Читать интересную книгу Край - Ян Кошкарев

пригнать транспорт своим ходом.

На сотом километре после выезда из центра на свежеприобретенном автомобиле отец не справился с управлением при повышенной туманности, и они с матерью на всей скорости врезались в грузовик-длинномер. Смерть наступила до приезда «скорой».

– Забери меня вечером, – снова заканючила Лера, пока Саня последовательно снимал с нее верхние слои одежды и развешивал на крючках в шкафчике с табличкой «Адуева Лера».

– Не могу обещать, работы невпроворот.

– Без работы никак?

– Никак. Нужно деньги зарабатывать, чтобы еду покупать, обувь, куклы…

Последний аргумент ее убедил. Она поцеловала Саню в щеку и нахмурилась.

– От тебя опять дымом пахнет!

– Со следующей недели брошу курить, – пообещал он.

Лера ускакала в группу, таща за уши игрушечного зайца.

10.

За два дня согласовали состав группы по увеличению добычи краенита и оформили приказ по НИИ. По графику новобранцы к работе приступали со следующей недели. Самойлов обрадовался, что его людей не тронули, и на радостях делился первыми результатами исследований по краениту.

– Интересная штука, – говорил он, сидя в тесном кабинете Тальберга с кружкой дешевого чая, предназначенного исключительно для гостей. – Когда мы раньше исследовали Край на месте, ничего не получалось. Брали кислоты, щелочи, растворители, обрабатывали – все впустую! Однажды появились пузыри, мы обрадовались, думали, реакция пошла, приготовились шампанское распивать и друг другу премии выписывать…

Самойлов сделал глоток и скривился. По поводу чая ничего не сказал, но больше к нему не притронулся.

– Место реакции очистили, но изменений не выявили. Такая же гладкая и чистая поверхность. Вообще стерильно, под микроскопом смотрели. Получается, реакции не было.

– Постой, – спохватился Тальберг, озаренный внезапной мыслью. – Когда мы краенит вырезаем, стена через час полностью восстанавливается. Но мы изрядные куски режем, поэтому восстановление идет дольше, а у вас повреждения пустяковые – пока вы Край очищали, он уже регенерировал.

– Точно! – Самойлов отодвинул от себя кружку. – Дима, ты гений! Нужно в записях поискать, чем в тот раз обрабатывали.

– Подозреваю, когда краенит отделяется от Края, у него пропадает восстановительная способность, – предположил Тальберг.

– Знаешь, – задумался Самойлов, – с теоретической точки зрения, это замечательно и позволит разобраться с химическими свойствами краенита. Но с практической стороны, ухудшается применимость материала из-за большей уязвимости.

Тальбергу неожиданно захотелось, чтобы эксперименты провалились, а материал признали непригодным для оборонки по причине ненадежности и напрочь забросили. Ревность? Раньше он считал краенит персональной гордостью, чем-то родным, на что прочие смотрели с опаской, а теперь самойловы топят его в своих пробирках с кислотами и щелочами.

– Засиделся я у тебя, – Самойлову не терпелось вернуться в лабораторию и возобновить эксперименты.

– Мне тоже работать надо. Кольцов поставил задачу – увеличить глубину реза. Второй день сижу, не знаю, с какого конца браться.

– Слушай, – Самойлов остановился с поднятым пальцем. – У Харламова в оптической лаборатории прошлой весной представили безлинзовый концентратор на электромагнитных полях. Думаю, через Кольцова легко заполучишь, тем более, у них их несколько.

Тальберг понял, идея хорошая и может сработать.

– А чай у тебя паршивый, – напоследок бросил Самойлов. – Я зеленый люблю.

Тальберг не стал откладывать в долгий ящик и тут же позвонил Кольцову, который, видимо, прямо в эту минуту обедал дома. Он часто ездил в обеденный перерыв домой.

– Чего тебе? – спросил жующий голос в трубке. – До конца обеда подождать не мог?

– Мог, наверное. Попозже перезвоню.

– Ладно, уже испортил аппетит. Валяй, что у тебя стряслось, – смилостивился Кольцов.

