Читать интересную книгу Вилла Грусть - Патрик Модиано

Он подмигнул Пулли, а тот в ответ приставил руку ко лбу, как бы отдавая честь.

— Скажите, доктор, аспирин помогает при нарушении кровообращения? — спросил глава игроков в гольф. — Я что-то читал об этом в «Науке и жизни».

Мейнт не расслышал вопроса. Ивонна положила мне голову на плечо. Музыка смолкла. Пулли принес поднос с бокалами и две бутылки шампанского. Хендрикс встал и поднял руку. Танцующие и все прочие обернулись в нашу сторону.

— Дамы и господа, — провозгласил Хендрикс, — мы пьем за здоровье счастливой обладательницы кубка «Дендиот» мадемуазель Ивонны Жаке.

Он знаком попросил Ивонну встать. Мы все чокались стоя. На нас устремилось столько глаз, что от смущения я закашлялся.

— А теперь, дамы и господа, — торжественно продолжил Хендрикс, — я прошу вас поприветствовать юную и очаровательную Ивонну Жаке.

Вокруг нас раздались крики: «Браво!» Она, застеснявшись, прижалась ко мне. Я уронил монокль. Пока аплодисменты не стихли, я стоял совсем неподвижно, уставившись на густые волосы Фоссорье, причудливо переплетавшиеся бесчисленными серебристо-голубыми кольцами, словно чеканка на искусно выделанном шлеме.

Оркестр снова заиграл. Нечто среднее между неторопливым «ча-ча-ча» и мотивом песни «Весна в Португалии».

Мейнт поднялся:

— Если вы не возражаете, Хендрикс (он впервые обращался к нему на «вы»), я вас покину, вас и все это изысканное общество, — он обернулся к нам с Ивонной, — я подвезу вас?

Я покорно кивнул. Ивонна тоже поднялась. Пожала руку Фоссорье и главе игроков в гольф, но не осмелилась попрощаться с Ролан-Мишелями и загорелыми блондинками.

— Так когда они поженятся? — спросил Хендрикс, указывая на нас пальцем.

— Как только уедем из этой сраной, поганой французской деревеньки! — вдруг выпалил я.

У них всех глаза на лоб полезли.

Зачем я так глупо и грубо обругал французскую деревню? Мне до сих пор это непонятно и до сих пор стыдно. Даже Мейнт, казалось, не ожидал от меня такого и огорчился.

— Идем, — сказала Ивонна и взяла меня за руку.

Хендрикс, онемев от изумления, таращился на меня.

Я нечаянно толкнул Пулли.

— Вы уже уходите, господин Хмара?

Он сжал мою руку и пытался удержать.

— Я еще приду к вам, приду, — бормотал я.

— Да-да, пожалуйста! Мы поговорим обо всем этом, — и он неопределенно взмахнул рукой.

Мы прошли через танцплощадку. Мейнт шел за нами. Из-за световых эффектов казалось, что на танцующих крупными хлопьями падает снег. Ивонна тащила меня за собой, и мы с трудом пробрались сквозь толпу.

Перед тем как спуститься вниз, я в последний раз оглянулся на оставшихся.

Я остыл и теперь раскаивался, что не смог совладать с собой.

— Ну что, идем? Идем? — торопила меня Ивонна.

— О чем вы задумались, Виктор? — спросил Мейнт, похлопав меня по плечу.

Я стоял на верхней ступеньке и снова, как завороженный, глядел на шевелюру Фоссорье. Такую блестящую. Должно быть, он обрызгивал волосы каким-то фосфоресцирующим лаком. Каким терпением и трудолюбием надо обладать, чтобы каждое утро возводить этот серебристо-голубой фигурный торт.

В машине Мейнт сказал, что мы глупейшим образом провели этот вечер. А виноват во всем Даниэль Хендрикс, который советовал Ивонне прийти — мол, будет присутствовать все жюри и куча журналистов. «Этому подонку ни в чем нельзя верить».

— И нечего оправдываться, милая моя, ты это прекрасно знала, — с раздражением добавил Мейнт. — Он хотя бы призовой чек тебе дал?

— Конечно, дал.

И они поведали мне всю закулисную сторону этого торжественного мероприятия: Хендрикс открыл соревнования на кубок «Улиган» пять лет назад. И устраивал их зимой, то в Альп-д'Юезе, то в Межеве. Занялся он этим из снобизма, пригласив в жюри несколько знаменитостей, и из тщеславия (газеты, рассказывая о соревнованиях, упоминали и о нем, Хендриксе, и о его спортивных подвигах), а также потому, что был лаком до красивых девочек. Какая дурочка устоит, пообещай ей кубок? Призовой чек был на восемьсот тысяч франков. В жюри Хендрикс распоряжался как у себя дома. Фоссорье же очень хотелось, чтобы конкурс на изысканный вкус, проходящий ежегодно с неизменным успехом, привлекал побольше внимания к «Турсервису». Потому эти достойные люди втайне подсиживали друг друга.

— Так-то вот, дорогой мой Виктор, — заключил Мейнт, — видите, какие это провинциальные ничтожества.

