за ней, но из этого ничего не вышло. Наверное, она просто оставила все попытки полюбить кого-то в нашей деревеньке.
– Странно, а мне посчастливилось найти любовь здесь, где я родилась и выросла. Готова поспорить, такое случается чаще, чем принято думать.
Доктор Грей, стряхивая воду с зонта, рассеянно кивнул.
Они стояли перед открытой дверью конюшни и заглянули внутрь. В деннике посередине, при неровном свете единственного фонаря, Том Эджуэйт и Адам Бервик хлопотали над оягнившейся маткой. Оба резко вскочили, не ожидая увидеть внезапно вошедших доктора и Аделину.
Адам стянул кепи, несмотря на то что был всего двумя годами моложе доктора, и мельком взглянул на Аделину, лишь чтобы поздороваться. Он всю жизнь был знаком с семьей Льюисов, но никогда не общался с их младшей дочерью. Адам знал, что она умна, энергична и обходительна со всеми, но подобная открытость противоречила его скромности. Даже здесь, в тихой конюшне, он всего лишь приветствовал ее кивком.
Том же, напротив, был куда общительней и нахальнее и заметил, что, даже будучи в положении, миссис Гровер куда как хороша.
Доктор холодно посмотрел на него:
– Том, заключения о чьем-либо состоянии здесь выношу я.
Аделина уселась на сене рядом с овцой, которую сосал ягненок. Глаза ее вдруг застили слезы. Всего минуту назад они с доктором смеялись под дождем, а здесь появилась новая жизнь, и отца рядом не было, как не было больше и ее мужа, и скоро у нее самой должен был родиться ребенок, и вся гнетущая тяжесть жизни вдруг рухнула на нее, подмяв под себя. Она попыталась погладить ягненка, чтобы отвлечься, но вмешался Адам:
– Простите, мисс, но их еще нельзя трогать, иначе матка их не примет. У них все не как у людей.
Аделина с трудом попыталась подняться.
– Не думаю, что они так уж от нас отличаются, – предположила она, улыбнувшись, когда доктор опередил остальных, помогая ей встать. – Спасибо, что позволили нам взглянуть на них. Мистер Бервик, у вашей мамы все хорошо?
Адам кивнул.
– А как дела у малышки Эви Стоун? Все в порядке?
Он снова кивнул.
– Она была самой способной ученицей, пока ей не пришлось уйти из школы, чтобы работать в поместье. Надеюсь, вы заботитесь о ней.
– Том всегда за ней присматривает, мэм.
Аделина удивленно смотрела на него. Быть может, за робостью этого фермера скрывалось нечто большее.
– Что ж, – она с улыбкой оглядела троих мужчин, – дождь, кажется, стих. Нам пора идти.
Том и Адам смотрели вслед доктору, провожавшему Аделину к дороге через поля.
– А он знает, с какой стороны хлеб маслом мазать, – ухмыльнулся Том.
Адам, наблюдавший, как две фигуры под одним зонтом идут по направлению к городу, поморщился.
– Доктор Грей хороший человек.
– Я ж не говорю, что он плохой, – рассмеялся Том. – Но нам, холостякам, он дает прикурить.
– Хватит тебе, Том Эджуэйт, чушь пороть, – одернул его Адам.
– Да я просто так сказал, – парировал Том, склоняясь над маткой. – Я же знаю, в чем дело, я ведь не слепой.
Адам молча покинул конюшню и отправился домой. Ему пора было ужинать, а после ему хотелось почитать. Вместо того чтобы слушать болтовню и сальные шуточки Тома, он бы с удовольствием взялся за книгу Джейн Остен.
Адам выполнил обещание, данное когда-то юной американке, но Эмма Вудхаус ему не понравилась.
Он полюбил Элизабет Беннет, даже не предполагая, что можно так любить кого-то несуществующего. Ему нравилось, что она свободно выражала свое мнение, ее человеколюбие и чувство юмора. Он хотел стать такой, как она – всегда иметь в запасе острое слово, привлекать людей, научиться отстаивать свое мнение в спорах с матерью. Для него Элизабет была той силой, что удерживала все семейство Беннет от распада благодаря своему уму и своей смелости. Она никогда не кичилась своей ролью невольной спасительницы – ей просто нравилось так поступать.
Адам не знал, как помочь самому себе, не говоря уже о ком-то другом. Когда ему казалось, что одиночество вот-вот поглотит его, на помощь приходила Джейн Остен. Оставалось лишь гадать, что бы сказали деревенские, узнай они об этом. Все же он втайне мечтал встретить кого-то, с кем можно было бы говорить о ее книгах – ведь единственная поклонница ее творчества, которую он знал, жила на другом конце света.
Разумеется, он узнал девушку в синем платье, едва увидев ее на киноэкране. С тех пор он стал верным поклонником Мими Харрисон, ходил на все ее фильмы, а на «Отечество и славу» – целых три раза. Он размышлял о ее голливудской жизни, раз за разом перечитывая книги Остен. Забавно, что у него нашлось что-то общее с кинозвездой. О книгах Остен это говорило куда больше, чем о нем самом, но так он чувствовал себя не столь ущербным и странным.
На пути домой Адам остановился передохнуть у развилки Винчестер-роуд. Поверни он налево, он оказался бы у старого фермерского домика, где родился и где теперь жила зажиточная семья Стоунов. Миновав его и пройдя добрых шестнадцать миль, он бы оказался в Винчестере.
Он никогда не бывал так далеко от дома, но знал, что в последние дни своей жизни Джейн Остен снимала там комнату, в тщетной надежде найти лекарство от загадочной болезни, сгубившей ее, когда ей был всего сорок один год. Месяц спустя Кассандра наблюдала из окна второго этажа, как гроб с телом Джейн везут в знаменитый Винчестерский собор. Слова, которые она написала об этом – «он скрылся из вида, и я потеряла ее навсегда», – всегда трогали его до слез. Его братья лежали в сотнях миль отсюда, на дне Эгейского моря, и не было для них могилы, которую он смог бы навестить.
Безвременные потери в юности не только ранят нас сильнее, но и каждый день напоминают о себе, словно подпитываясь силой воспоминаний о том, кто ушел слишком рано. Послушная этой силе Кассандра провела остаток жизни в Чотоне, оберегая наследие своей сестры, Адам же думал, что подвел своих братьев, не попытавшись добиться чего-то большего. Все же, невзирая на упадок духа, он постоянно был в поисках того, что могло бы придать смысл его жизни, хоть и не знал, с чего начать.
Передохнув, он вновь зашагал по направлению к дому – дождь кончился, и вновь выглянуло солнце. Миновав низкую деревянную калитку у старого домика эконома, он остановился у скамейки в дальнем углу двора. Он часто сидел на ней и отдыхал, готовясь к беспрестанным расспросам собственной матери, преследовавшим его уже с