– Не все. Когда-то она была королевой. – Я помолчала. – Разве нет?
Мать пронзила меня взглядом. Я почти физически ощущала ее страх и чувство вины.
– Я привезла тебя попрощаться, а не задавать вопросы. Как я уже сказала, никто не причинял ей вреда. Лишь убедившись, что ее болезнь неизлечима, я была вынуждена ограничить ее свободу. Она… ее нельзя было выпускать за пределы замка. Ей только стало бы хуже.
– Почему ты меня сюда привезла? – Я уперла кулаки в бока. – Почему именно сейчас?
Слова матери обрушились на меня, словно месть.
– Чтобы ты увидела: мне действительно приходится идти на жертвы, иногда даже королеве выпадает действовать вопреки велению души, чтобы выжить. У меня не было выбора. Я поступила так ради Испании и ради нашего рода. Представь, что могло бы случиться, если бы мир об этом узнал! Я не могла рисковать. Нам через слишком многое пришлось пройти. Мой долг – в первую очередь защищать Кастилию. Кастилия превыше всего.
У меня перехватило дыхание. Да, она действительно это сделала. Королева Изабелла обрекла свою мать на заточение в Аревало. Все было до ужаса просто. Ее мать, вдовствующая королева, стала помехой. Ради блага Испании ее спрятали от всех, чтобы никто не узнал, что наша кровь отравлена безумием. На что еще была способна королева с железным сердцем? На что еще она могла пойти, чем еще пожертвовать, чтобы защитить свое королевство?
Я опустила голову, не в силах вынести страшной тайны во взгляде матери.
– Тебе не следовало так поступать, – сказала я. – Она – наша родня, наша плоть и кровь. Она часть нашей семьи.
Мать издала сдавленный смешок, похожий на всхлип:
– Ты смеешь меня судить? Ты не знаешь, не можешь знать, какая на мне лежала ответственность, какой тяжкий долг мне пришлось в одиночку нести на своих плечах.
– Еще как знаю, мама, – тихо ответила я. – Как я могу забыть?
Повернувшись, я вышла из комнаты.
Глава 5
Два месяца спустя я смотрела на продуваемую всеми ветрами бухту Ларедо. С палубы галеона доносились крики матросов, слышался грохот загружаемых в шлюпки сундуков, хриплые команды.
За моей спиной сбились в кучу от ветра мои сестры и брат, с восторгом глядя на меня. Мне первой из них предстояло предпринять подобное путешествие, и, повинуясь знаку матери, я повернулась и подошла к ним. К моему удивлению, первой меня обняла Исабель, вновь помолвленная с португальским наследником.
– Я никогда тебя больше не увижу в этой жизни, hermana, – прошептала она.
– Ерунда, – ответила я, хотя слова ее больно меня укололи.
Отстранившись от сестры, я позволила Марии поцеловать себя.
– Будь сильной, Хуана. Как всегда.
Следующей была Каталина. Я сразу же увидела, что она с трудом сдерживает слезы. Взглянув в ее красные глаза и лезущие из-под капюшона золотые пряди, я прижала сестренку к себе:
– Тебе надо быть храброй, когда придет твое время отправиться в Англию. Я всегда буду думать о тебе, mi pequeñita. Думай и ты обо мне.
Каталина цеплялась за меня, пока ее гувернантка донья Мануэла не увела ее силой.
Я присела в реверансе перед Хуаном:
– Да хранит вас Бог в добром здравии, ваше высочество.
– Ты будешь добра к Маргарите, когда ее увидишь? – выпалил он. Лицо его побледнело, глаза горели после недавнего приступа лихорадки. – Будешь с ней дружить, пока она не приедет ко мне?
– Я буду ей как сестра и скажу ей, что она самая счастливая женщина в мире, поскольку у нее такой прекрасный будущий муж.
– О, Хуана, мне так грустно, что ты уезжаешь! – Брат обнял меня, и я ощутила, насколько хрупко его тело. – Я буду за тебя молиться, сестра.
Коснувшись его щеки, я повернулась к отцу.
Этого мгновения я боялась больше всего. Боялась, что самообладание покинет меня, но была полна решимости не остаться в его памяти плаксивой девчонкой. И все же, увидев его рядом с матерью, в развевающемся плаще и шляпе, тень от которой скрывала его собственную боль, я вдруг представила себя маленькой девочкой, обнимающей его сильное тело, и мне внезапно стало тяжело дышать.
– Папа…
– Будь сильной, mi madrecita. – Он заключил меня в крепкие объятия. – Будь смелой, насколько сможешь. Не позволяй им думать, будто Испания не правит в твоем сердце.
– Буду. Обещаю.
Отец отстранился, и я ощутила внутри пустоту.
– Идем, Хуана. – Мать шагнула ко мне. – Я провожу тебя до корабля.
* * *
Когда солнце превратилось в алый шар на горизонте, моя армада вышла в море. Паруса вздымались на ветру. Из тускло-изумрудной вода стала алмазно-голубой; носы устремившихся вперед кораблей обдавала морская пена.
Холодный ветер развевал мой плащ. Я не уходила с палубы, пытаясь разглядеть удаляющиеся горы, даже когда наступила ночь, принеся с собой темноту и туман. Вскоре Испания скрылась из виду.
* * *
Путешествие заняло на три недели дольше, чем предполагалось: буря разбросала мой флот. Измученная теснотой, отсутствием свежей еды и нескончаемыми молитвами дам о счастливом прибытии, пятнадцатого сентября я с радостью ступила на землю Фландрии.
На берегу уже ждала толпа, и от громогласных криков разлетались голуби с окрестных крыш. Махая в ответ, я проехала через город под названием Арнемюйден в подготовленный для меня дом, где тотчас же рухнула в постель. Проснувшись на следующее утро с головной болью и резью в горле, я узнала новость: парусник, на котором везли мое приданое, налетел на мель и затонул. Вся команда и груз погибли.
– Что нам теперь делать? – причитала донья Ана. – Все пропало – все ваши платья, драгоценности, туфли, головные уборы! Тебе нечего надеть на встречу с эрцгерцогом!
Я чихнула. Беатрис подала мне платок.
– Наверняка что-то есть в моих сундуках.
– Что? – возразила донья Ана. – Старые шерстяные платья? Да от них пахнет грязью и дымом.
– От них пахнет Гранадой, – раздраженно ответила я. Многие часы в море, проведенные в обществе дуэньи, не прошли даром. – Еще я знаю, что где-то у нас есть красный бархат и ткань с позолотой. И то и другое вполне подойдет. Тем временем просто придется купить ткани, чтобы сшить новые платья. Мы ведь во Фландрии, а ткачество – их национальный промысел.
– Твой красный бархат не подходит для путешествия, а ткань с позолотой выглядит чересчур экстравагантно. Что касается закупок ткани – мы не торговцы, чтобы заниматься подобными делами.
Во имя Христа, порой с ней бывало тяжко! Я села в постели.
– Если мне нужна ткань, значит придется за нее заплатить. – Я помолчала. – И где, в конце концов, эрцгерцог?