Читать интересную книгу Тамерлан — покоритель Азии - Александр Якубовский

Между 1366 и 1370 годом Тимур то находился в войне с Хусейном и сближался с его врагами, то примирялся с ним и по его поручению сражался со своими прежними союзниками. Особенно характерны отношения между Тимуром и эмиром Кейхосрау, владетелем области Хутталян (между Вах-шем и Пянджем). Хусейн еще в 1360 году казнил его брата Кайкубада; во время войны с моголами в 1361 году Кейхосрау перешел на сторону хана и сделался его «зятем», женившись на его двоюродной племяннице Тюмень-Кутлуг; когда Кейхосрау в 1366 году вернулся в Ташкент, Тимур находился в ссоре с Хусейном, сблизился с Кейхосрау и посватал за своего сына Джихангира Ракийе-ханике, дочь Кейхосрау и Тюмень-Кутлуг. В 1369 году Тимур в качестве верноподданного эмира Хусейна усмирял восстание Кейхосрау и заставил его бежать на Алай; в 1370 году Кейхосрау присоединился к Тимуру, восставшему против Хусейна, и после взятия Хусейна в плен получил возможность применить к нему признанный Кораном закон кровомщения (кисас); в 1372 году, во время войны с хорезмийцами, Кейхосрау был обвинен в измене и предан казни на основании ярлыка, изданного подставным ханом Суюргатмышем; приговор был исполнен, на основании кисаса, нукерами Хусейна.

В 1370 году, в разгар борьбы с Хусейном, Тимур приобрел нового духовного покровителя, сейида Береке; о его происхождении приводятся разноречивые известия. Сейид остался в государстве Тимура и получил в удел город Андхой, остававшийся и в XV веке во власти его потомков. По словам Шереф ад-дина, сейид после этого всегда сопровождал Тимура; они даже были похоронены в одном мавзолее, причем лицо Тимура было обращено в сторону сейида.

Немногим больше известно об отношении Тимура к другим представителям духовенства. В рассказе о вступлении Тимура на престол в 1370 году вместе с сейидом Береке названы термезские сейиды, или худаванд-заде, братья Абу-л-Маали и Али-Акбар. Подобно Береке, эти сейиды оставались, по крайней мере внешне, влиятельными лицами в государстве Тимура до конца его царствования, с той разницей, что в их жизни была минута, когда они изменили своему новому государю. В 1371 году в заговоре против Тимура вместе с несколькими эмирами приняли участие также некоторые представители духовенства, именно шейх Абу-л-Лейс самаркандский и сейид Абу-л-Маали термезский. Тимур отнесся к заговорщикам очень снисходительно; шейх был отпущен в Мекку, сейид изгнан из государства, но, очевидно, скоро прощен, так как уже в 1372 году принимал участие в походе на Хорезм. После этого термезские сейиды оставались верными приверженцами Тимура, и в 1404 году, на обратном пути из своего последнего похода на запад, Тимур останавливался в Термезе в доме худаванд-заде Ала ал-Мулька.

Кроме Термеза, влиятельные представители духовенства были, конечно, и в других городах Мавераннахра, из которых для Тимура имели особенное значение родной Кеш и столица Самарканд. В рассказе о прибытии к Тимуру в Карабаг зимой 1403 — 1404 годов представителей духовенства после сейида Береке и термезских худаванд-заде отдельно названы только самаркандские шейх ал-исламы ходжа Абд ал-Эввель и его двоюродный племянник ходжа Исам ад-дин, кешский ходжа Афзаль и сыновья кешского шейх-ислама Абд ал-Хамид и Абд ар-Рахман; говорится о присутствии бухарских шейхов, но при этом не называется ни одно отдельное имя. Несмотря на то что современником Тимура был знаменитый Беха ад-дин, основатель ордена накшбендиев[32], источники вообще ничего не говорят о каких-либо связях между двором Тимура и шейхами Бухары. Самаркандский шейх ал-ислам Абд ал-Мелик (двоюродный брат и предшественник Абд ал-Эввеля) упоминается и в рассказе о событиях 1383 года, когда он вместе с другими представителями религии старался утешить Тимура, слишком предававшегося горю после смерти своей сестры Кутлуг-Туркан-ага.

Не совсем обычная встреча была оказана Тимуру представителями духовенства в Хорасане в 1381 году. Еще в Андхуде юродивый Бабасенгу, считавшийся святым, бросил перед Тимуром кусок мяса от груди животного; Тимур объявил, что считает это благоприятным предзнаменованием и что Бог, очевидно, предает в его руки Хорасан, «грудь земной поверхности». На Герируде, в местности к югу от нынешнего Кухсана, в селении Тайабад жил подвижник Зейн ад-дин Абу Бекр Тайбади; Тимур, прибыв туда, велел передать подвижнику, что хочет его видеть; подвижник объявил, что у него до Тимура дела нет; если у Тимура есть дело до него, пусть придет сам. Встреча произошла; Тимур потом сам рассказывал историку Хафиз-и Абру, что во всех других случаях он при свидании с отшельниками замечал в них признаки страха, только при свидании с Тайбади страх испытывал не отшельник, а сам Тимур. Ибн Арабшах, посвящающий этому свиданию особую главу, рассказывает, что шейх положил руки на спину Тимура, преклонившего перед ним колени; Тимуру, как он потом рассказывал, показалось, что небо упало на землю и что он придавлен между ними. Выслушав наставления шейха, Тимур спросил, зачем он не наставлял таким же образом своего государя, гератского князя, предававшегося запрещенным удовольствиям. Шейх ответил: «Мы ему говорили, он не послушался; Бог послал вас на него; теперь мы говорим вам; если вы не послушаетесь, Бог пошлет другого на вас». Трудно сказать, насколько этот разговор был разукрашен самим Тимуром и писавшими с его слов историками; во всяком случае, в дальнейших поступках Тимура нельзя отметить никаких следов влияния шейха, завоевание Хорасана было совершено с обычной жестокостью, и уже при взятии приступом соседнего Бушенга были истреблены все его защитники. По словам Ибн Арабшаха, Тимур считал шейха Зейн ад-дина одним из трех духовных покровителей, которым он был обязан своими успехами (двое других были Шемс ад-дин Кул ар и сейид Береке); но в истории Тимура шейх после 1381 года больше не упоминается, хотя он прожил еще восемь лет.