Тальберг рассказал про оптический концентратор. Директор пообещал посодействовать.

Через полчаса пришел угрюмый Харламов, без единого слова сунул маленький, но поразительно тяжелый картонный коробок и даже не заставил нигде расписаться. Тальберг прочитал выписанные на боку синей ручкой цифры диапазона энергий с коэффициентами концентраций и остался доволен.

Оптический концентратор представлял собой маленький пластиковый цилиндр с боковыми креплениями, через которые выходили провода питания и регулировки. Инструкций Харламов не оставил, а при воспоминании его недовольного лица желание что-либо у него спрашивать пропадало начисто.

Тальберг перебрал пальцами контакты, пытаясь догадаться об их предназначении. Главное, не подать питание вместо регулирующего напряжения – электроника сгорит безвозвратно. К счастью, на клеммах стояли отметки с указанием вольтажа, и задача показалась посильной.

Вернулся с обеда Саня и сразу же потянулся к коробку:

– Что это?

– Безлинзовый оптический концентратор на электромагнитных полях.

– Харламовский? – спросил Саня к досаде Тальберга, в очередной раз убедившегося в своей хронической неосведомленности касательно происходящего в институте.

– Харламовский.

– Сам отдал? – удивился Саня.

– Через Кольцова. Мы же нынче в приоритете.

Идея использования концентратора была одновременно гениальна и проста. Он позволял без увеличения энергетических затрат сделать луч установки тоньше, при этом площадь пятна уменьшалась, и снижались потери на единицу глубины реза. Чтобы добиться двукратного прироста по глубине, нужно было уменьшить диаметр луча всего в полтора раза. На установке стояла сходная система, сделанная Тальбергом самостоятельно, но получить луч тоньше полутора миллиметра он не смог, сколько не бился, а с харламовским концентратором появлялась надежда на резкий скачок производительности без дополнительных исследований и разработок.

– Сможешь подключить?

Саня покрутил провода:

– Элементарно. Блок питания стандартный, регулятор найдем, на крайний случай, откуда-нибудь открутим.

– Подключай, а я пойду покурю. У тебя сигаретка есть?

– Вы же не курите!

– Захотелось, – признался Тальберг. – Последний раз в десятом классе было. Нас тогда еще географичка гоняла.

Он вышел в коридор и вспомнил, что курить полагается у форточки в туалете. Под потолком шумела система вентиляции, образующая единую сеть по всему институту, но подвели ее только к вытяжным шкафам, каковых в лаборатории Тальберга насчитывалось два, ни один из которых не включался за ненадобностью.

Он не захотел идти в туалет и решил пока воздержаться от перекура, поэтому спрятал взятую у Сани сигарету в нагрудный карман и, убрав руки за спину, пошел прогулочным шагом к окну в конце коридора, по пути представляя, как завтра огорошит Кольцова досрочным выполнением задания.

– Дмитрий Борисович!

Тальберг вздрогнул.

Рядом стоял стеклодув Михалыч с небольшой сумкой. Он давно мог отдыхать на пенсии, но продолжал ходить на работу, удовлетворяясь символической оплатой. Из-за низкого, почти карликового роста он глядел на всех снизу вверх, щурясь на правый глаз, в то время как левый сильно косил, и Тальберг затруднялся определить, куда Михалыч смотрит.

По институту ходили шутки, что стеклодуву однажды открылась великая тайна Края, и с тех пор у него шарики не совпадают с роликами. Шутки-шутками, но странностей у Михалыча хватало. Порой никто не понимал, что он говорит, а изъяснялся он исключительно короткими репликами из двух или трех слов. Иногда он останавливался посреди улицы и мог простоять час, размахивая руками и мешая прохожим. Порой одиноко бродил по коридорам института и рисовал мелом черточки у каждой двери, а у некоторых – даже две. Тальберг испытывал неловкость при общении с ним, старался ограничиться приветствием и проскочить мимо. Он, грешным делом, подозревал, что стеклодув надышался ядовитыми испарениями, выдувая очередную реторту. Самойлов однажды назвал Михалыча безумным