— Драконов? А их можно убедить встать на нашу сторону? И где они вообще?
Рангольф, улыбнувшись, произнес:
— В горах… где же еще могут быть драконы? Где еще такие гиганты могут спокойно жить… Им, конечно, мало дела до бед наших, и осталось их немного, но есть у них один старый долг… — Эльф усмехнулся и переглянулся с Ольсинором. — Случилось как-то нашему Ильсинору помочь ихнему вожаку. Обвалом его завалило однажды, покалечило сильно, и не мог он себе помочь, как всегда это было, ибо сильна древняя драконья магия. Легенда гласит, что стало в небе черно от стай обезумевших от горя драконов. А Ильсинор, узнав об этом, не выходя из своей хижины на берегу Северного моря, излечил Великого Цава, и тот с легкостью выбрался из-под завалов… И тогда же Цав сказал Ильсинору, что " он ошибался, принимая малорослых обитателей старой Ивии за тучи разжиревшего гнуса и мошки, который разучился от своей лени и обжорства летать, и только лез во все щели, досаждая великому племени драконов… " и обещал помочь в минуту бедствия своим соседям… Вот так-то, друзья…
Ольсинор вздохнул.
— Только эльфы столько не живут… Ильсинора давно нет на белом свете. А Цав до сих пор живет и здравствует. Правда, уж давно его в небе никто не видел. Тяжеловат стал он для полетов…
Свей слушал, позабыв про сидевшую рядом Айин, и вздрогнул, когда она заговорила. Ее голос он никогда не слышал. Она насмешливо сказала:
— Так может, он уже в детство впал, отец, и примет нас за гнус… И одним движением хвоста…
— Ая… — Сдерживая усмешку, Рангольф, строго погрозил дочери пальцем.
— Гнус превращается в мокрое место… — подхватил громогласно Схлоп. — Да, — он покрутил большой головой, переводя нахальный взгляд с непроницаемого лица одного эльфа на другого, и добавил, — хотел бы я знать, что заставит Великого Цава нас выслушать…
— Не что, а кто… — ответил Ольсинор, — Рангольф, правнук Ильсинора, пойдет с вами, а Умо, как и все дроды, умеющий говорить с драконами, поможет в беседе…
Умо, до сих пор молчавший, кивнул головой. Длинные черные волосы, через которые торчали круглые уши, качнулись сальными прядями. Свей давно уже присматривался к нему. А дрод не сводил своих маленьких черных глаз с красивой эльфийки, которая теперь, откинув капюшон и смеясь, была особенно хороша.
— И медлить нельзя… Осталось предупредить князя, чтобы лесовичи держались до прихода помощи, потому что до осады остались считанные часы… — Добавил Ольсинор.
И все замолчали. Где-то неподалеку в конюшне слышно было, как Ригурн напевает песенку… всхрапывают лошади, уставшие после большого перехода, и, наконец, получившие долгожданный отдых…
Все было как обычно… Только недобрые предчувствия не давали радоваться как раньше встрече с друзьями, и слова грустной незатейливой песни гнома бередили душу:
…Сегодня день прошел, и я
Пришел к тебе домой.
Трещит сверчок, и дождь шумит —
Мне хорошо с тобой.
А завтра будет новый день,
Не думай зря о нем.
И что ж, что нет нас в нем с тобой
Сегодня мы вдвоем…
Часть 4
1
Еще не начался рассвет, а в доме Сахлопивура уже никого не было. И если кто-нибудь решил бы теперь зайти к гостеприимному гному, то не нашел бы даже следов, не то что тропинки к небольшому оврагу на опушке леса у Древляны. Снег лежал ровным полотном, словно здесь никто и не бывал…
Старый Ольсинор в полусумраке коридора, еле освещенного крохотным светлячком, повисшим в воздухе, еще раз взглянул придирчивым взглядом на тщательно заметенный снегом вход в тоннель. И остался доволен проделанной работой. Потом нащупал на каменистой стене выступ и надавил на него.
Тяжелая каменная плита выехала справа, перекрыв полностью проход. Нора Схлопа и конюшня тоже были теперь надежно закрыты… Своего коня Ольсинор отдал Свею, когда оказалось, что княжич без лошади, а двух лохматых пони Ригурн уже увел в крепость.
Эльф неслышно уходил в темноту, разгоняя ее летевшим впереди него светлячком. Таких созданий теперь немного осталось даже в стране Желтых Гор. Это был крошечный магнод Ог. Их род издавна жил в Ивии, и, пожалуй, только эльфы про них и знали.
Магноды жили на деревьях. Маленькие, очень маленькие… ростом с большого жука, но имели человеческий облик, если бы не крылья. Да, два небольших светло-розовых кожистых крылышка, которые светились некоторое время, когда магнод попадал со света в темноту.
Но обнаружили это неприметное племя не сразу, и не их самих, а их темных собратьев… Магноды были светлые и темные. И если светлый магнод приносил свет, то темный — тьму… Долго считали, что они так устроены, а оказалось вера у них такая, одни поклонялись свету и солнцу, а другие — тьме и луне…
Любимая притча светлых магнодов была о том, как внесли огонь в темную испокон веков пещеру, и осветилась она, и как ни мало было огня, но вековая тьма не была уже полной… Значит, свет сильнее тьмы, говорили они многозначительно.
Темные же магноды на это лишь язвительно усмехались… Это значит, что тьма возникла раньше света, отвечали они.
Но свет все равно прогнал тьму, возмущались светлые малютки.
И они воевали… Светлые херувимчики жгли огнем неверных собратьев, а те все больше погружались во тьму, отвергая свет, их магия становилась все более мрачной и кровавой. И некому было им помочь в этой войне. Магноды медленно вымирали… потому что про них никто не знал…
А обнаружил магнода однажды эльф-стеклодув, который будучи недовольным отлитым слишком толстым выпуклым стеклом, рассматривал его на свет. Испорченное стекло увеличило вдруг все, что находилось позади него. И изумленный стеклодув увидел человека, сидевшего напротив на дереве, с копьем в руке, на котором болталась змея, но что самое невероятное было в этом человеке это крылья… Это потом оказалось, что он видел магнода с червяком на копье. Эльфы тогда сильно переполошились, как же — в их стране живут еще какие-то существа, а они про них ни сном, ни духом не ведают.
Магнод Ог был, пожалуй, одним из самых фанатичных магнодов. Безудержная ненависть к темной половине своего племени, доводила его порой до исступления. Но это можно было понять, он потерял всю семью в прошлой войне.
Ольсинор же частенько приглашал его к себе. Он любил побеседовать вечером, сидя у огня в своем доме среди высоких сосен на берегу холодного моря, с умным вездесущим Огом. Большая круглая линза в серебряном обруче на тяжелой подставке стояла на его столе. Маленький Ог становился ростом с небольшого гнома, и тогда можно было увидеть его стервозное, умное лицо. Будучи гораздо моложе самого Ольсинора, он все равно был уже в том возрасте, когда во взгляде мужчины появляется, или не появляется, но тогда ее уже и не будет никогда, спокойная, внушающая уважение, уверенность в себе. Он единственный из магнодов, который позволял себя "рассматривать в лупу", как насмешливо говорили об этих встречах его соплеменники.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});