«Зоринцы» уже расправились с двумя «Зеро» и гонялись за оставшейся парой. Беньковский разделался с бомбовозом на фланге и накинулся на следующего в очереди.
Самолет Краюхина промчался мимо жилинского «мигаря» – как-то тяжеловато промчался. Ничего удивительного – половина фюзеляжа в дырках!
– Краюхин! Как жизнь?
– Нормально, командир!
– Не дует?
– Не-е! Мотор шепчет!
– Северцев, набираем высоту!
– Есть!
Оба «МиГа», надрывно воя, пошли в небо. С высоты было хорошо видно, сколько сбитых осталось по пути следования бомбовозов – черные столбы дымов уходили в небо.
Первая эскадрилья тоже постаралась – та девятка, что шла справа, превратилась в тройку.
– Северцев, атакуем «больших»!
– Так точно!
«Синзаны» летели, соблюдая строй, как будто ничего не происходило вокруг.
Жилин свалил самолет в крутое пике и открыл огонь с километровой дистанции – снаряды рвали и терзали крыло вокруг одного из моторов бомбовоза. Винт прокрутился и замер, двигатель задымил.
Борт стрелки палили, сжигая стволы пулеметов, но особого вреда «мигарям» не нанося.
– Северцев, бьем эрэсами!
– Бьем, командир!
Истребитель был «затарен» не полностью – под крыльями оружейники подвесили всего по четыре РС-132, чтобы не отяжелять «МиГ».
Два эрэса ударили «Синзану» в борт, и Жилин, сам не желая того, попал в яблочко. То есть в бомбоотсек.
Взрыв получился со «спецэффектами» – вся середина самолета восклубилась огненной тучкой, одно крыло налево, другое направо, нос закувыркался вперед, следом полетел хвост.
Осколки и разлетевшиеся обломки задели «Синзан», следовавший сбоку и сзади, – борт испестрили пробоины, один из моторов заглох. Для четырехмоторной машины это было не критично, но Жилин с Северцевым «помогли» – добавили по две короткие очереди, сберегая боеприпас.
– Попал, командир!
Остановился еще один из двигателей, рядом с задымившим, и «Синзан» плавно накренился – с одним крылом далеко не улетишь. Теряя высоту, здоровенный бомбовоз заскользил вниз и вбок. Распахнулись бомболюки, высыпая свой убийственный груз. Самолету малость полегчало, но подъемной силы не прибавило – опущенное крыло чиркнуло по сосняку на склоне сопки, пропахало борозду и отломилось, а «Синзан» с нелепо задранной плоскостью так и упал, взрывая землю, сминая фюзеляж, распарывая листы дюраля.
– Я – Варяг! Группа, внимание! Все атакуем слева!
Истребители сместились, оставляя в покое единственный уцелевший «Зеро». Тот заметался и вдруг бросился в пике. Он не был подбит или даже задет, но, по всей видимости, японский летчик решил, что позор разгрома лучше не переживать.
Со всей скорости «Зеро» врезался в землю, одновременно забуриваясь и разлетаясь на мелкие кусочки.
– Молодец! – прокомментировал Аганин. – Нам боеприпас сэкономил!
– Атакуем!
Плотный огонь с левой стороны вызвал понятную реакцию – уцелевшие бомбардировщики подались вправо, немного меняя курс.
Лишившись истребителей-«овчарок» и «пастухов»-ведущих, самолеты летели туда, куда их вел Жилин, – на позиции зенитной батареи.
Боекомплект на «МиГах» заканчивался, пора было передавать противника «по эстафете» – пускай зенитчики тоже постреляют.
– Расходимся по флангам!
– Есть, командир!
– Я – Варяг! Вызываю пэвэошников! Ермаков, ты где?
– На позиции! Ждем!
– Приготовиться!
– Готовы!
«Волки» привели «стадо» на бойню.
100-миллиметровые зенитные орудия зачастили, поражая цели. Неподалеку в лесочке пряталась радиолокационная СОН – станция орудийной наводки – двухосный фургончик с решетчатой тарелкой антенны на крыше.
Зенитки долбили с частотой пятнадцать выстрелов в минуту, бомбовозы не выдерживали и одного попадания снаряда, а белых и черных облачков разрывов хватало.
Бомберы заметались, попав в засаду, вот только уйти им было трудновато – наведением пушек в упреждающую точку «занимался» гидросиловой привод, да и весь процесс уничтожения был механизирован – установка взрывателя, досылание, закрытие затвора, выстрел, открытие, экстракция гильзы. Так что все происходило быстро и четко – снаряды отламывали «Гингам» хвосты и крылья, выдирали моторы, разносили кабины в частом переплете. Бомберы падали, разваливаясь, метались в воздухе, пытаясь то ли увернуться, то ли скрыться.
