чтоб приказывать! — произнёс он с горечью. — Убирай паруса!
Быстро освободили фал, закреплённый на утке. Мэллори потянул вниз кливер, сгрёб его и молча присел у ящика на корточки, зная, что за ним наблюдает дюжина враждебных глаз.
Парус закрывал его колени, старая куртка — предплечья, сложенные на ляжках ног; кисти опущены, голова склонена воплощённое уныние и покорность. Под тяжестью рангоутного дерева с шумом спустился рейковый парус. Андреа ступил на него, сделал пару неуверенных шагов к носу, но остановился, опустив руки. Усилившийся стук дизеля, поворот штурвала, и немецкое судно оказалось у борта каика. Трое немцев с «шмайсерами» в руках быстро, но так, чтобы не оказаться в секторе обстрела своих крупнокалиберных пулемётов (теперь можно было видеть на корме и второй), прыгнули на палубу каика. Один из трёх тут же бросился к фок-мачте и встал там, держа всю команду под прицелом. Всех, кроме Мэллори. Того опекал пулемётчик, находившийся на носу.
Мэллори невольно восхитился безупречной слаженностью и чёткостью действий немецких моряков.
Подняв голову, капитан осмотрелся с чисто крестьянским равнодушием. Кейси Браун присел на корточки у машинного отсека, возясь с глушителем, лежавшим на крышке люка. В двух шагах от него устроился Дасти Миллер. Нахмурясь, он старательно вырезал из консервной банки кусок жести, видно, нужный для ремонтных работ. Кусачки он держал в левой руке, хотя не был левшой. Ни Стивенс, ни Андреа не сдвинулись с места. Часовой у фок-мачты не сводил с них глаз. Двое других неторопливо шли на корму со свободным, непринуждённым видом. Им и в голову не приходило, что кто-то посмеет их ослушаться.
…Хладнокровно расстреляв пулемётчика из автомата, спрятанного в парусе, Мэллори направил «брен» на часового у фок-мачты. Тот рухнул, изрешечённый пулями. Не успел он упасть на палубу, как произошло сразу четыре события. Схватив пистолет Миллера, спрятанный под глушителем, Кейси Браун четырежды нажал на спусковой крючок, и пулемётчик, находившийся на корме, поник. Пальцы его всё ещё сжимали рукоятки. Смяв кусачками трёхсекундный химический запал, Миллер швырнул консервную банку в машинный люк немецкого судна. Стивенс метнул в рулевую рубку гранату со взведённым взрывателем. Схватив с быстротой и точностью атакующей кобры обоих автоматчиков, Андреа изо всей силы столкнул их меж собой головами. Все пятеро бросились на палубу. Над немецким судном с грохотом взвился столб дыма, пламени и груда обломков. Вскоре эхо взрыва стихло, слышен был лишь стук «шпандау», стрелявшего вверх до тех пор, пока ленту не заело. Над Эгейским морем вновь воцарилась тишина.
Оглушённый двумя взрывами, Мэллори с трудом поднялся с палубы.
Ноги ему не повиновались. Он не представлял себе, чтобы взрыв гранаты и двух кусков тола, связанных вместе, мог причинить такие разрушения.
Немецкое судно быстро тонуло. Должно быть, самодельной бомбой, изготовленной Миллером, разворотило днище в дизельном отсеке. Средняя часть судна была в огне. Мэллори представил себе: если над кораблём поднимутся клубы чёрного дыма, то сюда тотчас прилетят немецкие самолёты-разведчики. Но опасения оказались напрасными. Сухое просмолённое дерево горело почти без дыма. Судно получило сильный крен. Ещё несколько секунд, и оно пойдёт ко дну. Мэллори успел разглядеть развороченную рулевую рубку и ужаснулся, увидев обезображенный труп лейтенанта, распятый на искорёженном штурвале, — жалкое подобие того, что некогда было человеком. Из рубки их собственного каика доносились характерные икающие звуки.
