Тем не менее, в 1580 году Иван Грозный поручил Джерому Горсею, агенту «Muscovy Trading Company», основанной еще в 1551 году и обладавшей монополией на торговлю с Россией, выхлопотать у Елизаветы присылку военных припасов – свинца, меди, селитры, серы, пороху. Царь собирался начать войну с польским королем Стефаном Баторием. Но инструкции, спрятанные Горсеем в сосуде с водкой, этим не ограничились. Царь более чем когда-либо желал найти в Англии новую для себя жену.
В 1581 году Горсей привел с собой три судна, нагруженные просимыми предметами. Плюс Елизавета прислала царю Роберта Якоби, доктора медицины, которого она сама высоко ценила. И этот человек стал вскоре лейб-медиком (придворным лекарем) царя. А еще он когда-то имел дело с семейством Фрэнсиса Гастингса, 2-го графа Гантингдона, дочь которого, леди Мэри Гастингс, показалась Якоби достойной невестой русскому государю.
В одной из биографий Ивана Грозного читаем:
«Грозный верил Якоби безоговорочно, слушал рассказы о дворе, воспылал страстью к женщине, которую ни разу не видел. Медик представлял ее племянницей королевы. Это ни в коей мере не соответствовало действительности, но истина меньше всего интересовала и того, и другого. Леди Мэри Гастингс принадлежала к одному из самых могущественных семейств Англии, ее отец некогда видел себя будущим королем».
Некоторые историки утверждают, что Мэри Гастингс все же была родственницей королевы («ее бабка приходилась двоюродной сестрой Елизавете»). Но анализ британских источников показывает, что леди Мэри Гастингс была дочерью сэра Фрэнсиса Гастингса, а тот был сыном Джорджа Гастингса и Анны Стэффорд, которую многие называют любовницей короля Генриха VIII.
Женой Ивана Грозного, как я уже говорил, была Мария Нагая, но он именно ее отцу, Афанасию Федоровичу Нагому, поручил расспросить Роберта Якоби о новой невесте. Нагой был известным дипломатом, и он, не моргнув и глазом, выслушал перечисление всех женщин знатного происхождения, незамужних или вдовых, которые могли бы заменить его дочь. Наконец, и он назвал лучшую, на его взгляд, кандидатуру – Мэри Гастингс.
После этого Иван Грозный немедленно снарядил в Лондон боярина Федора Андреевича Писемского, которому была поручена двойная миссия: заключить с Англией договор и разузнать об этой самой Мэри Гастингс.
Впрочем, что там разузнать. Давайте называть вещи своими именами: Писемский получил четкий приказ приступить к сватовству.
Он тоже был известным дипломатом, и он должен был встретиться с девушкой, попросить ее портрет «на дереве или бумаге», посмотреть, «насколько она высока, упитанна и бела», предупредить, что ей придется принять православие, уверить, что она получит во владение земли, а если спросит о настоящей супруге царя, то отвечать, что она дочь простого боярина и от нее легко отказаться. Но в обмен на этот «лестный союз» он должен был от имени Ивана Грозного потребовать, чтобы Англия помогла тому в войне с Польшей.
Согласимся, что все это выглядит, как полный бред.
Но приказ есть приказ, а приказ такого человека, как Иван Грозный, – это даже больше, чем приказ.
Это вопрос жизни и смерти.
И Писемскому, понятное дело, ничего не оставалось, как ехать решать поставленную задачу. Для помощи к нему был приставлен агент «Muscovy Trading Company» Эгид Крью и лекарь Роберт Якоби, которому было дано особое поручение – сообщить королеве Елизавете о намерении царя тайно посетить Англию.
* * *
Писемский приехал в Лондон 16 сентября 1582 года, но первую аудиенцию королева дала ему лишь 4 ноября. И начался традиционный обмен любезностями, полностью соответствовавший дипломатическому протоколу, и это могло длиться очень и очень долго.
А тем временем часть поручения Ивана Грозного уже потеряла свое значение. Летом 1581 года король польский Стефан Баторий вторгся на русскую территорию и осадил Псков. Тогда же шведы взяли Нарву, затем Ивангород и Копорье. В результате, царь вынужден был пойти на переговоры с Польшей и согласиться на не самые выгодные для себя условия. Естественно, московский посол притворился, что ничего не ведает об этом.
И 13 декабря 1582 года переговоры возобновились. На этот раз – в Гринвиче. На них русский посол настаивал на создании военного союза против Польши, а британцы упорно говорили лишь о преференциях в торговле. Но Писемский упрямо стоял на своем, так что нечего было и думать о каком-то компромиссе, ибо представителей королевы Елизаветы интересовало лишь одно – защита своей торговли на Белом море от Дании.
