я наврала. Про ее звонки. Ее тест. Ты сам мне только что во всем признался.
Он сначала бледнеет, становясь как первый снег, а потом наливается лютым румянцем:
— Ты чокнутая!
— Да, — отталкиваю его от себя, — а теперь собрал вещи и свалил в туман. На развод я завтра подам.
— Никакого развода, — он снова хватает меня за руку, — слышишь меня? Не подпишу ни одной бумажки!
— А куда ж ты, радость моя, денешься? Подпишешь, как миленький. А сейчас будь добр, освободи территорию. Мне проветрить надо, а то шмарами какими-то пованивает.
— Я никуда не уйду, — набычивается он.
— Без проблем, — я иду в прихожую. Обуваюсь, накидываю куртку, беру сумочку.
— Куда собралась, — В его голосе самая натуральная паника.
— К подругам. Но тебя это больше не касается, милый.
— Я все еще твой муж.
— Это ненадолго, — подмигиваю ему и собираюсь уйти, но он хватает меня за локоть.
— Никуда ты не пойдешь!
— Да ла-а-адно, — тяну насмешливо и хрясь ему коленом по блядским бубенцам. И так хорошо на душе стало, так радостно.
Похоже я вошла во вкус. Сначала бедного Олега избила, теперь вот мужа оприходовала.
Не дожидаясь пока он там разогнется и придет в себя, я выскакиваю на лестничную площадку и, перескакивая через три ступеньки, по лестнице бегу вниз. Несмотря на то что меня трясет, губы растягиваются в улыбке.
А чего грустить-то? Праздновать надо!
Глава 6
— Инна! — ору в трубку, — SOS!
— Что случилось? — она смачно хрустит яблоком в трубку, — кто обидел мою девочку?
— Жизнь! Меня обидела жизнь, подсунув вместо нормального мужа обнаглевшего в край придурка! — на ходу натягивая перчатки, бодро шагаю к остановке, — я его развела, представляешь? Наврала, что прошмадовка звонила и сдала его с потрохами.
— Неужели повелся?
— Да! Чуть не обделался от испуга, но во всем признался!
— Вот дятел тупой, — снова кусает яблоко, — поди на коленях ползал и молил, чтобы простила, поняла, приняла?
— Типа того. Все вокруг виноваты, один он желтый, пушистый и вообще сокровище. Я сказала ему, что развожусь, так начал орать, что ничего не подпишет. Сказала проваливать из дома, так уперся.
— А ты что?
— А я что…Я собралась и свалила. И в данный момент еду к тебе.
— Понял. Принял. Жду. Людку беру на себя.
Вот за что я люблю подруг, так это за то, что все понимают, принимают и ждут с распростёртыми объятиями.
Транспорт приезжает быстро, и спустя пятнадцать минут я уже чапаю к ее дому. Под ногами расползается снежная каша, за грудиной ломит, в кармане разрывается телефон — любимый муж наяривает изо всей дурацкой мочи, а я даже смотреть на его фотку на экране не могу. Тошнит.
Нет, ну надо же какой. Сволочь! Блядун брехливый! И еще наглости хватило на какие-то претензии. Надо было не только коленкой по яйцам, а вообще все мудя в прихлоп засунуть и со всей мочи дверью хернуть, чтобы оторвало и размазало.
Кровожадная стерва внутри меня с надеждой спрашивает «а может, вернемся и добьем?», но я реально оцениваю свои силы. Сейчас адреналин на полную катушку долбит, а потом откат накроет. И я не хочу во время отходняка оказаться рядом с этой свиньей, потому что скачусь в некрасивую истерику. Ну вот это вот все — слезы, сопли, перекошенный рот и размазанная по щекам тушь. На фиг. Ушла красиво и ладно. Что делать дальше — потом решу. Сейчас с подругами перетру, пореву для приличия, напьюсь, наверное, а завтра, на свежую голову начну действовать.
Перво-наперво, конечно, в ЗАГС пойду. Подам заявление. Пусть разводят. Даже если этот хрен начнет упираться, роли это не сыграет ровным счетом никакой. Детей у нас нет, совместно нажитого имущества тоже, так что делить нам нечего и переживать не о ком.
Остается вопрос с тем, как его из квартиры выпереть. Он ведь додумается, баррикады возведет и будет отстреливаться. Ладно, разберусь. На крайний случай ментов вызову. А пока у Инны перекантуюсь. Шмотки у нее мои есть — остались со времен шальной молодости, койку выделит.
Блин, дневник забыла… Ну и хрен с ним. Все равно это не мое — сидеть, писать чего-то там. Скукотень. Да и карандаш сломался, который я специально для этого дела писала. Буду считать это знаком свыше.
По дороге заскакиваю в маленький магазинчик в Иннином доме на первом этаже. Беру торт Наполеон, потому что подруга его очень уважает. Бутылку шампанского. Выхожу. Захожу обратно, беру еще одну. Потом вспоминаю, что Людка тоже придет и беру третью.
Вот теперь хорошо.
Возле Инкиного подъезда меня встречает баба Нюра. Ей уже за семьдесят, и она нас всех с младых соплей знает, поэтому радостно останавливается:
— Здравствуй, Оленька!
Ну все. Мне хана. Теперь от нее не отвяжешься. Бабка безобидная, добрая, хорошая, но как начнет болтать так все, туши свет. Не отвяжешься от нее.
Я с тоской смотрю на проходящую к подъезду женщину. Ей повезло, что баба Нюра добралась до меня первой.
— Здравствуйте, — обреченно вздыхаю и улыбаюсь. Ладно, что уж, побалую старушку. С меня не убудет, а ей приятно. Главное, не обращать внимания на то, что сумка с тремя бутылками неприятно оттягивает плечо, — как ваша жизнь? Как здоровье?
И понеслось… То хвост ломит, то лапы отваливаются, да еще и лохматость повышенная. Я стою, киваю, утопая в тоннах ненужной мне информации. Даже говорить ничего не надо, главное вовремя вставлять «угу», «ага», и «какая вы молодец».
— Ой, девочка, заболтала я тебя совсем, — спохватывается она спустя десяток минут.
— Не-не, все в порядке, — произношу, а сама нос кривлю чтобы не зевнуть.
— Идем, — берет меня под руку и тянет к подъезду, — замерзла поди, а я тут со своей болтовней.
— Баба Нюр, все в отлично, не переживайте, — успокаиваю ее, и придерживая дверь пропускаю внутрь, — постояли, воздухом подышали. Хорошо…
— Хорошо, Оленька. Хорошо. Но пора.
— Сериал какой-нибудь начнется?
— Да нет, — со смехом отмахивается, — гостя жду. К восьми придет.
— Мужчина, надеюсь? — заговорщически шевелю бровями.
У нее с чувством юмора все в порядке, и, судя по всему, в молодости еще той проказницей была.
— Конечно, — кокетливо поправляет зеленый мохеровый берет, — я еще дама ого-го-го. В полном рассвете сил. И спеть могу, и сплясать могу, а полюблю кого, так навсегда…
— Баб Нюр, ну вы и артистка, — угорю я, пока ползем по лестнице наверх.
Инна на третьем живет, а старушка-хохотушка прямо над ней на четвертом.
— Так кого вы ждете? — спрашиваю, жамкая пупыр звонка.
— Я ж