Читать интересную книгу Подводная лодка - Буххайм (Букхайм) Лотар-Гюнтер

Мы увеличили скорость. Пена пузырилась в решетках настила и брызги барабанили по боевой рубке.

Скалистая береговая линия ушла за горизонт, но её выступы все еще виднелись. Объекты противовоздушной обороны были столь тщательно замаскированы, что я с трудом мог различить их в бинокль.

Два патрульных корабля, переоборудованные траулеры, подняли пары для того, чтобы сопровождать нас. Немного погодя к ним присоединился корабль минного заграждения, большое закамуфлированное судно, заполненное бочками и другими плавающими средствами для защиты от мин. Его палуба щетинилась противовоздушными орудиями.

«Что за работенка!» — воскликнул мичман. «Они стоят на батутах, так что когда мина взрывается, они не сломают ни единой косточки. Туда-сюда, вся та же обычная рутина день за днем. Скорее они подорвутся, чем я».

Наша U-A рассекала волны, идя в кильватерной струе корабля минного заграждения.

«Сложный этот фарватер — все виды затопленных судов вокруг. Видишь вон ту мачту? Это был десантный корабль союзников, потопленный Штукасом. Получил бомбу прямо в дымовую трубу — все еще можно разглядеть при малой воде на отливе».

***

У нас не было порта назначения. Нашей непосредственной целью была позиция в точке посреди Атлантики, заданная двумя буквами.

Оперативный отдел Командующего поделил каждый район моря на мозаику таких квадратов. Это облегчало радиообмен, но создавало трудности для меня, привычного к обычным координатам, в определении нашего местоположения на карте с первого взгляда.

Наш эскорт оставил нас в 11:00. Патрульные корабли быстро растаяли за кормой. Корабль минного заграждения описал широкую дугу, оставляя темное расползающееся пятно дыма в небе. Между нами произошел последний обмен сообщениями посредством флажкового семафора.

Мичман повернулся вперед одним решительным движением, поднял свой бинокль и поставил локти на поручень мостика.

«Ну, Крихбаум», — произнес Командир, «вот мы и снова здесь». Он покинул мостик, спустившись вниз.

Один из впередсмотрящих вытащил цветы из ветроотбойника и выбросил их за борт. Их быстро поглотила наша бурлящая кильватерная струя.

Я склонился над поручнем мостика, чтобы лучше разглядеть подводную лодку с носа до кормы.

Длинная волна поднималась навстречу нам. Нос лодки погружался в неё снова и снова, разрезая волны как плуг. Каждый новый удар волны высоко поднимал воду и окатывал холодным душем мостик. Я лизнул губы и почувствовал соль Атлантики.

Несколько слоисто-кучевых облаков висели в синем небе как шарики взбитого яичного белка. Нос лодки поднялся, покрытый влагой, затем еще раз врезался в волны, и на минуту вся носовая часть лодки была окутана пеной. Солнце разбудило полный спектр всех цветов в брызгах, и миниатюрные радуги поднялись над носовой частью корпуса.

Море, больше не напоминавшее по цвету зеленое бутылочное стекло, приобрело интенсивный темно-синий цвет. Тонкие белые полоски пены покрывали его поверхность с нерегулярностью прожилок в мраморе. Клочок облака на мгновение скрыл солнце, превратив воду в сине-черные чернила.

По корме — широкая лента белой кильватерной струи. В том месте, где она расходилась, наш след сталкивался с волнением и сплетался с ним в длинную белую гриву, которая простиралась, насколько мог видеть глаз.

Уперев ноги в тумбу перископа, я высунулся еще дальше с мостика и улегся на спину, обхватив руками штормовой леер. Чайки носились над лодкой на коленчатых крыльях, уставившись прямо на нас.

Шум двигателей менялся каждый момент времени. Он уменьшался, когда забортные выхлопные трубы покрывала вода, и нарастал, когда выхлопные газы могли выходить без сопротивления.

Командир снова появился на мостике. Он поднял бинокль и стал смотреть через него прищуренными глазами.

