— Ну как же так? — заныл биолог. — Договаривались же… У вас есть эти… «харибды»… Неужели нельзя остановить? Какие же вы физики?
Карл Гофман сказал:
— Возможно, удастся погасить инерцию Волны на линии дискретного перепада.
— Что значит «возможно»? — воскликнула незнакомая женщина, стоявшая рядом с биологом. — Вы понимаете, что это безобразие? Где ваши гарантии? Где ваши прекрасные разговоры? Вы понимаете, что вы оставляете планету без хлеба и мяса?
— Я не принимаю таких претензий, — холодно сказал Маляев. — Я вам глубоко сочувствую, но ваши претензии должны быть адресованы Этьену Ламондуа. Мы не ставим нуль–экспериментов. Мы изучаем Волну…
Роберт повернулся и медленно пошёл к двери. И нет им никакого дела до Камилла, думал он. Волна, посевы, мясо… За что они его так не любили? Потому что он был умнее их всех, вместе взятых? Или они вообще никого не любят? В дверях стояли ребята, знакомые лица, встревоженные, печальные, озабоченные. Кто–то взял его под локоть. Он поглядел сверху вниз и встретился взглядом с маленькими грустными глазами Патрика.
— Пойдём, Роб, я помогу тебе отмыться…
— Патрик, — сказал Роберт и положил руку ему на плечо. — Патрик, уходи отсюда. Брось их, если хочешь остаться человеком…
Лицо Патрика страдальчески искривилось.
— Ну что ты, Роб, — пробормотал он. — Не надо. Это пройдёт.
— Пройдёт, — повторил Роберт. — Всё пройдёт. Волна пройдёт. Жизнь пройдёт. И всё забудется. Не всё ли равно, когда забудется? Сразу или потом…
За спиной уже совершенно откровенно ругались биологи. Маляев требовал: «Сводку!» Шота кричал: «Не прекращать замеры ни на секунду! Используйте всю автоматику! Прах с ней, потом бросите!»
— Пойдём, Роб, — попросил Патрик.
И в этот момент, перекрывая говор и крики, в диспетчерской загремел знакомый монотонный голос:
— Прошу внимания!
Роберт стремительно обернулся. У него ослабели колени. На большом экране диспетчерского видеофона он увидел уродливую матовую каску и круглые немигающие глаза Камилла.
— У меня мало времени, — говорил Камилл. Это был настоящий, живой Камилл — у него тряслась голова, шевелились тонкие губы и двигался в такт словам кончик длинного носа. — Я не могу связаться с директором. Немедленно вызывайте «Стрелу». Немедленно эвакуируйте весь север. Немедленно! — Он повернул голову и посмотрел куда–то вбок, и стала видна его щека, испачканная пылью. — За Лю–волной идёт Волна нового типа. Вам её…
Экран ослепительно вспыхнул, что–то треснуло, и экран померк. В диспетчерской стояла гробовая тишина, и вдруг Роберт увидел страшные, прищуренные на него глаза Маляева.
4
На Радуге был только один космодром, и на этом космодроме стоял только один звездолёт, десантный сигма–Д–звездолёт «Тариэль–Второй». Он был виден издалека — бело–голубой купол высотой в семьдесят метров сияющим облачком возвышался над плоскими тёмно–зелёными крышами заправочных станций. Горбовский сделал над ним два неуверенных круга. Сесть рядом со звездолётом было трудно: плотное кольцо разнообразных машин окружало корабль. Сверху были видны неуклюжие роботы–заправщики, присосавшиеся к шести баковым выступам, хлопотливые аварийные киберы, прощупывавшие каждый сантиметр обшивки, серый робот–матка, руководивший дюжиной маленьких юрких машин–анализаторов. Зрелище это было привычное, радующее хозяйственный глаз.
Однако возле грузового люка имело место явное нарушение всех установлений. Оттеснив в сторону безответных космодромных киберов, там сгрудилось множество транспортных машин всевозможных типов. Там были обычные грузовые «биндюги», туристские «дилижансы», легковые «тестудо» и «гепарды» и даже один «крот» — громоздкая землеройная машина для рудных разработок. Все они совершали какие–то сложные эволюции возле люка, теснясь и подталкивая друг друга. В стороне, на самом солнцепёке стояли несколько вертолётов и валялись пустые ящики, в которых Горбовский без труда узнал упаковку ульмотронов. На ящиках грустно сидели какие–то люди.
В поисках места для посадки Горбовский начал третий круг и тут обнаружил, что за его флаером по пятам следует тяжёлый птерокар, водитель которого, высунувшись по пояс из раскрытой дверцы, делает ему какие–то непонятные знаки. Горбовский посадил флаер между вертолётами и ящиками, и птерокар тотчас же очень неловко рухнул рядом.
— Я за вами, — деловито крикнул водитель птерокара, выскакивая из кабины.
— Не советую, — мягко сказал Горбовский. — Мне нет никакого дела до очереди. Я капитан этого звездолёта.
На лице водителя изобразилось восхищение.
— Великолепно! — вполголоса воскликнул он, осторожно озираясь по сторонам. — Сейчас мы утрём нос нулевикам. Как зовут капитана этого корабля?
— Горбовский, — сказал Горбовский, слегка кланяясь.
— А штурмана?
— Валькенштейн.
— Превосходно, — деловито сказал водитель птерокара. — Итак, вы — Горбовский, а я — Валькенштейн. Пошли!
Он взял Горбовского под локоть. Горбовский упёрся.
— Слушайте, Горбовский, мы ничем не рискуем. Эти корабли мне отлично знакомы. Я сам летел сюда на десантнике. Мы проберёмся в склад, возьмём по ульмотрону и запрёмся в кают–компании. Когда всё это кончится, — он небрежным жестом указал на машины, — мы спокойно выйдем.
— А вдруг придёт настоящий штурман?
— Настоящему штурману придётся долго доказывать, что он настоящий, — веско возразил самозваный штурман.
Горбовский хихикнул и сказал:
— Пошли.
Лжештурман пригладил волосы, сделал глубокий вдох и решительно двинулся вперёд. Они стали протискиваться между машинами. Лжештурман говорил непрерывно — у него вдруг прорезался глубокий, внушительный бас.
— Я полагаю, — во всеуслышание вещал он, — что прочистка диффузоров только задержит нас. Предлагаю просто сменить половину комплектов, а основное внимание уделить осмотру обшивки. Товарищ, продвиньте немного вашу машину! Вы мешаете… Так вот, Валентин Петрович, при выходе на деритринитацию… Подайте ваш грузовик назад, товарищ. Не понимаю, зачем вы толпитесь? Существует очередь, существует список, закон, наконец… Вышлите представителей… Валентин Петрович, не знаю как вас, а меня поражает дикость аборигенов. Такого мы с вами не видели даже на Пандоре среди тахоргов…
— Вы совершенно правы, Марк, — сказал Горбовский, развлекаясь.
— Что? Ну да, само собой… Ужасные нравы!
Девушка в шёлковой косынке, высунувшись из кабины «биндюга», осведомилась:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});