Кронштадтские гавани заметно опустели. Большинство кораблей эскадры вытянулись из гавани на внешний рейд… Вдоль причалов стояло не более десятка судов, часть из них ремонтировалась, другие готовились к дальнейшему вояжу. В Купеческой гавани стояли, как правило, шхуны и бриги. На них загружали товары, подвезенные из Петербурга.
У стенки Военной гавани ошвартовалось два судна, облепленные плотниками. Стеньги мачт были спущены. Корабельные плотники перестилали, видимо заново, часть верхней палубы, ремонтировали фальшборт. За бортом тут и там висели беседки и стояли плотики с конопатчиками.
— Будто в вояж дальний собираются, — проговорил Иринарх Тулубьев.
— Не иначе, — ответил Лисянский, — а мы сейчас проверим. — Он обратился к спускающемуся по трапу унтер-офицеру:
— Господин квартирмейстер, будьте любезны, поясните нам. По какому случаю сии суда так основательно исправляются?
Квартирмейстер на минутку замялся, уж больно молоды гардемарины. Но разглядев у Юрия нашивки подпрапорщика, пояснил, кивнув на судно:
— Наш «Сокол» в паре с «Соловками», — он указал на соседнее судно, — должно быть, в дальний вояж отправятся. — Он понизил голос: — Сказывают, до Восточного океана. А что и как, обстоятельно пояснить не могу-с. Сам не ведаю.
Когда тот отошел, гардемарины обратили внимание на сложенное и укрытое брезентом имущество на стенке. Оно находилось как раз напротив стоящих судов.
— Похоже, и в самом деле не близкий путь, вероятно, им предстоит, — заглянув под брезент, сказал Карташев. — Одних якорей становых полдюжины для каждого припасено. Рей запасных многовато для обычного плавания. Разных досьев, юферсов да канифас блоков[14] куча…
Они завернули к Военной гавани, и Тулубьев толкнул локтем товарища:
— Сызнова этот Крузенштерн маячит в одиночестве.
Вдалеке из-за цейхгауза показалась долговязая одинокая фигура чинно шагающего кадета. Несколько скованный в движениях, он медленно шел навстречу. Поравнявшись, учтиво поздоровался с ними и молча, не поворачивая головы, двинулся по направлению к Купеческой гавани. Уже не первый раз встречали они на прогулках этого флегматичного, фланирующего в одиночку кадета. Адам Крузенштерн[15] появился в корпусе в позапрошлом году и был принят в младший кадетский класс. Поговаривали, будто он из состоятельной семьи немецких баронов, владельцев имения неподалеку от Ревеля. И в самом деле, во время летних каникул его забирали домой. Изредка к нему наведывался родственник. Однажды слышали, как он представлялся дежурному офицеру: «Фон Крузенштерн».
Ростом Адам был повыше Юрия, а возрастом года на три старше. Но это никого не удивляло. В Морском корпусе встречались и двадцатилетние гардемарины, и даже старше возрастом. С одноротниками Крузенштерн держал себя сдержанно, но не высокомерно. Особой дружбы ни с кем не водил.
Вечером, не заходя в корпус, Лисянский постучал во флигель Курганова.
— А, будущий вояжер, заходи, заходи, — обрадовался он, — садись к столу, в одночасье мы с хозяйкой чаевничать собрались.
Лисянский в последнее время зачастил к Курганову. У него сыновья давно служили на флоте, жили отдельно и потому Лисянский всегда был желанным гостем.
Разговорившись, Лисянский спросил то, о чем думал весь день.
— Николай Гаврилович, — Курганов давно убедил Юрия называть его так, — вы мне изволили как-то упомянуть о предполагаемом вояже к берегам Камчатки и далее. — И он рассказал о виденном в Купеческой гавани.
Курганов молча посмотрел на гардемарина поверх очков, будто размышляя о доверительном разговоре.
— Поскольку вы, Юрий Федорович, кое-что уже прознали, то могу довести вам, что высочайшим указом отряжены корабли для посылки в Восточный океан. Как вы слышали, на Камчатке и Алеутах российские промысловые люди в местах, открытых нашими мореплавателями, добывают пушного зверя. Но в том деле их опекать надобно от всякого разбоя. Пожалуйте-с в кабинет.
Курганов вышел из-за стола и пошел в кабинет, где на стене висела карта: — Для того туда и отряжается защита. — Курганов взял указку. — Согласно предварительному указанию Адмиралтейств-коллегии корабли сии должны, минуя мыс Доброй Надежды, Зондским проливом вдоль Новой Голландии проникнуть в Восточный океан. — Курганов прочертил по карте два направления и продолжал: — Далее корабли разделятся. Одна часть их займется изучением прилегающих островов Курильских и около Камчатки. Прочие корабли исследуют воды, прилегающие к берегам американским. Таково вкратце предстоящее предприятие осуществить намереваются.
Вернувшись за стол, Лисянский, помолчав, осторожно спросил:
— Можно ли узнать, кто поведет сии корабли?
— Семь бед — один ответ, — засмеялся Курганов, — так и быть, ведь все равно выведаешь. Первого ранга капитан Муловский Григорий Иванович. Отменный капитан, состоит и поныне генеральс-адъютантом у графа Чернышева, вице-президента Адмиралтейств-коллегии.
Когда расставались, Курганов полушутя-полусерьезно сказал:
— Все сие слышанное, господин гардемарин, прошу за порог моего дома не выносить. Что на стороне проведаете — воля ваша.
Лисянский понимающе кивнул головой. Разве утаишь шило в мешке? В Кронштадте все на виду.
Спустя неделю-другую среди гардемарин старших классов действительно пошли разговоры о предстоящем плавании. Называли даже имена кораблей, предназначенных для вояжа: «Холмогоры», «Соловки», «Турухан» и «Сокол».
В начале июня гардемарины отправились на практику. На этот раз Лисянский с Тулубьевым и другими одноротниками получили назначение на фрегат «Мстиславец». Неожиданно среди отправляющихся на барказе очутился и Крузенштерн. Оказывается, его в конце мая произвели в гардемарины. На «Мстиславце», как старшему классу, им отвели отдельный небольшой кубрик со стационарными двухъярусными койками. Тулубьев занял верхнее место, Лисянский — нижнюю койку. Рядом, аккуратно уложив баул на матрасе, примостился Крузенштерн. Невозмутимо глядя на Юрия, он первый протянул руку.
— Иван Крузенштерн, — слова чеканились с небольшим акцентом. Едва гардемарины распаковали нехитрые пожитки и получили у шкипера постельное белье, наверху засвистели боцманские дудки.
— Пошли все наверх! Паруса ставить! С якоря сниматься!
Эскадра направилась на запад. Гардемарины несли вахту у главного компаса, выдерживая заданный румб, подавая команды рулевым, вместе с штурманом делали обсервации по береговым ориентирам и маякам, вычисляли широту и долготу по солнцу и звездам, с кормового среза сбрасывали секторный лаг. Вслед, не мешкая ни минуты, травили лаглинь — длинный плетеный шнур с отметками-узелками, указывающими, сколько потравлено за борт. Ассистент следил по песочным часам и считал узелки, тут же определял скорость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});