Историки, писавшие при Шахрухе, когда шариат получил преобладание перед законами Чингисхана, естественно, были склонны преувеличивать благочестие Тимура и его ревность к вере. Несомненно, что Тимур был покровителем улемов, беседовал с ними, как равный с равными, и относился с особенным уважением к потомкам пророка; кроме потомков самого Тимура, сейиды были в его государстве, может быть, единственными людьми, жизнь которых считалась неприкосновенной. Хафиз-и Абру, кроме того, сообщает, что Тимур заботился об укреплении веры и шариата, что в его время «никто не смел заниматься философией и логикой», что он никогда не вмешивался в денежные дела вакфов[33]. Слова об отношении к философии, вероятно, преувеличены; сам Хафиз-и Абру дальше говорит, что Тимур покровительствовал и философам. Из светских наук Тимур лучше всего знал историю; слова Хафиз-и Абру о его познаниях в истории турок, арабов и персов вполне подтверждаются тем впечатлением, которое, по словам Ибн Арабшаха, вынес из своей беседы с Тимуром историк Ибн Халдун. Тимур, однако, имел также некоторые познания в медицине и астрономии; среди ученых, приведенных им в Самарканд, были такие представители этих наук, как Хусам ад-дин Ибрахим-шах, «мессия и Гиппократ своего времени», мауляна Ахмед, врач и астроном, говоривший Ибн Арабшаху в 808 / 1405—1406 годах, что произвел астрологические вычисления за 200 лет.

Есть, впрочем, известие, что Тимур не признавал астрологии и предпочитал гадать по Корану. Ревность к вере будто бы побудила Тимура закрыть увеселительные места в Багдаде, Тебризе, Султании, Ширазе, Кермане и Хорезме (старом Ургенче), несмотря на доход, который они приносили казне (об увеселительных местах Самарканда и более близких Тимуру городов ничего не говорится). Чаще, однако, для Тимура религия была орудием для достижения политических целей, чем причиной, определявшей его поступки. Тот же Тимур, который в Сирии выступил защитником Али и его потомков, вследствие чего сирийцы считали его ревностным шиитом, в Хорасане восстановил суннитское правоверие, в Мазандеране наказывал шиитских дервишей за оскорбление памяти спутников пророка. Вполне естественно, что мусульманские богословы в беседах с таким государем всегда опасались западни. Очень характерна сцена, происходившая в 1403 году на Куре и рассказанная Низам ад-дином. Тимур спросил своих улемов, почему они не следуют примеру прежних представителей ислама, наставлявших своих султанов, и не дают ему никаких наставлений. Они ответили, что государь своими поступками сам дает всем пример и не нуждается в наставлениях таких людей, как они; только когда они убедились, что «это слово говорится искренне», они осмелились доложить о некоторых злоупотреблениях, имевших место в той или иной области.

Преданность боевых сподвижников была для Тимура, конечно, важнее, чем преданность улемов; естественно, что Тимур был прежде всего воином и князем монгольского типа, потом уже мусульманином. С представлением о «таджике» у Тимура соединялось представление о человеке, лишенном воинских доблестей и неопасном для врагов. Как представитель монгольских традиций, Тимур придавал большое значение родству с домом Чингисхана. Захватив в 1370 году гарем своего предшественника Хусейна, он взял себе четырех из его жен, между ними Сарай Мульк-ханум, дочь хана Казана (в год низложения и смерти ее отца ей было пять лет, следовательно, она была лет на пять моложе Тимура). Детей у нее от Тимура, насколько известно, не было, но, как ханская дочь, она всегда считалась старшей женой Тимура, хотя в гареме Хусейна старшей была другая царевна, дочь хана Тармаширина, выданная после Хусейна замуж за джа-лаирского эмира Бахрама. По этой жене Тимур имел право на титул (ханского) «зятя» (гургана), который он поместил, между прочим, на своих монетах. В 1397 году Тимур женился на дочери могольского хана Хизр-ходжи, Тукель-ханум, которая в качестве «малой госпожи» (кичик ханум) заняла второе место в гареме. Ханом был провозглашен в 1370 году царевич Суюргатмыш; после его смерти, в 1388 году, на престол был возведен его сын Султан-Махмуд. В отличие от последующего времени, Тимур не держал этих ханов взаперти в Самарканде, но брал их с собой во время походов; Султан-Махмуд-хан в 1402 году участвовал в битве при Анкаре и взял в плен османского султана Баязида. По Шереф ад-дину, Султан-Махмуд-хан умер в том же 1402 году, но Низам ад-дин, писавший несколько позже, говорил о нем как о живом лице; по «Анониму Искендера», Тимур из уважения к хану еще год чеканил монету от его имени. Во всяком случае, нумизматические данные показывают, что Тимур другого хана на престол не возводил и что монета до конца его царствования чеканилась от имени Султан-Махмуд-хана. Имя хана провозглашалось также по пятницам в хутбе[34]. Нет, однако, никаких известий о том, чтобы Тимур когда-нибудь в присутствии войска, при торжественной обстановке, воздавал почести этим ханам; почести, воздававшиеся по монгольским обычаям государю, всегда принимались самим Тимуром.