был квадратным (вот сбрею ему растительность – точно подтвержу). Сколько ему лет? Могло быть как двадцать пять, так и тридцать пять. С этой лохматостью не сказать точно. Хорош настолько, что я всерьез раздумывала, а не отомстить ли ему, забрав с собой обратно.
Чего у него было не отнять, так это природного магнетизма. Каждая поза выражала уверенность, затаившуюся силу, от которой у меня внутри все дрожало. Его улыбка уничтожала мою злость, как лучи солнца снег. Взгляд у него был какой-то особенный – ни один мой современник так на меня не смотрел. Все взгляды мужчин в большом городе быстрые, яркие, как софиты. Но вот он осветил тебя, а уже через секунду – другую.
Я вскочила на ноги, кляня себя, что думаю не о том. Живот урчанием подтвердил – не тем моя голова забита.
– Ты же не только мясом питаешься, да? Есть фрукты, орехи, корешки, в конце концов? Скажи, что да!
Тарзан еще раз протянул мне мясо. Не сдается. Хорошо, не сдамся и я! Где там подаренное мелкое копье для защиты? Я выхожу на собирательство! В конце концов, до ночи мне еще продержаться нужно.
Я надела сломанные туфли и сделала два шага из пещеры, обернулась.
Не идет.
Сделала еще один шаг.
Да о чем он вообще думает? Или поставил на мне крест, раз мясо не ем?
Ну и ладно, сама осмотрюсь!
Субтропики должны быть богаты на фрукты, так? Что у нас вон там, где деревья? Вряд ли дикий зверь, верно?
И тут резкий и странный звук со стороны кустов метрах в двадцати заставил меня взвизгнуть и опрометью метнуться в пещеру. На входе я попала в объятия Тарзана и даже не противилась, только переместилась так, чтобы быть поближе к входу.
– Не бойся. – Тарзан взял меня за руку и вдруг потащил в сторону кустов, откуда исходил жуткий звук.
– Не-не-не, я не хочу смотреть. Я такого животного не знаю, значит, оно вымерло. А вымерло так вымерло! Эволюция – вещь. Я ей полностью доверяю, проверять на себе не хочу.
Я тормозила ногами, как могла, но это было все равно что пытаться остановить слона.
– Смотри. – Тарзан раздвинул ветки высокого кустарника, и оттуда на меня посмотрела огромная птица. Клюв с мою руку, глаз с кулак. Оперение невзрачное, коричневое. Сама страшно кривая, жуткая.
– Не зря вымерла. Закрывай.
Пещерный хмыкнул и покачал головой.
– Это еда! – и сделал резкий выпад рукой, схватил птицу за огромный клюв, а потом вдруг замер. А через несколько секунд и два взмаха крыльев потревоженной дичи отпустил и отстранился, сделал шаг назад и показал мне пальцем на лапы птицы. В гнезде жались друг к дружке три огромных яйца.
– Нельзя, мама, – пояснил Тарзан и потянул меня прочь.
Я была впечатлена!
– А ты не такой уж неандерталец, как я предполагала!
– Убьешь маму – умрут птенцы. Одна смерть за четыре. Не убьешь – через семь лун четыре птицы получишь.
Ах вот оно что! Логика по-неандертальски.
Я заметила вдали дерево с ярко-фиолетовыми плодами.
– О! Вон там. Можно есть фиолетовые фрукты? – Я дернула Тарзана за руку, чтобы он остановился.
Пещерный проследил за моим взглядом, нахмурился, потом послушал завывания моего живота и устало кивнул.
Ура! Я спасена!
Прытью бросилась к еде так, что Тарзан не успел удержать. Окрик его тоже не сработал. Зато сработали розовые и пушистые на вид заросли вокруг дерева. Они разодрали мои штаны в клочья в одно мгновение. Если бы Тарзан не успел меня выдернуть назад, не знаю, что было бы.
Пещерный обругал меня чередой странных звуков, больше напоминающих рычание диких зверей. Я молча выслушала, оплакивая про себя потерю. Туфли, теперь штаны. Ну что за невезение?
– Стой. – Тарзан бросил на меня суровый взгляд, отошел к соседнему дереву и достал оттуда длинную палку, которая раздваивалась на конце. На этой рогатке блестела серым плотная паутина. Этой палкой с сеткой пещерный, не заходя за кусты, ловко снял несколько фиолетовых плодов с дерева и протянул мне.
Сам он есть их не стал, а я осторожно откусила. В это время Тарзан присел передо мной и осматривал царапины на моих ногах.
– Пустяк, не обращай внимания.
Но он так не думал! Затащил меня в пещеру, оборвал ошметки штанов, превратив их в асимметричные шорты, и стал мазать мне ранки какой-то зеленой кашей из ступки.
– Лежи! – величественно велел он мне, а сам развел бурную деятельность на другом конце пещеры, постоянно поглядывая на меня.
Вернулся он с кусочками шкур, стянутыми какими-то странными веревками.
– На! – протянул он их мне.
– Это что?
Пещерный показал на свою набедренную повязку, потом зажмурился, будто силился вспомнить, как это называется, и все-таки выдал:
– Одежда!
Где? Это? Да он шутит!
Но через некоторое время стоило признать – Тарзан настроен очень серьезно. И если я сама не сниму, то снимет он. И даже зеленая мазюкалка на моих ногах его не остановит.
– Я никогда не ношу животные принты, понимаешь? – Я двумя руками удерживала свои шорты на месте.
– Нет! – Тарзан тянул на себя рваные края символических шорт.
– Кто в тропиках ходит в шкуре? – Я пыталась воззвать к логике. – Уж лучше юбка из соломы!
– Надо!
Ответ меня просто убил.
Надо – и все тут.
– Кому надо, Тарзан? Тебе? Я в своем похожу!
Мужик хмыкнул, одним резким движением перевернул меня на живот и показал огромную дыру сзади.
Похоже, мне ничего не остается, кроме как примерить на себя пещерную моду!
– Ну, Тарзан, я тебе отомщу. Я тебя в костюмчик-тройку запихну на три размера меньше. Галстуком придушу. На ноги натяну лакированные туфли.
Вот только усни, проснешься – себя не узнаешь!
– Я – Тар! – вдруг поправил меня пещерный, ткнув в себя большим пальцем.
– Да хоть Тартар. Я выберусь из этого ада для современного человека!
Я все-таки примерила эти шкуры, потому что мою одежду этот неандерталец просто уничтожил. Ни стыда ни совести в прямом смысле этого слова! Он смотрел, как я торопливо одеваюсь, и игнорировал призывы хотя бы отвернуться!
Стемнело.
Тар повесил огромную шкуру на входе, перегородил проем пещеры несколькими большими сухими ветками, усеянными огромными шипами, и довольно потер руки. После чего расстелил у очага несколько шкур одну на другую и жестом пригласил меня к себе. Весь такой взбудораженный, довольный и предвкушающий. Ага-ага!
Еще никто не запихивал меня насильно в свой любимый look.
Тарзан растянулся на шкурах с грациозностью дикого кота. Отсветы от костра заплясали на бронзовой