Читать интересную книгу Душа нежна - Ирина Шевелева

И все же бюрократия не третье сословие. Главное, что в ней отсутствует это свобода волеизъявления, хотения, деяния.

А удержание государства от полного распада нельзя не отнести к деянию. Осуществленному бесчисленным множеством людей доброй воли - сословным множеством. Ведь это факт.

Иначе бы и школы закрылись, и пенсий бы не выдавали, и ни отопления, ни света - при грабеже электроэнергии - не было, если бы, конечно, оставалась крыша над головой. Да и из квартир бы всех повыгоняли. Города бы сгинули, последние деревни растаяли. Не спасло бы расселение по времянкам, землянкам да заимкам. А у нас даже при тотальной остановке промышленности, всеобщей распродаже, блокировании путей-дорог между российскими областями связь уцелела. Страна осталась, не в виде призрака под условным именем Россия, хотя так она, похоже, выглядит ныне на планете. Осталось то, о чем написал Николай Рубцов:

Но люблю тебя в дни непогоды

И желаю тебе навсегда,

Чтоб гудели твои пароходы,

Чтоб гремели твои поезда.

Железная дорога осталась! Чудом. Тем же, что создало и рубцовские строки, которыми поэт свидетельствовал, что он из третьего сословия.

Третье сословие - это все, что, подвергаясь разгрому и разбою, держит, оделяет благами цивилизации, поставляет, учит, дает связь. Такие чудо-люди, что в любую эпоху, представая в разных социальных ипостасях, выполняют одну и ту же миссию. Такой человек появляется в прозе Алешкина обычно лицом эпизодическим, но постоянно. Попробуй угадай роль и место такого лица в событиях, по одному портрету, - это трудно. Но сам портрет узнаваем:

"Встретишь такого в деревне и признаешь в нем сельского учителя, подумаешь, что крестьяне в свободную минутку или в праздники, должно быть, приходят к нему посидеть, погутарить, обсудить последние новости из губернии, посоветоваться и всегда находят совет и поддержку: знает он, что нужен мужикам, знает себе цену..."

Это портрет начальника антоновского повстанческого отряда из "Откровения Егора Анохина". Сегодня учитель, завтра командир, а то вдруг строитель плотин и электростанций, каким предстал на Тамбовщине в 20-е годы писатель Андрей Платонов, автор "Родины электричества"...

Таков он и ныне, часто-часто не имея опоры ни в армии, ни в органах власти и правопорядка, ни в законах. То он инженер, то бюрократ, то десантник, деятель-аграрий... вообще сеятель и хранитель державы.

Люди этого сословия словно бы невидимы. Разобщены. Бессильны, даже бунтуя целыми профессиональными корпорациями. Зависимы от денежного мешка. Нет, все-таки не зависимы. Они творцы жизни, подчиненные более могущественным бытийным законам. Что ж, порой они в угоду власти переписывают учебники, попадают на службу антинародному режиму, уступают и подчиняются. Но остаются людьми веры и науки, мыслящими себя только в разумной, усилиями разума и нравственности созданной системе, в устоях, в определенном общественном слое. В третьем сословии. Не слепые, тупые исполнители, а носители, хранители, осуществители. Эту внутреннюю потребность несет в себе Иван Егоркин, рабочий парень из деревни. Попав на собрание в Клуб новых интеллигентов, "Иван не заметил, как подался вперед, выгнулся навстречу словам Булыгина. ...Говорил он в полной тишине, говорил о бесправии русского народа, особенно в провинции, в деревнях, вынужденного заливать водкой пустоту и никчемность своей жизни и гибнуть, гибнуть. Миша говорил, что многие начинают инстинктивно понимать это, потому и возникают всевозможные объединения фанатов, панков, хайлафистов, рокеров. Молодежь не желает жить так, как живут отцы, а как жить - не знает...

Егоркин вспомнил свои горестные мысли о сегодняшней судьбе России после разговора с Дмитрием Анохиным на поминках Клавдии Михайловны... Только тогда тоска была на сердце, тяжесть, а сейчас хотелось действовать, действовать!.. Но как? Что делать? Где его место в борьбе за душу человека?"

Воссоздавая состояние общества в эпоху перед крушением СССР, писатель еще прибегает к вопросу "что делать?", окончательно снятому с повестки дня современности. Делай, что хочешь... В этой исторической ситуации единственной могучей поддержкой человека социального осталось только сословное чувство. Чувство слоя, который невозможно уничтожить, как уничтожается даже вековое крестьянство. Чувство силы, толкающей паровоз, подбирающей обломки и снова пускающей их в ход. Реально противостоящей всеобщей (то есть для уцелевших) компьютеризации мозгов, уничтожению Божьей речи, божественной энергии языка. Почему, кстати, провалилась очередная реформа по упрощению правописания? То-то и оно.

