меньше всего было видно коллегам. Я посмотрел на часы: 11:25. До встречи с Филлис оставалось еще много времени, и я мог собраться с мыслями.
Казалось бы, поглощенный чтением, я на самом деле придумывал различные способы сбросить хвост и планировал предстоящий разговор с Филлис. Согласно инструкции, при первой встрече оперативник должен собрать максимальное количество персональных данных об объекте — фоновую информацию, в оперативной терминологии. Это возраст и место рождения субъекта, сведения о его родственниках, друзьях и т. д. Все эти данные должны быть собраны только во время первой встречи, в дальнейшем это делать нецелесообразно.
Затем я должен был оценить "разведывательный потенциал" Филлис, т. е. выяснить, есть ли у нее доступ к нужной информации. И наконец, нужно было установить каналы связи на будущее, что было самым сложным. В дальнейшем (если, конечно, это "в дальнейшем" будет иметь место) Филлис не должна была звонить мне ни домой, ни в офис, не посылать мне ничего по почте. В противном случае всю эту затею пришлось бы отменить, исходя из того, что, по всей вероятности, актив окажется под угрозой.
Если я попытаюсь сделать все это, то нашей встрече не будет конца, подумал я и решил играть на слух. Как обычно, мне пришлось разработать три альтернативных плана разговора на случай непредвиденных обстоятельств.
В тот день время ползло как черепаха. Я с трудом дождался окончания своей смены. В шесть часов вечера я незаметно вышел из бюро ТАСС. Первым делом я зашел в туалет, достал из кармана маленькую фляжку и тщательно протер руки спиртом.
В свое время американская пресса много писала о специальном составе, который КГБ якобы наносил на салон и руль любого автомобиля, принадлежащего сотрудникам посольства США в Москве. Утверждалось, что воздействие этого состава превращает человека в своеобразный "самонаводящийся прибор", по которому можно определить места, которые он посещает, и людей, с которыми он вступает в физический контакт (например, через рукопожатие). Я не знал, есть ли в распоряжении контрразведки КГБ такой состав, но всегда оставалась вероятность, что он есть у ФБР.
"Очистившись", я поднялся на лифте в вестибюль здания National Press Building с его многочисленными магазинами и перешел в другую половину здания, занятую гостиницей Marriott. Люди из ТАСС никогда не пользовались этим выходом, и, скорее всего, ФБР не вело за ним постоянного наблюдения.
На Пенсильвания-авеню я поймал такси (отмахнувшись от первого такси, которое ответило на мой звонок, и взяв следующее) и через четверть часа вышел на Дюпон-Серкл, недалеко от французского ресторана Le Jardin. Остаток пути я прошел пешком и прибыл к месту назначения за десять минут до назначенного часа — достаточный запас времени, чтобы сориентироваться и оценить обстановку на месте.
Ресторан оказался довольно уютным. Небольшое помещение освещалось лучами мягкого осеннего солнца, проникающими через стеклянную крышу. В зимнем саду росли пальмы и пышные тропические растения. Играла негромкая музыка. Быстро и бесшумно передвигались официанты. Настоящая идиллия.
Посетителей было немного. Я сел за барную стойку, заказал апельсиновый сок и, неторопливо оглядываясь по сторонам, стал осматривать окрестности. Вроде бы все было в порядке. Затем я перешел к осмотру людей, входящих в ресторан. Есть хвост или нет? Этот настойчивый вопрос бился в висках. Одежда и манеры посетителей меня мало волновали, я следил за их глазами. Еще по учебе в Академии разведки я знал, что именно глаза всегда выдают наблюдателя.
Было уже 7:14, но Филлис нигде не было видно. Если ФБР постоянно подслушивало офис Тасса, то они уже должны были заметить мое отсутствие. Шевроле по-прежнему стоял в гараже, но объект исчез. Сегодня мой крестный наверняка попадет под горячую руку, подумал я. Ничего хорошего это не сулит. ФБР наверняка поймет, что я отправился на какую-то операцию, и впредь будет следить за мной гораздо тщательнее. И Филлис не приедет. Неужели все эти хлопоты напрасны?
Наконец-то! Это не может быть никто другой. В ресторан вошла элегантная женщина средних лет с русыми волосами и остановилась в дверях, оглядываясь по сторонам чуть раскосыми голубыми глазами.
"Наверняка вы Филлис Барбер", — сказал я.
"А вы — советский корреспондент", — по-деловому ответила она.
"То есть вы можете прочитать это по моему лицу?" Я улыбнулся, сразу пытаясь перевести разговор в неформальное русло.
"Именно так. Ваши глаза смотрят в будущее с полной уверенностью", — сказала Филлис, как будто она вела передачу "Перекрестный огонь".
Вот это да, подумал я, провожая свою спутницу к нашему столику. В соответствии с правилами Академии разведки, наш столик находился в самом дальнем углу зала. Я занял место напротив входа, чтобы иметь возможность наблюдать за приходящими и уходящими людьми. Французское меню пугало своей изысканной мутностью, поэтому я вежливо разрешил Филлис сделать заказ на нас двоих. Кроме того, мне не хотелось, чтобы официант узнал, что я русский, и привлек к себе ненужное внимание.
Морепродукты были поданы, и я приготовился активировать один из планов беседы. В этой встрече не было смысла, если я не смогу заставить Филлис говорить о себе. Но первый же ее вопрос заставил меня растеряться.
"Скажите, вы когда-нибудь замечали, что за вами следят?" — спросила она почти строгим тоном.
Мысли мои заметались. Она что, подсадная? Они меня проверяют? подумал я, пытаясь выдавить из себя подобие улыбки. Нет, я так не думаю. Не похоже. Что ж, придется рискнуть.
Я покопался в памяти и вспомнил один из уроков, полученных в Академии разведки. В жизни любого разведчика наступает момент, когда он должен переступить черту, отличающую его от чистого журналиста или дипломата, учил старый мастер вербовки. Полагаться можно только на интуицию, чтобы понять, наступил ли подходящий момент. Вы сами должны решить, доверяете ли вы своему собеседнику или нет. Никакая проверка биографии не поможет.
Сейчас интуиция подсказывала мне, что нужно рискнуть.
"Один бывший корреспондент "Вашингтон Пост" в Москве писал, что, готовясь к встречам с советскими собеседниками, он всегда проверял, следят за ним или нет", — ответил я. "Неужели Вы думаете, что советские журналисты в США ведут себя по-другому? Конечно, я тоже провожу такие проверки. Иначе у меня не было бы источников информации, что для журналиста было бы совершенно катастрофично. Так что не волнуйтесь, сегодня я чист как стеклышко".
Судя по реакции Филлис, мой ответ ее полностью удовлетворил. Она начала расспрашивать меня о пресс-конференции Юрченко. Наш разговор превратился в своеобразный допрос, причем Филлис выступала в роли дознавателя. Ее вопросы сыпались на меня — точные, меткие, жгучие. Но это не были типичные вопросы западного журналиста.