— Что за прелесть карабкаться по вантам на салинг, — захлебываясь, говорил Лисянский-младший, — особливо, когда море штормит и ветер в снастях воет.
Баскаков и Ананий переглянулись: «Какая же в этом прелесть?» Такой оборот особого восторга у них не вызвал, а Юрий между тем не умолкал:
— Не знаю, как вам, братцы, а по мне стоять на марсе или салинге одно удовольствие. Ветер по физиономии хлещет, в ушах свистит, в снастях и вантах завывает. Глядишь, как бушприт по встречной волне чиркнет, так и шальные брызги окатят с ног до головы. А паруса-то, паруса! Пузатые, будто крылья фрегат подхватывают, вот-вот в небеса вознесут…
Баскаков, как бывало часто, вдруг захохотал. Улыбнулся и Ананий.
— Ну и горазд, брат, ты расписывать, тебе бы борзописцем служить, а не в мореходы подаваться надо было.
Юрий обидчиво посмотрел на Михаила и сразу нашелся:
— Вольно тебе судить о других. Токмо нынче в плавании немало размышлять мне привелось. — Он немного помолчал и продолжал: — Представь себе, темной ночью стоишь на море, кругом тьма-тьмущая. Фрегат к тому же кренится, море шумит. А ты стоишь, обязан вперед посматривать, сигнальный огонь маяка вовремя заметить и крикнуть на вахту.
— Ну так что из этого, вахта как вахта, — пробурчал Баскаков.
— В том-то и суть, — ответил Юрий, — стоишь-то один-одинешенек, как бы ты и море наедине. Друг другу в очи смотрим. Сдюжишь или струсишь. Кто кого. Если выдюжишь, то и победитель, — он слегка вздохнул. — Ну а ежели сробеешь, то, по моему разумению, не место тебе на флоте. Как ты говоришь, Михайло, наилучше вовремя переменить свой образ жизни, пока не поздно.
Ананий с удивлением смотрел на брата. Как-то раньше, не замечал он у Юрия особенной страсти к мореходству. Правда, последнюю кампанию они плавали врозь. Видимо нарождается какая-то новизна в характере младшего брата, которому едва исполнилось тринадцать лет. Не каждый в такие годы становится гардемарином…
Вскоре состоялась встреча с Кургановым. Прочитав первую лекцию о «большой астрономии», Николай Гаврилович вышел в коридор, подозвал Лисянского:
— Каковы успехи, господин гардемарин, в практическом плавании, почему не заглядываешь? — спросил он, хотя уже знал от офицера-воспитателя о его прилежании и расторопности на фрегате.
Юрий смутился:
— Старался наравне с «однокампанцами», господин премьер-майор…
Курганов улыбнулся:
— До моего сведения дошло, что проворен в парусном деле, отлично от других, отменно вахту с рулевыми матросами правил?
Лисянский от похвалы зарделся.
— Мыслю, что у штурвала, более другого места, прочувствовать существо и направление движения корабля возможно.
Прозвенел звонок, и Курганов просил зайти к нему вечером домой.
Как всегда, напоив мальчика чаем и внимательно выслушав, посоветовал:
— Нынче ты уже не малолеток, скоро офицером станешь. Маневры судов суть и законами определены математическими и иными. Ежели военное судно, маневры его зависят не токмо от ветра, но и построения ордера эскадры, какими орудиями оно располагает и многое прочее.
Николай Гаврилович сделал паузу и закончил:
— Об эволюциях немало писано иноземцами, у них мореплавание древнее нашего. О том вам преподаватели поведают. Тебе мой совет — поштудируй сочинения адмирала Семена Мордвинова…
Но для чтения книг свободного времени оставалось мало, прибавилось много новых предметов, и все же к Рождеству Лисянский одолел книгу Мордвинова «О движении флота, или О эволюции».
* * *
Задолго до сочельника 1787 года в Кронштадте необычно ожили цейхгаузы и различные магазины, ведавшие снабжением кораблей и экипировкой людей. В сторону Ораниенбаума потянулись обозы с парусами, вооружением и такелажем, снастями, швартовыми канатами и якорями. По слухам, обозы направлялись в Малороссию, в сторону Киева. Там создавали флотилию для высоких особ. Голенищев-Кутузов конфиденциально сообщил Курганову:
— Ея императорское величество только что подписали указ об отправлении судов на Камчатку и далее кругом света. А на днях государыня отъезжает с большою свитою в южные области. Имеет целью ознакомиться с Новороссией, Екатеринославским наместничеством, Таврическими берегами Черноморья…
На самом деле, кроме этих причин, Екатерина II желала развеять наветы многочисленных придворных против ее неколебимого любимца Потемкина и удостовериться, что Южная армия и Черноморский флот «сие не фикции». А главное, показать ее спутнику, австрийскому императору Иосифу II, а заодно и французскому послу Сегюру мощь империи.
Предполагалось, что по вскрытии Днепра императрица со свитой пересядет на специальные галеры и двинется к Черному морю водным путем. Для этого в Киеве создали специальную флотилию. Екатерине предназначались роскошно убранные галеры «Днепр» и «Десна». Отдельные галеры оборудовали Потемкину и вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Чернышеву…
В конце апреля флотилия из сорока семи вымпелов двинулась вниз по Днепру. В Кременчуге флотилия стала на якорь. На берегу командир дивизии генерал-аншеф Суворов показал «войну до войны» — отменную выучку конницы и пехоты на маневрах.
После Херсона императрица сухим путем приехала в Севастополь и наблюдала боевую выучку эскадры Черноморского флота. Там отличился бригадир Федор Ушаков…
В Кронштадте тем временем начиналась кампания 1787 года. Как и в прошлом году, для обучения гардемарин и кадет Адмиралтейств-коллегия выделила три прежних фрегата. Но теперь Лисянского распределили на «Мстислав».
Гардемарины отчитывались на экзаменах. Старшие классы, по выбору ротных офицеров, иногда отпускали в город «на прогулку». Гулять, собственно, было негде. Улицы были немощеными, везде стояла грязь по колено, из подворотен неслись смрад и вонь. Некоторые гардемарины, кто имел деньги, устремлялись в немногочисленные трактиры и кабаки, другие заводили сомнительные знакомства с девицами легкого поведения. Юрий предпочитал иное времяпрепровождение. Обычно он прогуливался с Ананием и Тулубьевым вокруг строящегося Адмиралтейства, а потом вдоль набережных гаваней — Военной, Средней и Купеческой. Нынче Ананий отсутствовал. Его, как успевающего гардемарина, 1 мая произвели в мичманы, назначили на должность, и он отправился в плавание. В последнее время частенько с ними за компанию увязывался застенчивый, но смышленый Паша Карташев. Он, как и Лисянские, летом никуда не отъезжал, каникулы проводил в корпусе.
Кронштадтские гавани заметно опустели. Большинство кораблей эскадры вытянулись из гавани на внешний рейд… Вдоль причалов стояло не более десятка судов, часть из них ремонтировалась, другие готовились к дальнейшему вояжу. В Купеческой гавани стояли, как правило, шхуны и бриги. На них загружали товары, подвезенные из Петербурга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});