– уж я‐то знаю, я ведь вела у них уроки. Постоянно отвлекаются. Вот почему я не согласилась с вами насчет Эммы – она все время стремится развлечь себя, а не расти над собой.
– И все же в последнем она преуспевает. Ведь в начале повествования ей всего двадцать один год, – возразил доктор Грей.
– Не такой уж нежный возраст. Я лишь немного старше, но пережила куда больше.
– Да, Аделина, вы правы, – задумчиво согласился он.
Повисло томительное молчание, и ей пришлось его подзадорить:
– Так в чем же заключался секрет, о котором вы говорили?
– Ах, да. Мистер Найтли в своем монологе упоминает список книг Эммы, и как бы в довесок отмечает, что ему доводилось держать в руках его копию. И тут меня осенило. Ведь это происходит задолго до того, как самый внимательный читатель догадается, что Найтли влюблен в Эмму. Быть может, Остен считала, что ее читатели намного менее умны, превосходя даже мои опасения – а раньше я никогда не обращал на это внимания.
– Уверена, так и было! – Аделина смеялась, радуясь тому, что можно отвлечься на разговоры о несуществующих людях с вполне реальными недостатками. – Я сама не придавала этой строчке значения. Бог мой, да ведь… это же как с Гарриет и ее коллекцией «сокровищ» от мистера Элтона – пластырь, что он ей дал, украденный ею огрызок карандаша, все то, что в конце концов сгорает в огне! Мистер Найтли вел себя точно так же, как Гарриет, подсознательно придавая значение столь обыденным для остальных вещам, – но Джейн Остен приложила столько усилий, чтобы поставить Найтли над всеми остальными героями, принизив Гарриет – во всяком случае, в том, что касается умственных способностей.
Доктор поставил чашку на опустевшую тарелку.
– Вот видите? Я даже до этого не додумался. Каково это – наделить мистера Найтли общими чертами с Гарриет!
– Верно говорят – все влюбленные глупы.
– Моей Дженни бы это понравилось.
– А моему Сэмюэлю не хватило бы терпения, – грустно улыбнулась Аделина. – Он никогда не любил читать, в отличие от меня, и манера письма Джейн Остен его не трогала. Ему нравились простые характеры и сюжеты, прямые, как рельсы. Вам повезло, что ваша жена разделяла ваши увлечения.
– У нас с ней было много общего.
– С Сэмюэлем у нас было общее детство. Судьба не многое нам дала.
– В том, чтобы взрослеть с кем-то рядом, определенно что-то есть.
– Забавно, но именно из-за этого постоянно ссорятся Найтли и Эмма.
Сидя вдвоем на скамье и делясь откровениями, доктор Грей и Аделина чувствовали, что книги странным образом связывают их.
Солдатам, возвращавшимся с полей Первой мировой с искалеченной психикой, помогали романы Остен; Киплинг, пытаясь справиться с потерей сына, каждый вечер в кругу семьи читал ее вслух; даже Уинстону Черчиллю ее книги позволяли отвлечься от тягот Второй мировой войны. Аделина и доктор Грей тоже любили ее и часами могли беседовать о героях ее романов, и тоже находили утешение на страницах ее книг.
Перечитывать их означало получать удовольствие, глубоко в душе сознавая, что, несмотря на необъяснимое волнение, охватывавшее их при мысли о том, обретут ли герои любовь и счастье, все закончится хорошо. Так они каждый раз были на шаг впереди персонажей, но Остен все равно каждый раз опережала их, при каждом новом прочтении.
Сама Остен героически продолжала работать, несмотря на болезнь, отчаяние и близившуюся безвременную кончину. Если у нее хватало сил бороться, то и они могли отдать ей дань уважения и сберечь ее наследие.
Глава 5
Чотон, Хэмпшир.
В это же время
Франсес Найт смотрела, как они сидят на скамье во дворике внизу и пьют чай на свежем августовском воздухе. В галерее, на втором этаже, у нее было креслице у елизаветинских окон, где каждая панель была украшена гербом наследующих поместье и датами их жизни. Чаще всего она любила смотреть в это окно в годы своей юности, и теперь, когда покидать дом ей было все труднее, вновь сидела возле него.
Аделину Гровер она часто видела в церкви, а однажды имела дружескую беседу с ее матерью, Беатрис Льюис. Доктор Грей же был всегда на виду у всей общины – он десятки раз помогал новорожденным появиться на свет и намного чаще провожал усопших в загробную жизнь, в придачу занимаясь многочисленными травмами и болезнями. В последние месяцы он навещал ее больного отца, но в этот день его визит был незапланированным.
Ей хотелось узнать, о чем они говорят, и, повернув свинцовую ручку, она открыла окно и прислушалась.
Она ожидала услышать иное.
– Я нашел еще кое-что, в сцене, где мистер Вудхаус сомневается, стоит ли оставлять мистера Найтли и Эмму и совершить запланированный променад в одиночестве, и оба немедленно начинают уговаривать его поскорее уйти. Вот, сейчас покажу…
Франсес видела, как доктор Грей вытащил маленькую книжицу из внутреннего кармана пиджака, на что Аделина ответила коротким смешком.
– Носите «Эмму» у самого сердца, доктор Грей?
Он улыбнулся, листая страницы, пока не нашел то, что искал:
«Явился мистер Найтли и немного посидел с Эммой и мистером Вудхаусом, пока тот, заранее решивший прогуляться, не собрался исполнить намеренное, чем вызвал горячее одобрение со стороны гостя и дочери, несмотря на собственную воспитанность и принесенные им мистеру Найтли извинения».
Аделина наморщила носик.
– Мне кажется, вы чересчур пристально вчитываетесь.
– Да нет, наверное, хотя… может быть. Этой сценке отводится несколько строк, мистер Вудхаус колеблется, а мистер Найтли не уступает, и так комически обнажается суть их неподатливой натуры – один суетится, хлопочет о своей репутации, второй же, прямолинейный, резкий – о своей. Если же задуматься, то это максимум того, что в данный момент Остен позволяет себе сказать о потаенном взаимном влечении Эммы и Найтли, слишком поглощенных прошлым и создавшимся положением. Благодаря этому мы ошибочно полагаем, что неприязнь Найтли к Фрэнку Черчиллю вызвана тем, что тот, будучи старше Эммы, проявляет к ней излишнее внимание – отца она водит вокруг пальца, а значит, кто-то из персонажей должен вести себя именно так, и виной тому никак не чувство ревности, одолевающее Найтли.
– Найтли тоже ни о чем не догадывается, неужели ни один мужчина не понимает, что влюблен? Почему у нее столько героев, неспособных к самоанализу? Неужели в этом вся суть человеческой глупости и судьбы – поступать неосознанно, не сознавая сути наших поступков, не понимая, почему мы любим кого-то? Не потому ли подобные романы ничем не кончаются, а если наоборот, то лишь