Капитан понял, что и Стивенс увидел это жуткое зрелище. В утробе тонущего судна раздался глухой взрыв топливных цистерн.
Судно встало на ровный киль. Вот уже и планширь в воде, та шипит, заливая пламя. Несколько мгновений спустя каик уходит ко дну, его стройные мачты скрываются в круговороте пены и радужных пузырей воздуха. И вновь поверхность Эгейского моря стала гладкой и спокойной. Лишь обугленные доски да перевёрнутый шлем лениво покачивались на ней.
Мэллори заставил себя отвернуться. Осмотрел собственное судно и своих товарищей. Вскочив на ноги, точно зачарованные, Браун и Миллер смотрели туда, где был каик. Стивенс стоял у двери в рубку целый и невредимый. Но лицо его было мертвенно белым. Во время короткой стычки он вёл себя молодцом, однако зрелище изувеченного лейтенанта доконало его. У Андреа рассечена щека, течёт кровь. Грек с бесстрастным лицом смотрел на двух автоматчиков, лежавших у его ног. Мэллори с сочувствием поглядел на друга.
— Мертвы? — спросил он негромко. Андреа кивнул.
— Да, — угрюмо произнёс он. — Я перестарался.
Мэллори отвернулся. Из всех, с кем ему доводилось встречаться, Андреа более чем кто-либо был вправе ненавидеть и убивать врагов. И он их убивал. Умело и беспощадно. От его целеустремлённости и добросовестности становилось жутко. Но при этом он редко не испытывал угрызений совести; он осуждал себя, считая, что человек не смеет отнимать жизнь другого человека. Он был человеколюбив. Простой, прямодушный, Андреа был не в ладах со своей совестью. Но он был честен перед собой и мудр сердцем.
Убивал он, движимый не местью и не ненавистью, не во имя идеи национализма или иных «измов», придуманных себялюбцами, глупцами и мошенниками, дабы внушить воинственные чувства и оправдать убийство миллионов молодых и неопытных людей, не сумевших понять весь ужас и бессмысленность военных действий.
Андреа убивал врагов, чтобы могли жить люди достойные.
— Кто ранен? — с деланной жизнерадостностью спросил Мэллори. — Никто? Превосходно. Надо убираться отсюда. И чем раньше, тем лучше. — Он взглянул на часы. — Почти четыре. Пора выходить на связь с Каиром. Оставьте на пару минут свой склад металлолома, главстаршина. Выясните, нельзя ли поймать Каир. — Посмотрев на восток, окрашенный зловещим багрянцем, он покачал головой:
— Не худо бы и прогноз погоды узнать.
Сигнал был слабый (виной тому, по мнению Брауна, были помехи: сзади по курсу сгущались грозовые тучи, обложившие чуть ли не полнеба), но достаточно уверенный. Полученная информация была настолько неожиданной, что все замолчали. Сквозь треск помех послышался голос, то усиливающийся, то исчезающий:
— Бедренец, я Ревень! Бедренец, я Ревень! — То были, соответственно, позывные Каира и группы Мэллори. — Перехожу на приём!
Браун отстукал «квитанцию». Динамик снова ожил:
— Бедренец, я Ревень! Теперь «„Икс» минус один. Повторяю, «“Икс” минус один». — У Мэллори перехватило дыхание. «Икс» обозначал субботнее утро, день нападения немцев на Керос.
Выходит, операция состоится на сутки раньше. В пятницу утром.
Остаётся чуть больше трёх суток.
— Сообщение «“Икс” минус один» понял, — спокойно произнёс Мэллори.
— Прогноз погоды для Восточной Англии, — звучал бесстрастный голос. Это означало Северные Спорады. — Сегодня вечером возможны сильные грозы и ливневые дожди. Видимость плохая. Температура понижается. В ближайшие сутки ожидается дальнейшее её понижение. Ветер восточный до юго-восточного силой в шесть, местами в восемь баллов.