Предприниматели, строители храмов, таможенники товаро- и продуктообмена, живительная поддержка общества. Несть числа их социальному и культурному разнообразию. Нет такой дали разобщения, которой они не могли бы преодолеть поистине телепатической связью. Пожалуй, общественная телепатия людей третьего сословия одна осталась в России неповрежденной, неискаженной. Как бы каждый конкретный человек ни менялся.

Великий слой, героический подспудно, хотя и не выдвинувший сегодня, для будущего своего, нового героя. То есть бытийно не взявший неограниченной, вселенской власти. Хотя и присматривающийся к себе в планетарных пределах.

Деятельные люди осколочной России удивительно прытко рванули-таки посмотреть мир и себя показать. Пресловутая утечка мозгов, если посмотреть, - российская форма освоения мирового пространства. Вдыхание воздуха иных стран и континентов тоже не только вызвано ощущениями вырвавшегося из тюрьмы. Это бытийная разведка нового романного пространства. Поля приложения сил. Глобальных схваток. Вид с нью-йоркского небоскреба. Известно, что в разбомбленных террористами небоскребах работали и русские специалисты. С крыши этого здания обозревал Америку и герой писателя, и сам Петр Алешкин. Что счел нужным подчеркнуть в своей книге "Тропа тамбовского волка" и Петр Кошель.

"У Алешкина появилась возможность посмотреть мир... В США книжная ярмарка была в Лос-Анджелесе. Там он взял напрокат машину и после работы на ярмарке десять дней катался по Америке... с женой прокатился на машине по всей Франции, побывал в многочисленных замках Луары, в Бордо, в Биаррице на берегу Бискайского залива, оттуда в Испанию в Бильбао... С берега Атлантического океана на берег Средиземного моря... Побывал в древнем городе Арле, в Каннах, где в то время проходил очередной кинофестиваль, в Ницце, в Монте-Карло, рискнул нелегальным путем проехать через границу в Италию... В Швейцарию, в Женеву, в Лозанну... снова в Париж... Брюссель, Антверпен... Роттердам, Гаага, Амстердам... Кельн, Бонн, Кобленц... Франкфурт... Снова США: Нью-Йорк, Бостон, Ниагарский водопад, Чикаго, Денвер, знаменитые Колорадские парки, каньоны Аризоны и Юты, Большой Каньон, Лас-Вегас, Долина смерти. Скалистые горы... Диснейленд..." "Насколько краше русская земля..."

Конечно, пребывающий в материальном и правовом упадке русский третьесословный слой в основном сидит дома, выживает частным образом, лишь телепатически осуществляя свою общественную миссию. Но видит и мыслит точно так же, в тех же пространственных объемах, что и писатель Алешкин и его герой. Держит в уме свой внутренний всепланетный резерв.

Впрочем, с точки зрения вульгарных представлений о третьем сословии, такое понимание его - ересь. На формальном языке наш внешне разрозненный неузаконенный государственно слой называется средний класс. А третье сословие - канонически это буржуазия. Весьма крупная. Требующая себе власти. Захватывающая ее. Политическая сила, заступающая место аристократии и рядящаяся под нее, "под элиту". Рвущаяся в аристократию и в конце концов образующая этот как бы аристократический, подменный слой - класс. Процесс, запечатленный Пушкиным. "Моя родословная".

Не торговал мой дед блинами,

Не ваксил царских сапогов,

Не пел на клиросе с дьячками...

Представитель рода высшей, военной, царственной аристократии, Пушкин иной не признавал. По Пушкину, аристократом был бы, скажем, Чапаев. Принятым в аристократию. Вместо этого - четкая схема вытеснения аристократии третьим сословием. Более того, рокировка сословий. "Я только русский мещанин..."

Притом это схема, подчеркивающая отсутствие в сословии единой организованной внешне и идеологически силы, которая позволила бы произвести замещение разом, с изменением государственного режима. Такой силы в России действительно не было. И нет. Опора ее - капитал не приобрел первенствующего, властного значения. И тут, как говорится, в России проехали. Торгово-банковское сословие в России было задушено в его сытом зародыше в XX веке и как самостоятельное не претендовало и уже не будет никогда претендовать на высшую власть. Слепое и трусливое, с криминальным душком, подчиненное тайному МВФ - вот его окончательная участь. Ни одному банку, включая и Центральный, не под силу ни по-царски недосягаемо взвинтить для подданных цену на хлеб насущный, ни раздать его даром в грозную годину. Нет и не будет такой, Иосифовой, власти...