Я хотел, чтобы они осознавали свои чувства, касаясь друг друга. Есть ли между ними препятствия? Могли бы они стать ближе в такие моменты? Интереснее всего мне было выяснить их отношение к такому домашнему заданию и узнать, будут ли они его вообще выполнять.
Лиз повернулась к Джону.
— Мне кажется, я тебя больше не привлекаю. Если это так, просто скажи мне, — начала она и, повысив голос, добавила: — Просто, блин, скажи! Если не хочешь быть со мной или тебе не нужен секс, ты должен мне сообщить. Мне надо знать, что происходит! Ты гей?
Джон отвернулся и заговорил, обращаясь не ко мне и не к Лиз, а к своим рукам, сложенным на коленях. В отличие от нее он говорил очень тихо и тщательно выбирал слова:
— Дело не в этом, я не гей, и, конечно, ты мне нравишься. Я не меньше твоего хочу, чтобы все было как раньше.
Лиз уставилась на Джона, который сидел, опустив голову.
— Ладно, если это так, то что ты собираешься предпринять? Я хочу знать, потому что мне надоело, что только меня волнует факт полного отсутствия сексуальной жизни! И кстати, какого черта ты на меня не смотришь?
Джон не ответил и глубже вжался в кресло.
Важно не только то, что клиенты говорят или о чем они молчат во время приема. Я научился чувствовать их энергетику. С виду Джон — взрослый мужчина, он врач по профессии и руководитель, который ежедневно принимает жизненно важные решения. Но у меня в кабинете он выглядел как маленький мальчик, которого ждет порка.
— Джон, какие чувства у вас вызывают слова Лиз? — спросил я.
Не поднимая глаз, он ответил:
— Мне стыдно и грустно, что она это чувствует. Я хочу все исправить, чтобы она была счастлива, чтобы мы оба были счастливы.
Исподлобья он метнул на Лиз заискивающий взгляд.
— Я не хочу быть жестокой к нему, — ответила она со вздохом.
— Что значит «жестокой»? — уточнил я.
— Ну посмотрите на него, — кивнула она в сторону Джона. — Он выглядит как нашкодивший мальчишка.
— Возможно, так и есть.
Хорошо, когда клиенты самостоятельно делают выводы относительно проблем, с которыми ко мне обращаются. Но нередко озвученная проблема вовсе таковой не является. Реальная проблема бывает скрыта глубоко внутри, и об этом не говорят многие терапевты. Она проявляется в тяжелых обстоятельствах, когда человек показывает свою определенную сторону.
Глядя на себя в зеркало, мы видим единое целое, но на самом деле состоим из субличностей — частей нашего «я» со своими убеждениями, переживаниями, мотивами, желаниями и нарративами. Предоставленные сами себе, эти субличности могут говорить, действовать и принимать решения по собственной воле. Чтобы устранить проблему в отношениях, надо определить, какую субличность мы демонстрируем партнеру, особенно в ситуации конфликта.
Глава 5. Наши субличности
Я все еще учусь любить части себя, которым никто не аплодирует.
Руди Франциско
Субличности можно сравнить с матрешкой. Внутри обычной, на первый взгляд, деревянной куклы содержится множество фигурок поменьше. Говорят, что матрешка символизирует Русь-матушку и важность материнского начала, но, кроме того, ее можно считать метафорой жизненного опыта: внутри человека скрывается много разных лиц, разных переживаний, разных убеждений и разных «я».
В каждом из нас обитают субличности, хотя внешне мы кажемся чем-то монолитным.
С первого раза клиенты обычно не понимают концепцию субличностей и говорят: «Нет, у меня только одно „я“». Я с этим соглашаюсь, правда с оговоркой: «Но много его версий. И моя задача — познакомить вас с ними».
Когда части нашего «я» меняются местами, одна из них выходит на передний план, корректируя наши взгляды и установки. Смена ролей происходит естественным образом в разных кругах, местах и обстоятельствах, но, проводя большую часть жизни на автопилоте, мы обычно не замечаем этого.
Одна ваша субличность, например, ходит на работу и занимается выполнением служебных обязанностей. Если вы задумаетесь об этом, то заметите, что на работе вы чувствуете и ведете себя по-особенному. У ценных работников, которых хвалят и вознаграждают за труд, эта часть личности очень уверена в себе. Вероятно, под управлением данной части вашего «я» вы даже двигаетесь не так, как в ситуациях, связанных с вашей частной жизнью. А теперь сравните эту часть себя с той, которую вы предъявляете своей семье. Разница бывает очень заметна.
Мой клиент Марк, выслушав это, сказал:
— Ничего себе! Кажется, вы правы. Моя семейная часть на работе вообще бы не выжила, а домашние не потерпели бы рабочую часть.
Марк работал в финансовой компании на Уолл-стрит, в высококонкурентной среде. Чтобы выжить на такой работе, ему пришлось отыскать субличность, способную на это. Сам он описал ее так: «Пленных не берет, не имеет права на ошибку и слабость». Впервые осознав наличие у себя субличностей, он рассмеялся:
— Надо же, никогда не думал, что на самом деле я — это два разных человека. Коллеги не представляют, какой я плюшевый дома, с женой и детьми.
Многих идея субличностей отвращает и пугает. Некоторые клиенты думают, что я намекаю на диссоциативное расстройство идентичности, но между ним и субличностями нет ничего общего. Диссоциативное расстройство идентичности — это психическое заболевание, возникающее после физического, эмоционального или сексуального насилия в детстве. У больных тоже есть субличности, но, помимо этого, у них имеются проблемы с восприятием и возникает так называемая диссоциативная амнезия. Такие люди теряют счет времени и не помнят, что с ними было, в масштабах, несравнимых с простой забывчивостью.
Есть мнение, что субличности на самом деле не части «я», а лишь индикаторы настроения. Однако на протяжении долгой истории развития психологической науки многие теоретики успешно применяли концепцию субличностей для объяснения душевного устройства человека. «Оно»,