«Поголовье» резко снижалось, пока последний из «Синзанов» не остался в одиночестве. Тяжелый бомбардировщик вошел в разворот, плавно описывая дугу и бомбя артбатарею. Несколько орудий опрокинулось, подпрыгнул, распадаясь, фургончик СОН.
– Я – Варяг! Сбить, на хрен!
«Мигари» открыли огонь по уходившему «Синзану», держась в почтительном отдалении, чтобы не схлопотать шальной 100-миллиметровый снаряд. Зенитки сказали свое веское слово – разрывы сместились к самому фюзеляжу, «освежевывая» самолет.
Теряя обшивку квадратными метрами, бомбардировщик далеко не ушел – пошел на вынужденную и сел на брюхо, громадным плугом пройдясь по полю и даже крылья не обломав.
По дороге запылили БТР, спеша к «Синзану». Жилин скомандовал:
– Я – Варяг. Возвращаемся.
Строй потрепанных «мигарей» повернул на восток. Скоро можно будет перебазироваться на аэропорт под Муданьцзяном – дорога свободна…
Глава 9
Красные и белые
Маньчжурия, Муданьцзян, 6 июля 1945 года
«Только вперед и никаких задержек! Отдельные опорные пункты обходить. В крайнем случае – подавить огнем, заставить умолкнуть и – вперед. Ваша цель – захватить мосты, овладеть узлами дорог, удержать их до подхода пехоты, передать ей и опять – вперед!» – в таком духе инструктировали танкистов ударной группировки.
И «экипажи машин боевых», поддерживавших 1-ю Краснознаменную армию, точно следовали инструкциям – оседлали ближнюю рокаду Мишань – Лишучжэнь – Мулин. Японские войска, отходя в глубину укрепрайонов, создавали пробки на дальней рокадной дороге Мишань – Машанчжань – Линькоу – Муданьцзян, шуруя колонна за колонной, но шустрые «Т-54» вскоре вышли к станции Машанчжань и перекрыли самураям движение.
А других дорог тут не было. К станции вплотную подступали отроги хребта Кэнтэй-Алинь, а дальше на запад простирался горный район с высотами более километра и совершенно безлюдный. Там не то что дорог – тропинок не натоптали.
Короче говоря, у японцев оставалось два выхода – либо прорываться по рокаде к Муданьцзяну – важнейшему узлу дорог и самому сильному укрепленному пункту на третьей оборонительной позиции в Восточной Маньчжурии, – либо бросать танки, грузовики, артиллерию и уходить в леса мелкими группами.
Так они и сделали. 5 июля японцы разделились – меньшинство двинуло в лес, а большая часть пошла на прорыв. 59-й корпус генерала Ксенофонтова приветил и тех, и других.
Гремело русское «ура» и ответное «банзай».
«ИС-3» 75-й танковой бригады с десантом стрелков 50-го Читинского полка устроили бойцам Квантунской армии настоящее побоище.
Нет, назвать поход триумфальным шествием было нельзя – приходилось очень трудно. Начать с того, что две большие автоколонны с японскими войсками, пехотные и танковые колонны, артиллерийские батареи двигались к станции Машанчжань с востока, а путь нашим танкам перекрыла разлившаяся Сяомулинхэ. Для атаки оставался один путь – узкая дамба, выходившая на деревянный мост.
Разумеется, мост был заминирован, и два пролета рухнули в реку. Началась ожесточенная перестрелка, пока саперы чинили переправу и разведывали броды. Двумя часами позже танки ворвались на японские позиции. 836-й полк Квантунской армии перестал существовать.
Когда части 1-й Краснознаменной вошли в Мишань, китайцы устроили советским воинам восторженную встречу. На каждом доме были вывешены красные флаги и транспаранты с приветствиями на китайском и русском. Народ стеной стоял вдоль главной улицы, в руках флажки, бумажные цветные фонарики, блюда с китайскими сладостями. Гремели барабаны, гонги, трубы…
Натерпелись – под оккупантами китайцам дозволялось быть рикшами, чистильщиками обуви, мусорщиками, а если вдруг японским переселенцам захотелось бы земли местных крестьян, тех попросту расстреливали. Десятками тысяч. Или поступали «гуманно» – сгоняли в отряды трудовой повинности…
…Еще немного, еще чуть-чуть, и наши ворвались в Мулин. Проутюжили на окраине противотанковую батарею, подорвали доты, вышли на берег Мулинхэ и захватили целым и невредимым семидесятиметровый деревянный мост.
Вражеские эскадрильи постоянно поднимались с харбинского, мукденского, чаньчуньского аэродромов, но бойцы 1-й Краснознаменной видели их над собой очень редко, да и то больше в виде дымных, врезавшихся в леса факелов.