И дело не в заявлениях Михаила Шишкина, в большой степени абсолютно справедливых. Про коррупцию и воровство, про чиновничий беспредел я высказываюсь уже давно гораздо более зло, чем Михаил Шишкин. Высказываюсь, потому что, как могу, борюсь с этим. И буду бороться. Это же не Михаила Шишкина, а меня на Петровку таскают за мои высказывания против разрушительной гельмановской выставки, пробуют возбудить еще одно уголовное дело. Опять же поразительно, Марат Гельман уже Надежду Толоконникову своим главным консультантом назначил, а на Петровку 38 не Гельмана с его антииконами, а Владимира Бондаренко вызывают. Так кого же всерьез поддерживает наше правительство и наш президент? Кого прикрывают наши чиновники, и кто им неугоден? Кого они собираются послать представлять Россию на новую международную книжную ярмарку? Людмилу Улицкую и Владимира Сорокина? Кому будут присуждать новую "Большую книгу"? Очередному русофобствующему фавориту, имеющему пару гражданств?
Только не говорите мне, литературному критику, про литературу. По гамбургскому счету из старшего поколения не Даниил Гранин, когда-то способный беллетрист, и не более, а Юрий Бондарев останется в русской литературе. И мировую заслуженную известность приобрели не русофобствующие литераторы, а вполне патриотические Александр Солженицын и Эдуард Лимонов. Да и в молодой литературе расклад явно не либеральный.
Вот когда увижу я того же Лимонова или Личутина на мюнхенской или нью-йоркской ярмарке, представляющего Россию и русскую литературу, когда присудят или ему или Владимиру Личутину "Большую книгу", тогда я поверю, что культурная политика в России реально стала меняться. Так что, молодец, швейцарский вэлфэрщик Михаил Шишкин, вовремя обострил вопрос с культурной и литературной политикой России.
Хорошо бы, кто-нибудь из подкармливаемой правительством тусовки его активно поддержал.
Я помню, во время второй чеченской войны наш патриотический Союз писателей России, куда входит до 90 процентов всех писателей, от Валентина Распутина до Александра Проханова, провёл свой литературный Пленум прямо в Чечне, поддерживая российскую государственность, но вскоре после этого наш президент Владимир Путин отправился не к нам в Союз писателей в гости, а в ПЕН-клуб, где его за чеченскую войну облили грязью с ног до головы. И ничего, всё так и осталось по-прежнему.
Мы видим на фотографиях обнимающегося Владимира Путина и с Виктором Ерофеевым, и с Татьяной Устиновой, видим в его штабе редактора "Московского комсомольца" Павла Гусева, очевидно, там они и договорились печатать заумный антирусский бред Невзорова. Но ни разу президент еще не повернулся в нашу сторону.
Вот Михаила Шишкина сейчас уговаривать будут. Только поздно уже.
Да и кому он нужен в России по большому счету? Ни либеральной оппозиции, ни патриотам, ни малочисленным читателям. Вот и подсуетился вовремя.
Не только «ампир»
Михаил Кильдяшов
О метафизике имперского искусства
14 марта 2013 172 0
Недавний выход в свет первого номера журнала "Изборский клуб" свидетельствует о том, что пассионарная группа, взявшая на себя миссию по разработке стратегии Пятой империи, выкристаллизовалась и сумела четко сегментировать проект предстоящего имперского созидания. Уже из рубрикации журнала видны основные интеллектуальные секторы Изборского клуба: политический, экономический, военно-стратегический и предельно активизированный философско-антропо-социологический сектор. Но помимо этого в журнале уделяется внимание изобразительному искусству и поэзии, что наталкивает на мысль о формировании отдельного сектора, задачей которого стала бы разработка системного представления о метафизике имперского искусства.
Безусловно, каждый из видов искусства в этой связи требует особого обстоятельного разговора, в ходе которого необходимо будет разрешить целый ряд проблемных вопросов, но сейчас необходимо сделать несколько предварительных замечаний, в перспективе способных стать опорными точками для дискуссий внутри искусствоведческого или шире, культурологического, сектора Изборского клуба.