Чтобы добиться необходимого для этого содействия русских, королева согласилась дать Писемскому в январе 1583 года еще одну аудиенцию, и на ней разговор зашел также и о Мэри Гастингс. Русский посол выразил желание увидеть девушку и списать с нее портрет. Королева, казалось, была несколько смущена и сказала, что была бы очень рада быть в родстве с русским царем, но она слышала, что он является «известным ценителем женской красоты», а Мэри замечательна своими душевными качествами, но, к сожалению, некрасива.
– Более того, – добавила Елизавета, – она только что переболела оспой, и я не могу допустить, чтобы художник писал ее портрет в тот момент, когда лицо бедняжки покрыто следами этой ужасной болезни, пусть даже мне дадут за это богатства всего света.
Потом говорили еще много о чем, но русский посол каждый раз сворачивал в одну и ту же сторону: а как же русско-английский союз, о котором надо было бы подумать раньше, чем о свадьбе?
В ответ на это Елизавета пообещала ускорить дело, и тем все закончилось.
Безусловно, королева Елизавета I просто тянула время. Она была дочерью того самого Генриха VIII и Анны Болейн, а дочь английской «Синей Бороды» (у Генриха было шесть жен, из которых с двумя он развелся, а двух казнил по обвинению в измене) была не сторонницей того, чтобы кто-то искал спутницу жизни, будучи женатым. Да и просто перспектива семейных отношений с русским аналогом ее отца ее никак не устраивала.
* * *
В.Р.Мединский в своей книге «Скелеты из шкафа русской истории» пишет:
«В России мало знали тогда о далекой Англии, но Грозный, видимо, был неплохим «международным стратегом» и предчувствовал, какие глобальные выгоды может сулить ему династический брак с английской короной. Однако времена Ярослава Мудрого, когда подобное предложение британская правительница сочла бы за большую честь, увы, прошли. Теперь репутация русского государства в глазах «просвещенной Европы» была основательно подмочена».
Короче говоря, прошло еще два месяца, пока Писемский получил ответ. Он был разочарован. Королева соглашалась организовать союз с царем и помогать ему против его врагов, но за это она требовала для Англии монополии на всю внешнюю торговлю России. Писемский сделал вид, что не понял того, что над ним и над его повелителем просто смеются. Он прекрасно понимал, каким скандалом все это может закончиться.
Он попытался спорить и торговаться, но тут ему показали газеты, в которых сообщалось о великом для Руси событии – 19 октября 1582 года Мария Нагая подарила Ивану Грозному сына, которого назвали Дмитрием.
– Пусть королева этому не верит, – начал возражать Писемский, – это злые люди и подлые предатели придумали такую сказку, чтобы поссорить ее с моим государем. Королева должна полагаться только на письмо царя и мои заверения!
В ответ он увидел одни лишь вежливые улыбки. Впрочем, в глубине души он и сам не сомневался, что информация верна.
И все же ему удалось лично увидеть эту самую Мэри Гастингс. Произошло это 18 мая 1583 года в резиденции лорда-канцлера сэра Томаса Бромли.
Мэри сидела в беседке в саду и держалась по-королевски. Гость поклонился ей и через переводчика похвалил ее стать и чудную красоту. Он сказал даже, что видит перед собой ангела.
После этого он написал отчет царю:
«Княжна Гастингс росту высокого, тонкая и белокожая, у нее голубые глаза, русые волосы, прямой нос, пальцы на руках длинные и тонкие».
В середине июня 1583 года портрет Мэри Гастингс, предназначенный русскому царю, был закончен, и Писемский отправился обратно в Москву.
С ним поехал сэр Джером Боус, посол английской королевы, и в октябре 1583 года они прибыли в Москву. Иван Грозный принял англичанина в Грановитой палате, как доброго друга. Плохо информированный своим представителем, он был уверен, что политический союз и свадьба – дела, практически решенные, и остается лишь уточнить незначительные детали.
Однако дальнейшие переговоры с англичанами пошли туго. Джером Боус оказался человеком тяжелым, резким, надменным и обидчивым. После длительных переговоров о монопольных привилегиях Англии в Москве он заявил царю, что Мэри Гастингс очень больна, страшна собой, приходится дальней родственницей Елизавете, не имеет никакого влияния при дворе и вообще не готова принять православную веру, что фактически делало невозможным ее законный брак с русским царем. А на просьбы Ивана Грозного предложить ему более подходящую кандидатуру Боус ответил, что не уполномочен об этом говорить.