К сожалению, девушкам неприлично признаваться в своём интересе к сексу, поэтому Маша притворялась застенчивой дурой – так ей было спокойнее.
В техническом отделе не любили глупых тихонь и чтобы восстановить равновесие во Вселенной, были вынуждены коллективно изображать Плохую девочку со всеми её отрицательными атрибутами. Все положительные качества девочки они оставили Маше.
– Семёнов, ты опять что-то испортил? – начал с весёлой шутки человек в корпоративной футболке. Он получил её как сувенир на компьютерной выставке и поэтому считался в отделе самым бойким. – Вот сам бы и исправлял, раз такой умный, чтобы такую надёжную вещь испортить!
– Я ничего не трогал! – ответил Семёнов. Он знал правила игры, согласно которым отвечать на любой вопрос нужно именно так. Дальше всё шло по старинному ритуалу.
– Все так говорят! – сказал Вадик.
– Мне срочно для работы!
– У нас полно других дел!
– Но мне правда надо!
– Вы нас вечно грузите работой. Пишите служебную записку. Без документов не работаем.
Семёнов с надеждой посмотрел на остальных сотрудников технического отдела. Отдел был очень дружным, поэтому критические дни у всех синхронизировались.
Семёнов понял, что у него нет шансов.
Он пошёл к Диме. Дима был старшим продюсером. Он мог писать служебные записки, но не хотел этого делать.
Для многих писать служебные записки – мука, и это естественно, но у Димы была личная причина – он не любил Милку. Точнее, Милка не любила Диму, а это логически приводило к ответной неприязни, и Дима плавно распространил свою нелюбовь на Семёнова, как на напарника Плохой девочки.
Ещё Дима был джентельменом. Если бы он не был так хорошо воспитан, то его диалог с Семёновым мог бы выглядеть так:
– Милка – тупая шлюха, – сказал бы Дима.
– Что, не даёт? – спросил бы в ответ Семёнов.
– Да. Ей не понравилось, когда я её хватал за жопу, – ответил бы Дима. – Я не знаю, можно ли тебе её лапать, а потому тебя я ненавижу на всякий случай.
Но Дима соблюдал этикет. Он ведь был Хорошим мальчиком, а поэтому стал долго и нудно придумывать причины, по которым не может помочь Семёнову. Причин было много и все их надо было раскрыть и объяснить. Среди этих причин фигурировали: штатное расписание, плотный график работы, мнение шефа, корпоративная этика и т. п.
Семёнов слушал поток сознания Димы и думал о том, что индейцы Северной Америки наверняка дали бы ему имя типа Звенящее Дупло или Весёлый Опарыш.
Семёнов попробовал воздействовать на совесть Старшего продюсера, но тот был при исполнении, поэтому совесть прощупать было трудно.
После этого Семёнов попробовал угрозы, шантаж и лесть. Но шантаж и угрозы не достигали цели, а льстить было бесполезно, так как Дима был Хорошим мальчиком и знал это.
Семёнова охватило отчаяние. Он уже готов был честно посветить Диму в свои эротические фантазии насчёт Милки, но делиться своими грёзами с другим мужчиной можно лишь в том случае, если речь идёт о сексе втроём. Семёнов не готов был смотреть на обнажённого Диму. Дима был рыхлым белым мальчиком с эротическим потенциалом обойного клея.
Семёнов был близок к панике, но тут Диму срочно вызвали в кабинет шефа.
Дима забыл выключить свой компьютер. Это спасло Семёнова как героя-любовника, но погубило как работника месяца. Семёнов колебался лишь секунду – он принял решение подделать письмо от имени Димы в технически отдел.
Ещё тридцать секунд у него заняло написание письма.
Пару минут пришлось потратить на уничтожение следов диверсии и вот уже Семёнов гордо несёт диск в технический отдел.
Наверное, с таким же видом Иванушка-дурачок нёс Бабе-яге молодильные яблоки.
В коридоре его опять повстречал корреспондент Боря:
– Ты выпил уже?
– Не.. Вот только диск нашёл. Димка что-то кочевряжился – не хотел помогать. Я из-за него кучу времени потерял, – пожаловался Семёнов.
– Надо было ему сказать, что он моральный урод, – подал мудрый, но запоздалый совет Боря.
– Ага. Вот иди и сам скажи! – ответил Семёнов.
– Ну, ты же хочешь сделать приятное Милке! – возразил корреспондент. – Когда кто-то говорит, что Дима урод, она всегда радуется.