Прежде всего важно определиться с тем, что вкладывается в понятие "имперское искусство". Упреждая замечания оппонентов, следует отметить, что имперское искусство не подразумевает как альтернативу существование, скажем, "республиканского" или "федеративного" искусства, потому как Империя - это не просто одна из разновидностей геополитического и административного устройства, а феномен, имеющий пространственно-временную организацию, подчи- няющуюся не только физическим, но и метафизическим законам. Здесь циклическое время тесно переплетено с линеарным, которое вырастает из мифологического безвременья, перетекает в историческую хроникальность и через реальность переходит в Божественную бесконечность. Многомерное пространство Империи живет не по оптическим и геометрическим законам, потому что шестикрылого Серафима можно воспринять только духовным зрением. Хронотопика Империи разворачивается в монастырях и университетах, на заводах и в библиотеках, в русском поле и в русском лесе, на Беловодье и Китеж-граде, где время то течет рекой, то летит стрелой, скрепляя эпохи и связуя поколения.
Такая пространственно-временная организация Империи проецируется и на ее искусство. Эта система координат безгранична, и потому здесь возможно подлинное искусство, свободное не от традиции, а в традиции. Традиция как культурный феномен позволяет совершать творческие телепортации в прошлое, футурологические рывки в будущее и "глубокое бурение" в настоящем. Традиция дает язык, образы и архетипы, сюжеты и символы - все то, что можно объединить в понятие "культурный код".
Культурный код, сокрытый в ядре Империи, отвечает за ее самосохранение. Удар по имперскому ядру, дешифровка и искажение культурного кода равносильны выстрелу в сердце: Империя начинает расшатываться, территория расползается, ось времени ломается, ценности десакрализуются, когда-то единый народ возводит Вавилонскую башню, вместо пастушьего рожка грохочут Иерихонские трубы.
Потому имперское искусство не имманентно, не нацелено само на себя, не уподобляется в эстетических экспериментах и философских мудрованиях змее, глотающей собственный хвост, не ведет к тому, после чего возникает поэзия для поэтов и живопись для художников. Имперское искусство имеет в своей основе глобальную задачу аккумуля- ции и генерации сил Империи. Оно противостоит анархии и Хаосу в пользу синархии и Космоса. А вот как именно это будет происходить: в рамках какого вида искусства, творческого метода, жанра - в том абсолютная свобода выбора. Для империи одинаково ценен и соцреализм Шолохова, и примитивизм Честнякова.
Если говорить о содержательной наполненности имперского искусства, то это далеко не только ампир, гимн ратному подвигу державы, но и все, что способствует гармонии, ансамблю культур. Не только триумфальные арки и сталинские высотки, но и русское деревянное зодчество без единого гвоздя, не только гимны и марши, но романсы и церковные песнопения, не только парадные портреты, но натурфилософские пейзажи и иконы.
Имперское искусство формирует культурный код в безавторском, фольклорном начале. Изразцы и лубки, рушники и национальные костюмы, песни, частушки, сказки и былины - неиссякаемые источники, неисчерпаемые кладези имперского духа.
Имперское искусство сохраняет культурный код. Неслучайно одним из пушкинистов сказано, что человек, не любящий "Евгения Онегина", не сможет жить в России. Неслучайно П.А.Флоренский писал, что "если есть "Троица" Рублева - значит, есть Бог".
Имперское искусство сигнализирует об угрозе утраты культурного кода. "Бесы" Достоевского, "Двенадцать" Блока, "Октябрьская идиллия" Добужинского, "Реквием. Русь уходящая" Корина - пророчества о катастрофах русской истории и об имперских землетрясениях, которые, кажется, не в состоянии вместить ни одно творческое сознание кроме русского.
Имперское искусство возрождает культурный код. Так, в эпоху смены Империй, преодолевая все исторические пропасти и разломы, как носители светоносной энергии прежних Империй в новой Империи появляются Георгий Свиридов и Илья Глазунов, Савва Ямщиков и Александр Башлачев. Они восстанавливают световод имперской энергии или, как родниковую воду в пригоршнях, пытаются донести ее до воспаленных губ современников.
Имперское искусство узнаваемо по его широкой поступи. Оно традиционно, но всегда рвется вперед. Там, где "поле битвы - сердца людей", оно оказывается у самой линии фронта. Имперский художник не авангардист, отрицающий и не знающий все предшествующее, а модернист, неспособный повториться, только потому, что знает все, что было до него.