— Во всяком случае, кипит не так сильно, как когда ты выражал свою радость, что убил Боба Уизерелла.
— Есть разница между убийством и честным поединком! — заявил Джон, начиная сердиться.
— О каком честном поединке может идти речь? — возразила девушка. — Ты такой большой и сильный, что с тобой ни одному человеку не справиться.
— Женщина иногда способна довести мужчину до белого каления, — заметил Сэксон.
— Тебя довести ничего не стоит, Джон, — согласилась Мэри. — Тебе ведь нравится такое состояние.
— Я пытаюсь сдерживаться. — Сэксон склонился к девушке, разглядывая при свете звезд ее маленькое тонкое личико. Она казалась такой юной и хрупкой, что он едва мог поверить в проявляемые ею теперь упорство и силу характера. — Ты ведь знаешь, что Уизерелл родился с револьвером в руке. Так что поединок с ним был более чем честным.
— Боб Уизерелл не отправлялся каждое утро в лес на два часа, — напомнила Мэри, — не стрелял в маленьких безобидных белок и кроликов и не бросал их там мертвыми. Он не практиковался, как ты.
Сэксон не видел ничего дурного в своих тренировках на рассвете, но то, что девушка знает о них, вызвало у него гнев и чувство вины.
— Кто тебе рассказал об этом? — возмутился он.
— Никто, — ответила Мэри. — Я сама это видела.
— Ты шпионила за мной?
— По-твоему, это называется шпионить? Ты вернулся в город месяц назад и за это время ни разу даже близко ко мне не подошел.
— Я предупредил, что вернусь к тебе, когда начну все заново.
— Для меня это был долгий месяц, — промолвила девушка. — Я часто не спала ночами и стала прогуливаться по утрам. Однажды услышала выстрелы и увидела, как ты крадешься среди деревьев, словно индеец, охотящийся за скальпами. Лучше бы ты никогда не начинал новую жизнь. Твои руки больше не будут чистыми, Джон.
— Мужчине нелегко понять женщину, — признал Сэксон. — Ты предпочитаешь, чтобы я всю жизнь стыдился самого себя и чтобы люди показывали на меня пальцами как на труса?
— Это лучше, чем если на тебя будут показывать как на убийцу, — парировала Мэри.
— Ты хочешь сказать, что бросаешь меня?
— Я никогда не смогу тебя бросить, но мне снова придется ждать.
Тронутый и одновременно огорченный этими словами Сэксон снова обнял девушку.
— Ты поцелуешь меня, Мэри?
— Да, если ты хочешь.
— Только если ты тоже этого хочешь, — мрачно заявил Джон.
— Как я могу этого хотеть? Этими руками ты избивал людей и ломал им кости. А сегодня ты убил человека!
Руки парня вновь безвольно опустились.
— Ну, я пошел, — угрюмо пробормотал он.
Мэри тихо заплакала. Сэксон опять привлек ее к себе.
— Не трогай меня, — прошептала она. — Лучше пусть я буду несчастной.
— Ты еще любишь меня хоть немного? — настаивал Джон.
— Ты знаешь, что я всегда буду любить тебя, — ответила Мэри. — Но я хочу гордиться тобой. Я не смогу выйти замуж за человека, которым не горжусь.
— Значит, ты никогда не выйдешь за меня, потому что я убил Боба Уизерелла?
— Не выйду, пока что-нибудь не сделает твои руки чистыми.
— Что же это может быть?
— Не знаю. Иногда такое случается.
— Ну, я лучше пойду, — вздохнул Сэксон.
Мэри продолжала плакать. «Женщины плачут так же легко, как дышат», — подумал Джон.
Она не пыталась его удержать.
— Прощай, — сказал Сэксон.
Он медленно двинулся к садовой калитке, все еще ожидая услышать за спиной звук шагов и просьбу девушки вернуться, но ничего не произошло, поэтому, опустив голову, Джон зашагал по улице.
Глава 11
Пройдя квартал от дома Уилсонов, Сэксон почувствовал некоторое облегчение, хотя все еще ощущал душевную боль. Он остановился и огляделся вокруг. Мешок на спине, казалось, ничего не весил. Джон намеревался проститься с Мэри и отправиться на поиски большего состояния, чем то, которое у него украли. И не сомневался, что это не займет много времени. Новая сила рук обещала быстрый успех, не говоря уже о новой силе воли. Если ему удастся найти работу, то какой бы сложной она ни оказалась, он сумеет ее выполнить.
Однако после расставания с девушкой уверенность исчезла. Ведь именно тяжелый кольт, на который Сэксон рассчитывал, послужил барьером между ним и Мэри.
Внезапно он решил вернуть оружие тому, кто его ему дал. В доме Дэниела Финли, расположенном дальше по улице, горел свет, на который он пошел как на маяк. Джон почувствовал, что найдет понимание в жилище адвоката. И устремился туда, словно в убежище.
Перед домом не было никакого сада — только место для привязи лошадей, где немало отчаявшихся людей оставляли своих мустангов, прежде чем обратиться за советом к адвокату. Сам дом был обычной побеленной лачугой с двумя комнатами, душными летом и холодными зимой.
Сэксон постучал в дверь и сразу же услышал резкий суховатый голос Финли, приглашающий его войти. Он открыл дверь и шагнул в нечто среднее между кабинетом, гостиной и библиотекой. Позади находилась кухня-спальня-столовая. Стены передней комнаты были сплошь уставлены полками с книгами по юриспруденции, большей частью старыми и в клеенчатых переплетах. На письменном столе в углу стояла лампа с круглой горелкой — ее свет падал на лицо сидевшего за столом Дэниела, отчего его глаза ярко блестели.
Рассмотрев посетителя, адвокат поднялся со стула, шагнул вперед и протянул правую руку, словно забыв об отсутствии кисти. Спохватившись, поспешно протянул левую, стиснув ею правую руку Джона. Несмотря на духоту в комнате, рука Финли была сухой и холодной.
Адвокат смотрел на гостя почти с любовью — более всего его радовали изменения, происшедшие с ним за эти три месяца. Казалось, будто Джон Сэксон пережил три года, причем отнюдь не легких. Мягкость исчезла — бесполезные компоненты руды расплавились, оставив крепкое железо, которое в один прекрасный день могло превратиться в сталь.
Справедливо приписав себе большую часть этих изменений, Дэниел с первого взгляда понял, что заполучил великолепное орудие, которое нужно только удержать в руках.
— Я принес вам кольт, который вы одолжили мне, мистер Финли, — сказал Сэксон. — Вот он. — И положил револьвер на край стола.
Финли взял его и откашлялся:
— Я дал это оружие мягкосердечному парню, неспособному осознать, как много в этом мире зла, жестокости и опасности. Но назад мне его принес мужчина смелый и решительный, перед которым люди будут расступаться и за которым последуют, если он этого захочет. Я дал револьвер ребенку, не умеющему им пользоваться, а возвращает мне его стрелок, мастерски им владеющий. Нет, Сэксон, этот кольт больше мне не принадлежит. Теперь он твой.