— Это хорошая наводка, — заметила Пибоди.
— Ну, по крайней мере, хоть какой-то след. — Ева спрятала ленту в пакет для вещественных доказательств. — Давай его проверим.
Широкая входная дверь пентхауса открылась в тот самый момент, когда Ева вернулась в гостиную. Вошел высокий мужчина с копной золотистых волос над бледным усталым лицом. Диэнн вскочила с кушетки, на которой укачивала Ивонн, и бросилась к нему с ребенком на руках.
— Лютер! О боже, Лютер!
— Диэнн… — Он обнял их обеих и прижался щекой к щеке жены. — Это не может быть ошибкой?
Она покачала головой и разрыдалась. Ева поняла, что эти слезы она удерживала часами.
— Простите за беспокойство. Я лейтенант Даллас.
— Да-да, я вас узнал. Диэнн, милая, унеси Ивонн в спальню. — Он поцеловал их обеих и отпустил.
— Я сожалею о вашей утрате, мистер Вандерли.
— Прошу вас, зовите меня Лютером. Что я должен делать? Я могу чем-то помочь?
— Можете, если ответите на несколько вопросов.
— Да, конечно. — Он взглянул вслед жене. — Я никак не мог выбраться раньше. Дорога домой заняла целую вечность. Диэнн мне сказала… До сих пор опомниться не могу! Элиза пошла погулять с собакой, и ее… Диэнн сказала, что ее изнасиловали и убили. Изнасиловали и убили в парке, прямо напротив дома.
— Как вы думаете, Элиза пожаловалась бы вам, если бы кто-то приставал к ней, угрожал, если бы ее что-то беспокоило?
— Да, — ответил он без колебаний. — Если не мне, она наверняка сказала бы Диэнн. Они были очень близки. Мы… Мы одна семья.
Он сел и откинул голову на спинку кушетки.
— А вы тоже были очень близки с мисс Мейплвуд?
— Вы хотите знать, была ли у меня сексуальная связь с Элизой? Я так и думал, что вы об этом спросите; даже внушал себе, что это не должно меня задевать. И я стараюсь не чувствовать себя задетым, но у меня плохо получается. Я не изменяю своей жене, лейтенант. И уж я, безусловно, не стал бы пользоваться своим преимуществом над крайне уязвимой женщиной, живущей в моем дом. Женщиной, вызывающей у меня глубокую симпатию, женщиной, которая много и тяжело работала, чтобы обеспечить достойную жизнь своему ребенку.
— Я задаю вопросы вовсе не для того, чтобы вас обидеть. Почему вы назвали миссис Мейплвуд «крайне уязвимой»?
Он потер переносицу.
— Она была матерью-одиночкой, пострадавшей от жестокого обращения мужа. И она очень во многом зависела от меня. Я платил ей жалованье, я обеспечивал ей крышу над головой, если на то пошло. Разумеется, она могла найти другую работу. Работать она умела. Но вряд ли она нашла бы другое место, где ее дочь могла бы жить в таких же условиях, в окружении любящих людей, с подружкой ее возраста. А для Элизы не было ничего важнее благополучия Ивонн.
— Бывший муж угрожал ей? —Лютер безрадостно усмехнулся.
— В последнее время нет. Она была сильной женщиной. Она раз и навсегда указала, где его место: в прошлом.
— Вы не знаете, кто мог бы желать ей зла?
— Ни единой души. Богом клянусь, я до сих пор не могу примириться с мыслью, что кто-то надругался над ней. Я понимаю, вам надо делать свою работу, но и вы меня поймите. Я сейчас очень нужен своей жене. Я нужен детям. Если у вас есть еще вопросы, не могли бы мы перенести это на другое время?
— Да, конечно. Я хочу забрать вот это. — Ева показала ему моток ленты. — Я дам вам расписку.
— В этом нет нужды. — Он поднялся на ноги и потер руками лицо. — Я слыхал, вы хорошо знаете свое дело.
— Да, я хорошо его знаю.
— Я полагаюсь на вас. — Он протянул ей руку. — Мы все надеемся на вас.
По дороге в центр они заглядывали во все ремесленные магазинчики на Манхэттене. Ева и представить себе не могла, как много материалов и усилий требуется, чтобы сделать своими руками то, что можно запросто купить в готовом виде. Когда она выразила свое удивление вслух, Пибоди улыбнулась и пощупала ярко окрашенные блестящие нитки мулине.
— Это ни с чем не сравнимая гордость — сделать что-то своими руками. Подобрать цвета, ткань, рисунок… Увидеть готовую вещь в уме и воплотить ее в жизнь.
Ева недоверчиво покосилась на нее.
— Тебе виднее.
— В моей семье было много ремесленников и умельцев. Такова уж жизненная философия квакеров. Я и сама кое-что умею, только времени не хватает. Между прочим, у меня до сих пор сохранилась баба на чайник, которую бабушка помогла мне связать крючком, когда мне было десять лет.
— Я даже не представляю, что это такое.
— Что? Баба на чайник или вязание крючком?
— И то и другое. И не надо объяснять, меня это не интересует! — Ева окинула взглядом полки, забитые исходными материалами и готовыми изделиями. — Многие продавцы помнят Мейплвуд. Но я что-то не вижу среди покупателей мужчин.
— Работа с ниткой и иголкой считается чисто женским ремеслом или увлечением. И напрасно: это очень успокаивает. Мой двоюродный дедушка Джонас увлекается вязанием и уверяет, что это одна из причин, позволивших ему сохранить здоровье и бодрость к его ста с чем-то годам.
Ева не потрудилась ответить и направилась к выходу из магазина.
— Никто не вспомнил, чтобы какой-то мужчина приставал к Элизе или к любой другой покупательнице. Никто о ней не расспрашивал, никто подозрительный не шлялся поблизости. Но лента того же типа. Тут должна быть связь.
— Он мог купить ленту где угодно в любое время, — пожала плечами Пибоди. — Он мог заметить Элизу в одном из магазинов, зайти туда позже и купить все, что ему нужно. А ведь есть еще и ремесленные ярмарки! Он мог встретить ее на одной из них. Держу пари, она ходила на ярмарки. Может, даже с детьми.
— Хорошая наводка. Справься у Вандерли. — Ева остановилась на тротуаре, по привычке сунув большие пальцы в передние карманы брюк, рассеянно барабаня пальцами по бедрам и не обращая внимания на толпу, обтекавшую ее с двух сторон. — Но это может подождать. Надо дать им прийти в себя. Кстати, мы всего в двух кварталах от приюта. Давай зайдем и спросим Луизу о нашей колдунье.
— Экстрасенсы — вовсе не обязательно колдуньи, и не все колдуньи — экстрасенсы, — рассудительно заметила Пибоди. — Ой, смотрите, разносчик с тележкой!
— Погоди, погоди! — Ева прижала руку к виску и подняла глаза к небу. — У меня начинается видение. Ясно вижу, как ты запихиваешь в рот соевую сосиску!
— Я собиралась взять овощной шашлык и, может быть, маленькую порцию фруктового салата. Но раз уж вы внушили мне мысль об этой проклятой сосиске, придется мне ее съесть.
— Я так и знала. Купи мне жареной картошки и банку пепси.
— Я так и знала, — повторила за ней Пибоди, тяжело вздохнув.
Но она была так счастлива от одной лишь мысли о еде, что готова была безропотно заплатить за нее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});