка все слезы выплакала. Наверняка действительно тварью себя почувствовала. По глупости. Просто по глупости. И потому что на ее неопытности отлично сыграли. Илона умела.
— Ключи давай сюда, — следя за тем, как Аня хлопает глазами, к щекам наконец-то приливает краска, а губы шевелятся, не выдавая наружу ничего членораздельного, Корней произнес, вытягивая руку…
И тут же снова — нет, чтобы спросить, а потом впадать в панику…
— Я забираю твои ключи и уезжаю. Как оказалось, я тебя знаю немного лучше, чем ты знаешь меня. Квартиру открытой не оставишь, правда? Дверь автоматически не захлопывается. Придется ждать. Вернусь — договорим. Задашь все вопросы, которые гложут. Все, Аня. А не выборочно. Захочешь уехать — я сдержу свое слово. Так понятно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Корней задал вопрос, снова привлекая внимание к вытянутой ладони. На которую Аня посмотрела с опаской, сглотнула…