Впереди низко над морем висело облако, похожее на шар из серой шерсти. Командир пристально рассматривал его, умело ослабив колени для того, чтобы приладиться к ритму качки лодки, так что ему не требовалось удерживаться за что-либо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он увеличил скорость и отдал приказ следовать зигзагом. Лодка сильно кренилась при каждой смене курса.

«Наблюдайте за следами торпед — это коварное место». Затем, повернувшись ко мне: «Джентльмены с противоположной стороны имеют обыкновение залегать здесь и поджидать нас. Они прекрасно знают наше время выхода в море. Это просто, как дважды два, со всеми их информаторами — рабочие на судоверфи, уборщицы, проститутки…»

Он продолжал бросать озабоченные взгляды на небо, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, нахмурив брови и сморщив нос. «На нас могут свалиться самолеты RAF[3] в любую минуту — они становятся с каждым днем все более наглыми».

Облака постепенно стали более плотными, пока наконец среди них с трудом можно было увидеть клочок голубого неба. Я физически ощущал напряжение, которое стало царить на мостике.

«Коварное место в мире», — повторил Командир. «Лучше спуститься вниз. Чем меньше тел на мостике, тем лучше, если случится неприятность».

Это было обращено ко мне. Я понял намек.

***

Моя койка находилась в кубрике старшин, одном из наименее комфортабельных мест на борту, в основном потому, что через нее происходило больше всего движения людей. Любой, направлявшийся на камбуз, в машинное отделение или в отделение гребных электродвигателей, должен был пройти через этот кубрик. Когда бы ни происходила смена вахт, через него протискивалось шесть человек. Дневальный также должен был сновать туда-сюда с наполненными бачками и судками. Помещение в действительности было не более, чем узкий коридор с четырьмя койками с каждой стороны. В середине был установлен неподвижный стол с откидными столешницами, которые можно было сложить вниз, как крылья у корабельного самолета. Вокруг было настолько мало места, что старшины вынуждены были во время еды сидеть на нижних койках, пригнув головы. Прием пищи неминуемо внезапно прерывался, когда кто-либо из машинного отделения должен был пройти в центральный пост или же наоборот.

Предполагалось, что время приема пищи старшин было назначено так, что дневальный, обслуживавший носовые помещения, не должен был мотаться между ними и камбузом, но все равно были постоянные заминки. Мне здорово повезло, что я не должен был питаться вместе с старшинами, а только спал там. Для меня было устроено местечко в офицерской кают-компании.

Некоторые из коек использовались старшинами по очереди. Мне весьма повезло, что свою койку я ни с кем не делил.

Старшины из вахты внизу все еще были заняты обустройством своих рундуков. Два машиниста проследовали по пути в корму, вызвав немедленный затор в движении. Ограждение моей койки из алюминия, которое также служило трапиком, было опущено вниз и вносило свою лепту в создании тесноты в проходе.

Моя койка все еще была заполнена консервами, связкой меховых жилетов и булками хлеба. Появился матрос с непромокаемой одеждой, кожанками и спасательными аппаратами — чудесные новые тяжелые вещицы, все это. Подбитая мехом кожаная куртка не имела ни единой складки.

Спасательные аппараты были упакованы в коричневые холщовые сумки с застежкой на молнии. Тоже новенькие, с иголочки. «Чистый спектакль», — прокомментировал старшина центрального поста. «Создано для Балтийского моря».

«Однако пригодится для защиты от выхлопных газов дизеля», — произнес высокий темноволосый парень с густыми бровями — Френссен, один из старшин машинистов. Все-таки спасательное оборудование имело какую-то ценность как спасательный жилет. Я слегка повернул маховичок, и маленький стальной цилиндр сразу выпустил порцию кислорода.

Я уложил сумку в ногах своей койки. Все что у меня было для размещения своих вещей — это узкий рундучок, недостаточно большой даже для того, чтобы вместить самые необходимые вещи, так что я засунул свои письменные принадлежности и фотокамеру между приподнятым краем матраса и фанерной перегородкой. Это оставило для меня места не больше, чем было бы в гробу средних размеров. Я решил быстро осмотреться на лодке перед обедом и прошел вперед через центральный пост.