– В другой раз скажу, – пообещал Семёнов. Он уже был близок к цели, поэтому настроение у него было хорошее.
Хорошее настроение было и у пьяного Вовы, который таскал на руках Инессу Павловну. Она хихикала и кормила его клубникой, декламируя при этом стихи Тараса Шевченко.
Семёнов ощутил себя в каком-то сказочном мире.
Но офисе всё происходит не как в сказке. Когда в сказке добрый молодец приносит Бабе-Яге то, что она искала, та сразу выдаёт ему добрый совет или ещё что-то нужное по хозяйству.
В офисе же, перед тем, как сделать что-то полезное, каждый обязательно ещё и поноет или другим образом будет подчёркивать свою важность.
Семёнова ждало последнее сражение.
Плохая девочка, перед тем как сделать мальчику приятно, должна немного сопротивляться.
Все мысли Семёнова были заняты Милкой, поэтому эротические игры с техническим отделом не доставляли ему удовольствия.
Он не стал сражаться. Он родился и жил в России и поэтому знал, что иногда для совершения подвига достаточно просто перетерпеть.
Поэтому он молча ждал, пока технарям надоест рассказывать анекдоты про тупых юзеров, жаловаться на жизнь и сыпать техническими терминами в надежде, что никто, кроме них, не знает что это такое.
Лишь после этого они отдали Семёнову диск.
Интересно, что бы чувствовал Дон Кихот, если бы он всё-таки победил ветряную мельницу? Наверняка он бы ощущал что-то похожее на эйфорию, охватившую Семёнова.
Семёнов был собой очень доволен. Он не часто делал хорошие дела, но когда это всё-таки случалось, ему нравилось быть довольным собой.
Однако, когда он пришёл в монтажную, Милка была Семёновым очень недовольна:
– Где ты был? Я тебя уже час жду! Работа стоит!
– Вот! – гордо протянул ей диск Семёнов. – Я достал тебе материалы для сценария.
– Да пошли они все со своими материалами! – ответила Милка. – Я им чего, девочка что ли, чтобы неделю ждать?! Им это надо больше чем мне. Я сценарий без их материалов написала. Давай быстрее закончим – я на маникюр записана и уже опаздываю.
В рассказах о любви нельзя употреблять такие выражения, которые промелькнули в тот момент в голове Семёнова.
Одним махом Милка разрушила все те эротические конструкции, что Семёнов так кропотливо и старательно строил весь день в своём воображении. Подвёла Семёнова сексуальная инженерия – не выдержали несущие балки нагрузки и его мир фантазии с грохотом сложился как карточный домик.
Семёнов вздохнул и принялся за работу. В конце концов, Плохие девочки для того и существуют, чтобы мальчики не слишком фантазировали и расслаблялись.
А в коридоре послышался шум, плавно переходящий в ругань. Это пьяный Вовочка всё-таки упал, уронив при этом Инессу Павловну. Она при этом явно больно ушиблась.
Рабочий день подходил к концу.
Плохой Семёнов
Семёнова ругали на летучке.
Ругали его, честно говоря, за дело. А дело было в том, что Семёнов работал плохо.
Семёнов умел работать хорошо, но не работал. Раньше бывало – старался, получал результат, а теперь нет.
Он не знал, что с ним такое случилось и что он не так делает.
Но Начальница знала всё и Семёнова записали в отстающие.
Семёнову было обидно. Как человек тонкой душевной организации, он страдал и считал, что его ругают не за то, за что стоило бы. Если бы его, например, ругали за старый прошлогодний сюжет, который они с Корреспондентом поставили в эфир, потеряв материалы для нового, он бы покаялся, искупил и сделал выводы.
Или распекай его Начальница за то, что три дня на работу не приходил, загуляв на свадьбе брата – он бы снёс наказание стойко, как Ленин ссылку в село Шушенское.
Но этих фактов никто не заметил и сейчас вокруг творилась беспросветная несправедливость.
Семёнов умел делать разные сюжеты, ролики и клипы – медленные, весёлые, пафосные или «на любителя». Он бы делал их хоть «под хохлому», но как именно нужно начальству – никак не мог уразуметь.
Это, как не крути, а явно попахивало профнепригодностью.
Как нужно сделать начальству, чтобы ему было приятно, знал Виталя.
Виталю хвалили почти на каждом собрании. Хвалили устно и письменно, по телефону и лично, через третьи руки и публично при всех.
Виталя был молод и трогателен как собачка Му-Му.
Многие хотели бы его за это утопить, но барыня, то есть, Начальница, не дозволяла.