Он обернулся и одарил меня печальной улыбкой. Мы проезжали мимо казино. Ивонна попросила Мейнта остановиться и высадить нас здесь, а до гостиницы мы дойдем пешком.

— Пусть кто-нибудь из вас позвонит мне завтра. — Кажется, Мейнт огорчился, что остается в одиночестве. Высунувшись наружу, он добавил: Забудьте об этом гнусном вечере.

Потом резко завел мотор и уехал, будто хотел поскорей скрыться с глаз долой. Когда он свернул на улицу Руаяль, я задумался: где-то он проведет ночь?

Некоторое время мы любовались фонтаном с меняющейся подсветкой. Мы подошли к нему совсем близко, и водяная пыль обрызгала наши лица. Я хотел столкнуть Ивонну в фонтан. Она отбивалась и визжала. Затем тоже попыталась внезапно столкнуть меня. Наш смех отдавался эхом на пустынной площади. Неподалеку в «Таверне» официанты расставляли последние столики. Было около часа ночи. Меня пьянили теплый воздух и мысль о том, что еще только начало лета и впереди у нас много-много времени, чтобы гулять по вечерам или сидеть в своем номере, слушая, как мерно скачет глупый теннисный мяч.

На втором этаже казино за оконным стеклом горел свет. В зале для игры в баккара мелькали силуэты людей. Мы обошли вокруг здания, на фасаде которого было выведено округлыми буквами: «Казино», и постояли у входа в бар «Бруммель», откуда доносилась музыка. В то лето повсюду играла музыка и все пели песни, причем одни и те же.

Мы шли по левой стороне проспекта д'Альбиньи мимо городского парка. Мимо нас изредка то туда, то сюда проезжали машины. Я спросил Ивонну, зачем она позволяла Хендриксу хватать себя за попу. «Подумаешь!» ответила она. Надо же было как-то отблагодарить Хендрикса, за то что он дал ей кубок и чек на восемьсот тысяч франков. Я сказал, что, по-моему, свою попу следует ценить дороже восьмисот тысяч франков, тоже мне, большая важность — кубок «Дендиот» за изысканный вкус! Тьфу! Никто и не слыхал о таком кубке, кроме горстки каких-то провинциалов, затерявшихся на берегах забытого Богом озера. Смешно сказать! Жалкая награда! Разве я неправ? К тому же какой изысканный вкус может быть в этой «савойской дыре»? А? Она ядовито прошипела, что Хендрикс «очень сексуален» и с ним было приятно танцевать. Я ответил, стараясь говорить отчетливо, но все равно от волнения глотая слова, что Хендрикс — набитый дурак, плюгавый, как все французы. «Ты и сам француз», — сказала она. — «Нет! Нет! Я не имею с вами ничего общего. У французов нет настоящей знати, настоящего…» Она расхохоталась. Я нисколько ее не смутил. Тогда я ей заявил нарочито ледяным тоном, что впредь ей лучше не особенно хвастаться кубком «Дендиот» за изысканный вкус, иначе ее засмеют, а ей это вряд ли понравится. Сотни девушек получили такие смехотворные призы и канули в Лету. Сколько их снималось в бездарных фильмах вроде «Liebesbriefe auf dem Berg». И на этом заканчивало карьеру киноактрисы. Много званых. Мало избранных. «Ты считаешь этот фильм бездарным?» — спросила она. «Конечно». На этот раз, кажется, мое замечание ее задело. Она умолкла. Мы сели на скамейку в шале и стали ждать фуникулера. Она тщательно порвала пустую пачку от сигарет. На пол полетели мелкие, как конфетти, клочки бумаги. Меня так растрогала ее старательность, что я стал целовать ей руки.

Фуникулер застрял, не дойдя до остановки «Сен-Шарль-Карабасель». Наверно, сломался, и в такой час чинить его некому. Она была страстной, как никогда. Мне показалось, что все-таки я ей небезразличен. Изредка мы выглядывали в окно и видели небо, а далеко внизу — крыши и озеро. Светало.

На следующий день на третьей странице «Эко-Либерте» появилась большая статья под названием: «Кубок «Дендиот» за изысканный вкус присужден в пятый раз».

«Вчера около полудня в «Спортинге» многочисленная публика с интересом следила за соревнованиями на кубок «Дендиот». В прошлом году они проходили зимой в Межеве, а теперь устроители перенесли их на летний курорт. Еще ни разу соревнования не проходили в такой радостный солнечный день. Большинство зрителей пришло в купальниках. Среди них был господин Жан Марша из «Комеди-Франсез», приехавший поставить на сцене театра казино спектакль «Послушайте же, господа…».

Жюри, по обыкновению, состояло из различных знаменитостей. Опытнейший знаток изысканного вкуса господин Андре де Фукьер любезно согласился его возглавить; не будет преувеличением сказать, что последние пятьдесят лет господин де Фукьер — и в Париже, и в Довиле, и в Каннах, и в Туке — душа изысканнейшего общества и мерило вкуса.