этой поблажкой все и ограничилось.
2
Итак, группа идет по тропке, кругом елочки, березки, небольшие дубки, рябинки, высокие сосны с высохшими нижними ветками, ландыши, к сожалению, уже отцвели, но много Иван-чая, калины, шиповника, кое-где попадаются ягодки не совсем еще спелой земляники. Кругом щебечут овсянки, славки, поползни, синицы — кто их разберет, то ли дело кукушка — тут не спутаешь. До первой высоковольтной линии отсюда рукой подать, а в авангарде группы, состоящем из Крюкова, Барена, Клавы и Кирилла (о Кирилле я расскажу чуть позднее) идет обсуждение одного из самых животрепещущих вопросов: надо ли вступать в брак. Проблема эта обсуждается в группе довольно регулярно в связи с тем, что Клавина дочь, девица вполне уже взрослая, никак не может найти "по сердцу друга".
Для Клавы это, можно сказать, вопрос первостепенной важности, а для Олега Моисеевича — всего лишь предлог, чтобы высказать соображения, про которые, как обычно, нельзя толком понять — правда он так думает или дурака валяет.
— Ах, милая Клава, знаете ли вы, что такое брак? Есть ли у вас на этот счет достаточно реалистическое представление?
Клава пожимает плечами. — Не понимаю, о чем вы говорите. По-моему, все знают, что такое брак.
— Да знать-то знают, но часто не отдают себе в этом ясного отчета.
— Ну, а что же по-вашему это такое?
— Что такое брак? Я вам сейчас объясню. Брак — это, в первую очередь, борьба за власть. Борьба за власть, которая начинается сразу же после загса и длится в течение всей супружеской жизни. Она может не привести к чьей-либо победе, и тогда отношения между супругами носят характер беспрерывных ссор и примирений. Но в большинстве случаев, все же одна из противоборствующих сторон быстро одерживает верх, полностью подавляет другую, и тогда ординарный брак, который, как я уже сказал, есть постоянная череда конфликтов, перерастет в, так называемый, счастливый брак, в котором царит мир и согласие.
Клава пожимает плечами, на лице ее появляется нетерпеливое и несколько брезгливое выражение, она явно принимает это рассуждение всерьез.
— Ну, я с вами совершенно не согласна. Я знаю много случаев, когда люди прекрасно ладят друг с другом и никто никого не подавляет.
— Видите ли, милая Клава, вы говорите о внешней, так сказать, поверхностной стороне, а пружины, которые управляют отношениями между людьми, запрятаны значительно глубже. Умная жена может безраздельно управлять мужем, создавая видимость покорности и подчинения…С мужчинами обычно дело обстоит иначе. Мужчины изначально более закомплексованы, в браке они самоутверждаются, поэтому, когда властвуют они, то эта власть носит более откровенный и более грубый характер.
— Ну, а интересно, как вы с этой точки зрения оцениваете свой брак. У вас кто кого подавляет?
Олег Моисеевич даже остановился и, повернувшись к Клаве, всплеснул руками, так, видимо, удивил его этот вопрос, и Крюков, сразу не сообразив из-за чего произошла задержка, тоже остановился, но затем, поняв, что это просто болтовня, махнул рукой и пошел дальше.
— Ну, что вы, милая Клава, какой разговор может быть обо мне. Когда мне случалось выходить на встречу с противником, а вы знаете, что мне случалось это делать два раза, то я еще с другого конца поля размахивал белым флагом, чтобы не дай бог…
К ним присоединяются Лев Михайлович, Тата, Нина и Варя.
— А где же Федор Петрович?
— Федор Петрович-то, как где? Впереди, на боевом коне.
— Ну, так пошли, почему стоим?
Двигаются дальше.
— Олег Моисеевич, — вступает в разговор Лев Михайлович, — но если все обстоит так, как вы говорите, то ваш первый брак должен был бы быть вполне счастливым, почему же вам пришлось выходить на поле боя второй раз?
Надо сказать, что не всем этот вопрос показался верхом деликатности, что, впрочем, часто относилось к замечаниям, которые делал Лев Михайлович. Причем, спроси такое Варя или Клава, никому не показалось бы то бестактным, но Лев Михайлович — заведующий кафедрой, профессор, мог бы, казалось… Ну, да бог с ним, Олег Моисеевич, во всяком случае, нисколько не смутился.
— Видите ли, Лев, Михайлович, он и был счастливым. Брак был счастливым, но я, я был глубоко несчастлив. Несчастлив в счастливом браке. Что поделаешь, так бывает.
— Ну это уж ерунда какая-то, — сказала Клава, и вся компания вышла на высоковольтную линию, где их поджидал Федор Петрович.
3
От первой до второй высоковольтной линии примерно с километр. Позади остается прудик, поросший у берегов камышом и покрытый тиной, который мог бы навевать поэтическое настроение, если бы не торчащая из воды покрышка колеса какого-то грузовика. Слева за лесной завесой просвечивает поле, за которым временами слышен шум железной дороги. Тропинка вьется между сосенками с высохшими стволами и ветками. Зрелище этого торчащего в разные стороны хвороста наводит Федора Петровича на мысли о том, как в высокогорье решается проблема заготовки дров для костра. Мыслями этими он делится с идущим рядом с ним Кириллом, который делает вид, что слушает, а на самом деле… Кириллу тридцать с небольшим. Он среднего роста, густые темные волосы откинуты назад, на узком, красивом лице с правильными чертами печать задумчивости и меланхолии. В манере и движениях его мягких и приятных какая-то неуверенность и скованность. Впрочем, может быть, это просто потому, что в группе он новичок. Он еще не причастен историям, анекдотам, ритуальным шуткам, порожденном длительным общением друг с другом, а отсюда, наверное, и скованность, усугубляемая обстоятельствами, о которых пойдет речь ниже. В отношении к нему другие члены группы проявляют особую деликатность, несколько не соответствующую раскованному и немного фривольному тону, который царит в группе.
Кирилл работает научным сотрудником в каком-то научно-исследовательском институте, но главный его интерес — это занятие литературой: он пишет рассказы, повести, притчи, эссе, увы, не ставшие еще достоянием широкой публики — все издательства, в которые он относит свои произведения, хотя и находят в них известные достоинства, но все же упорствуют в отказе их публиковать.
— Я недавно написал рассказ, который кончается тем, что герой умирает от инсульта, отнес его в журнал «Знамя». Мне его вернули под тем предлогом, что у них уже был в этом году рассказ про инсульт.
— Ах, милый Кирилл, я понимаю редакцию этого журнала. Герой не должен умирать от инсульта, в этом есть что-то не comme il faut. Герой, знаете ли, должен побеждать — в этом его основная функция.
— Другой рассказ мне вернули из журнала "Новый мир" — сказали, что он по манере напоминает Чехова.
— И