Гиганде работали с Корнеем, неделю назад…
– А-а… – не люблю я такие разговоры. – Там события пошли уже сами по себе, отсюда направлять мы их не могли, а просто смотреть мне как-то не хотелось, это ведь не лаборатория, не игра, понимаешь… – я рылся в шкафу в писках сумки, уже видя, что там ее нет.
– Я там тоже был, меня Каммерер направил посмотреть… И ведь алайцы выиграли.
– Да, я знаю. Повезло, – сказал я. Интересно, зачем это Каммерер его туда посылал, и зачем он мне об этом говорит.
– Знаешь, Корней потом сказал, что это только благодаря тебе.
– В каком смысле?
– Да брось ты свою манеру притворятся!
– Нет, совершенно серьезно – по поводу чего он это сказал? – мне в действительности было непонятно, ничего такого судьбоносного я, кажется, там не совершил. Посидел, пару каких-то советов высказал, вообще управлять операцией на той стадии извне было просто невозможно.
– Ты там предложил какую-то телеграмму задержать…
– Так…
– А потом они на машинах просчитали, когда всё уже закончилось, и оказалось, что вот та телеграмма…
– Радиограмма, – поправил я.
– Да? Какая разница… Так вот оказалось… То, что она не дошла там до командующего… В общем из-за этого алайцы как-то выиграли во времени и смогли… Я сейчас не помню точно… Они смогли поднять самолеты для удара, а конфедератцы… Правильно?
– Конфедераты.
– А, да… Так вот они ударили по алайским кораблям, когда самолетов на их палубах не было – одни уже улетели, а другие успели спустить вниз, для перевооружения что-ли…
– Все равно три авианосца из четырех повреждены и вышли из боя.
– Но у конфедератов-то затонуло два авианосца и третий был серьезно поврежден. Так вот, как раз когда потом всё на машинах просчитывали, вывели, что если бы теле… радиограмма была получена, то… Ну, там всякие причины-следствия… То на момент удара конфедератов самолеты должны были ещё стоять на палубах. Заправленные там, с бомбами… Поэтому разрушения должны были бы оказаться значительно сильнее.
– Ну, в такой-то ситуации, конечно…
Я был даже немного потрясен. То, что я предложил не сообщать алайскому командующему о необходимости второго удара по острову, было продиктовано только знанием о приближении авианосцев Конфедерации и необходимостью иметь самолеты для удара по ним. То, что такая небольшая деталь повлечет кардинальные изменения в сражении, я даже не предполагал. Я и сейчас-то в это с трудом верил, а уж тогда почти не придал значения: остались самолеты на палубах – хорошо, появятся вражеские авианосцы – будет чем ответить, но ведь эту возможность алайцам нужно было ещё правильно использовать, что в свою очередь зависело тоже от многих случайностей…
– И что именно сказал Корней? – переспросил я.
– Ну, что алайцы, вроде как, победой обязаны тебе лично…
– Надо же…
– Да, а ещё потом, когда всё это обсуждали с нашим резидентом на алайском корабле, то он сказал, что попаданий в их корабли было ровно столько, сколько выпало, когда они проигрывали операцию на картах. Они там кидали игральные кости…
– Я знаю… Не может этого быть!
– Я сам удивился! Поговори с Корнеем… Ну, или с кем-нибудь ещё там, это все слышали.
– Ничего себе… – только и оставалось мне сказать.
Я сел на стул, откинулся на спинку, заложил руки за голову и произнес:
Падает с листком…
Нет, смотри! На полдороге
Светлячок вспорхнул.
– Что это? – спросил Гриша.
– Басё, – сказал я.
– А-а… Михаил Альбертович у нас тоже всем таким одно время увлекался, после того случая…
– Я знаю, – сказал я, а сам подумал, что Сикорски вот всю жизнь, например, «всем таким» увлекался. И кто об этом помнит?
Через несколько минут я стоял на ступеньках перед входом в музей и щурился на солнце. Была неплохая зимняя погода – градусов пятнадцать, ясное небо, светового дня оставалось ещё часа два, и я наконец начинал осознавать, что работа моя над этим непонятным докладом закончилась и можно подумать, чем теперь заняться ради собственного удовольствия. С утра шёл снег, и на площади перед музеем успели протоптаться узкие тропинки, как будто сшивающие её противоположные стороны. Несколько киберов-уборщиков, окутанные клубами снега, дефилировали по периметру, жужжа своими плоскими круглыми щетками, потому что на них отчего-то не нацепили лопасти для очистки от снега большого пространства. Я достал телефон, чтобы набрать номер, но рукам стало холодно, и я засунул телефон в нагрудный карман. С площади к дверям музея поднимался какой-то человек, забавно поворачиваясь из стороны в сторону в большой мохнатой дохе, лицо его наполовину было закутано красным шарфом. Поравнявшись со мною, он вдруг остановился и, резко повернувшись, направился ко мне, при этом он поскользнулся на мраморной ступени, взмахнув толстыми рукавами дохи, и чуть не упал.
– Тим Вандерер, если я не ошибаюсь? – спросил мужчина.
– Да, здравствуйте, – сказал я.
– Добрый день, – ответил он. – Я из группы «людены»… От Павла Михайловича.
«О нет!» – мысленно застонал я и сказал:
– Как интересно…
– Что вы можете сказать по поводу нашего выступления? – как-то очень быстро проговорил мой собеседник.
– Какого именно? – спросил я, так как уже давно особо не следил за их выступлениями.
– По поводу того, что Сикорски убил Абалкина из-за того, что тот открыл что-то на Саракше.
«Боже мой!» – мне пришлось сдержаться, чтобы не застонать в голос.
– А Абалкин вёл какие-то свои исследования на Саракше? – спросил я, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– Мы полагаем, он открыл нечто случайно, при осуществлении своей основной работы.
– В ходе последней операции? – мне хотелось поскорее от него отделаться, но грубить пока ещё я не собирался.
– Что? А, ну, видимо – да, раз после этого он бросился на Землю…
Тут телефон у меня в кармане завибрировал, напоминая, что готов послать вызов, и я, наклонив голову вниз, сказал тихо: «Изольда».
– Ну, раз вы знаете про операцию! – вырвалось у «людена». Он вплотную придвинулся ко мне, и наши головы почти соприкоснулись. Я перехватил взгляд его вдруг широко раскрывшихся глаз, и это взгляд мне не понравился. На Земле почти не встретишь такого взгляда, а вот на Гиганде я насмотрелся…
– Мы предлагаем вам обсудить всё это и возможные последствия, – быстро добавил он полушепотом.
– Да ничего я и не знаю, – сказал я, отшатнувшись. Я не понимал, что происходит.
– Да-да, конечно, не сейчас, в другой обстановке, – «люден» оглянулся по сторонам. – Когда у вас будет время, мы всё понимаем… Но, хотелось бы, конечно, в ближайшие дни… Мы ни на чем не настаиваем, но вы же должны понимать, что…
– Послушайте, – сказал я и